Уйдём в предрассветный туман. Солнечный круг. Книга первая - Александр Феликсович Каменецкий

давно так стали звать, когда я ещё был совсем маленький. Мама никак не назвала. Не успела. А отцу, видать, всё равно было. Так и звали Малыш, потом привыкли, никто уже не удивляется.

– А ты хотел бы, чтобы у тебя было имя? Ну как у всех? – Максим приоткрыл один глаз, покосился на Малыша, но тот не заметил – смотрел куда-то вдаль, словно мог видеть сквозь стены, а скорее, никаких стен вовсе не замечал.

– Я бы хотел, чтобы мне имя придумала мама. Наверно, хорошо, когда у тебя есть мама. Вон Суслику у Конрада хорошо, а он, как только можно, кода родители трезвые, домой бежит, торопится. И совсем другой становится. Я не знаю, как объяснить, он и улыбается чаще, и как бы выше становится. Вообще-то мама у Суслика хорошая, добрая, только уставшая всё время и какая-то грустная. Редко улыбается.

– А Конрад часто улыбается?

– Да ты чего, он совсем не улыбается. Он такой… такой… серьёзный, нет, суровый. Но это только на вид. А на вид мужчина и должен быть суровым и даже грозным, чтобы всем сразу видно было, что стоит держаться подальше. Не то, что ты. – Малыш легонько ткнул Макса в бок.

– А чего я?

– Ну, – смутился малыш, – вырядился как девчонка – штаны синие, рубаха красная, ещё шляпа на голове.

– А я думал красиво, – Макс приоткрыл глаза, обвёл взглядом свою рубашку, искоса глянул на Малыша.

– Ну, красиво. А где же суровость? За версту видно, что ты наивный и беззащитный, ты цель для любого шустрого да проворного. Выпусти тебя на базар даже в центральном районе, и ты живо лишишься всего, и хорошо, если живым уйдёшь.

– А вдруг, я очень даже опасный и хитрый.

– Ага!

– Может, я нарочно так оделся, чтоб никто не догадался, а сам замышляю страшное злодейство.

– Ага, – малыш хихикнул, – уж ты, как раз страшный злодей.

– Вот, даже ты не догадался, – произнёс Максим страшным завывающим голосом, – сейчас поймаю тебя и съем, – и повернулся к Малышу.

Малыш со смехом и визгом откатился от Макса.

– Не поймаешь никогда!

Макс вернулся к прежней позе.

– Чего тебя сейчас-то ловить, вон костлявый какой. Сначала я буду тебя откармливать, станешь ты толстый, ленивый, неповоротливый как бегемот. Вот тогда и поймаю.

– У, это не скоро случится, – засмеялся Малыш, – пока можешь откармливать. Я сейчас вернусь, – и выскользнул за дверь.

Максим напрягся, и, обернувшись через плечо, выглянул в щель между досок. Щёлка была узкая, и видно было очень мало, но Макс разглядел, что Малыш не ушёл далеко, отбежав на десять шагов и почти уткнувшись лицом соседний дом, стоя спиной к Максу, Малыш начал торопливо расстёгивать штаны. Макс улыбнулся и, отвернувшись, расслаблено закрыл глаза.

Малыш вскоре вернулся, сел рядом с Максом и, зевая, сказал, – ты уже начал меня откармливать. А может, я не против, чтобы так и было, – слова его становились всё тише, – до тех пор, пока ты не решишь, что я достаточно толстый, как…

– Я бы рад тебя откормить, Малыш, но я должен идти дальше… – Макс скосил глаза в сторону Малыша, но тот уже спал, доверчиво прислонив голову к плечу Макса. Молодой человек замер, боясь пошевелиться, и снова закрыл глаза.

Малышу вновь снились цветочные холмы, разноцветные бабочки, стрекочущие кузнечики. Толстый шмель долго кружил вокруг Малыша, гудя то в одно, то в другое ухо. Малыш чувствовал – не ужалит. Трава и цветы цеплялись, щекотали голые коленки и пахли летом, солнцем, облаками, дальними таинственными странами, невероятными приключениями. Малыш так глубоко вдыхал, что у него начала кружиться голова и он, повернувшись, раскинув руки, смеясь, повалился на самой верхушке холма и разглядывал редкие белые облака.

Вот Линда улыбается Малышу и машет ему своим голубым платком. Вон то облако словно конь со всадником, всадник пригнулся к гриве, поджал ноги к седлу. Торопится, видно, по важному делу, друзьям на помощь. И конь мчится во весь опор, грива и хвост вьются по ветру, копыта выбивают по мостовой бравый марш. А вот это, как огромный белый кузнечик, сидит на травинке, выставив вверх острые коленки и вытянув усики, будто прислушивается к маршу, выбиваемому лошадиными подковами. А вон… вон там, там облако похоже на Конрада, только здесь у него обе ноги и он приплясывает в такт этого марша.

Облака текли, меняли форму, Линда отвернулась, кузнечик ускакал в траву, вот и конь уже исчез, унеся с собой и весёлый марш, а всадник вдруг встал прямо перед Конрадом во весь рост. Молодой, высокий, и Малыш вдруг угадал – это Йозеф, и Конрад узнал его, спешит к сыну, чтобы обнять после долгой разлуки. А вместо марша слышна совсем другая музыка. Нет. Песня! Это Йозеф поёт:

Споёмте, друзья, ведь завтра в поход

Уйдём в предрассветный туман.

И всё в небе смешалось, Малыш бросился, протянул руки к ускользающему Конраду, вздрогнул и проснулся. Сердце колотилось как барабан, провёл по щеке тыльной стороной ладони – там было мокро. Он вскочил и выбежал на улицу.

Максим, стороживший сон Малыша и сам едва задремавший, ничего не понял и выглянул всё в ту же щёлку. Малыш, на крыльце отвернувшись, тёр глаза кулаками и шмыгал носом, его плечи вздрагивали. Максим почувствовал, что в груди рядом с сердцем словно образовалась дыра, в которую сунули тяжёлый неровный булыжник и крутят его там, он поспешно отвернулся и сел как до этого Малыш, обхватив колени руками. Этот незнакомый мальчишка, которого он не знал ещё вчера, вдруг заставил его страдать и беспокоиться: «Что будет дальше? Как я смогу теперь спокойно уйти и оставить всё, так как есть? Забыть эту встречу и этого малыша, которому так грустно и одиноко?»

Хмурый Малыш вернулся в дом, не забыв запереть дверь на крючок. На лице у него не было никаких следов недавнего происшествия, только глаза были слегка красноватые. На Макса он старался не смотреть.

– Хочешь? – Максим, протянул мальчишке флягу, – там осталось немного воды.

– Давай, – Малыш, всё ещё не глядя на Макса, взял флягу и сделал несколько глотков, – извини, кажется, я все выпил. – Теперь он посмотрел Максу в глаза, протягивая флягу. Взгляд его был хмурым, и с вызовом.

– Ничего. Мне не надо, – Макс бросил флягу рядом с собой на тюфяк. Помолчали.

– Это был просто сон, – сказал малыш через некоторое время.

– Страшный?

– Пф! – Малыш фыркнул, – вот ещё! Нет, это был хороший сон.

– Понимаю.

Малыш икоса