Город без надежды (СИ) - Дементьева Марина

Трикотажная майка порвалась, как бумага, от одного рывка. А старенькие камуфляжные штаны оказались на диво крепко сшиты. И вечно заедающая молния заклинила в самый подходящий момент.

Я никогда толком не умела драться. И, если бы целилась нарочно, ни за что бы не попала. И если бы ночью не замёрзли ступни, и не пришлось надевать тяжёлые, на толстой подошве ботинки, удар бы не вышел таким ощутимым. Просто сработали инстинкты, и нога выстрелила назад и вверх, угодив точно в самое чувствительное для любого мужчины место. А когда Хиляк согнулся от боли пополам, я перевернулась, и колено, двигаясь по инерции, впечаталось ему в подбородок.

Кажется, я даже не могла толком подняться. То ли от боли, то ли оттого, что временно отключившееся сознание не подало телу нужный сигнал. Ничего не помню, к тому же всё происходило так быстро, что разум отказался это воспринимать. Я только пятилась к выходу, отталкиваясь ногами, сначала от развороченной постели, потом от пола. Затем перекатилась, охнула от боли в руке, поднялась на четвереньки, встала...

И со всего размаху грянулась наземь, на голый бетон... Поползла по полу назад, ломая ногти, пытаясь за что-нибудь зацепиться. Хиляк схватил меня за штанину и тянул на себя. Лягнула свободной ногой наугад и опять попала - по лицу. Раздался треск - я вывернулась из штанов, с четверенек переходя на бег, рванула из бункера...

Хиляк нагнал у самого входа, вцепился в волосы и ударил головой о стену. Наверное, не раз, не знаю, вроде бы я отключилась уже от первого столкновения.

К сожалению, ненадолго. Оглушённая, почти ничего не видящая, распластанная по стене, я всё же вновь была в сознании. Помню - пусть и хотела бы забыть - мокрый рот Хиляка, запах перегара и какой-то синтетической дряни. Его лапу между ног, когда он стаскивал с меня бельё.

В следующий миг его оторвала от меня некая чудовищная сила. Потеряв опору, рухнула на колени. От вспыхнувшей боли из глаз брызнули слёзы. Полуслепая от них и ударов по голове, различала лишь какое-то бесформенное пятно, мечущееся по тесному бункеру.

Звуки приглушались и искажались. Я потрясла головой. Тогда перед глазами начало двоиться и троиться, но хоть видеть стала более-менее отчётливо.

Хиляк пытался сбросить с себя оседлавшую его Верити. Я не сразу узнала её в этом... этом существе с ещё более безумным - насколько это только возможно, - чем у Хиляка, взглядом абсолютно диких глаз. То ли шипевшем, то ли рычащем на одной низкой ноте.

Обвив его ногами и обхватив одной рукой шею, так крепко, что лицо Хиляка стало багрово-синим, второй рукой сестра вонзала ему что-то в основание плеча.

Хиляк хрипел, пытаясь содрать с себя Верити, но она держалась так, что, думаю, это никому бы не удалось. Раз за разом он с размаху налетал спиной на стены, но Верити будто не замечала столкновений, которые грозили переломать ей кости. Будто не чувствовала боли, была создана не из плоти и крови, а из камня и металла. Руку с зажатым в кулаке предметом она, не переставая, опускала на шею Хиляка.

Брызнула первая кровь. Меня её вид привёл в чувство. Верити - казалось, лишь прибавил сил. В тот миг, глядя на лицо сестры - пусть оно плыло в тумане, - на то хищное выражение, что на нём застыло, не видя ни страха, ни сомнения, ни даже ненависти - никаких человеческих чувств... тогда я поняла, что сестра убивает. Для Верити он был просто враг. А он, он ещё не понимал, он не видел того, что видела я, - глаза Верити.

После первых алых капель прыснули сначала струйки, затем уже хлынуло ручьями. Кровь выплёскивалась толчками, уже не тёмная, ярко-алая - Верити попала в артерию. Лицо, грудь и рука сестры - всё было испачкано, превращая её в демона Ада.

Я прикрыла глаза. Мутило. Накатывали волны темноты.

- Очнись! Ну же, скорей, мать твою, - тормошила меня Верити. Я смутно удивилась, что из её горла вырывается не рычание, а обычная человеческая речь, пускай голос был хриплым, а дыхание затруднено. - Можешь подняться?

Я осторожно кивнула. Было такое чувство, будто черепная коробка наполнена жидкой болью, которая переливается от затылка ко лбу, вискам и темени.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Верити швырнула мне на колени старый вытянутый свитер, я надевала его больше минуты, путаясь в рукавах, и никак не могла найти ворот.

На лице сестры образовалась кровавая маска, кровь запеклась в уголках губ и вокруг рта. На какой-то миг я была уверена, что Верити облизнётся. Но она с отвращением вытерла лицо.

- Помоги, - скомандовала, сунув в руки мокрую тряпку, которую отжала в тазу. - Затирай следы.

Сама она завернула труп Хиляка в большое дырявое покрывало и, отдуваясь, волоком потащила к выходу. Выглянула в коридор и принялась пятиться дальше. За ней по полу тянулась широкая тёмная полоса.

Сложившись пополам, в такой позе я шла следом и мерно возила тряпкой по бетону. Мыслей не было никаких, чувств тоже. Наверное, так сработала внутренняя защита. В любом случае, не было времени биться в истерическом припадке, каждый момент кто-нибудь мог на нас натолкнуться.

На наше счастье, всё произошло практически бесшумно, я никого не звала на помощь, то ли от страха, спазмом сдавившего горло, то ли от неосознанного понимания, что никто не прибежит спасать. Верити и Хиляк боролись также молча.

Верити дотащила тело до тупика, заваленного кучей гниющих отбросов. Под ногами давно уже хлюпала издающая удушливый запах кислоты и тухлятины жижа. Я оставила порученное Верити занятие, здесь оно было бесполезным. Никто не заметит следов крови в таком месиве.

Потревоженные шагами, в стороны порскнули крысы, к счастью, обычные - самая крупная от носа до основания хвоста вряд ли переросла фут - не те гигантские твари, что порой встречаются в тёмных закоулках катакомб.

- Надеюсь, его не скоро обнаружат, - сказала Верити, когда труп был полностью завален мусором. - Здешние ароматы перебьют любую вонь.

Я кивнула и согнулась в три погибели. Наизнанку выворачивало долго и мучительно. Липкие губы Хиляка, шарящие по телу руки... Дикие глаза Верити, жажда убийства, светящаяся в них, в глазах любимой и любящей сестры... Кровавые брызги, рука Верити, вновь и вновь опускающаяся на шею насильнику... Груда костей и мяса, застывшая на полу... Мокрая липкая полоса, тёмные разводы в жидкой грязи... Вонь свалки, пищащие крысы...

Полностью обессиленная и опустошённая, стояла голыми коленями в едкой грязи.

- Ничего, ничего, это ничего... Всё уже хорошо, всё уже в порядке, - бормотала Верити, пытаясь поднять меня на ноги, но ей это никак не удавалось. В конце концов, она плюхнулась в месиво рядом и хрипло расхохоталась. - Конечно, не хорошо, что тут может быть хорошего? По правде говоря, ещё никогда не было так ***, как сейчас. Но мы вместе, да, сестрёнка?

Я запомнила эти слова. Впоследствии мне ещё предстоит услышать их почти точь-в-точь, но произнесённые совершенно другим человеком.

Не знаю, кто кого поддерживал, когда мы возвращались обратно, - я Верити или она меня. По-моему, нас шатало с равной силой, и, когда одну сносило в сторону, туда же её весом увлекало и вторую. Двигались мы по произвольной зигзагообразной траектории, и иначе как чудом нельзя назвать то, что нас никто не увидел. Мы не скрывались - были исчерпаны уже все резервы, душевные и физические.

Встреться нам кто на этом участке катакомб, и эта история могла получить иное развитие. Обе избитые, одна полуголая, другая в разорванной одежде, в крови, которой было слишком много, чтобы она могла быть нашей, - какие бы ещё потребовались доказательства?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Хиляк тогда ещё ни для кого не пропал, пока ещё никому не пришло в голову его искать, но вскоре всё это случится. Сначала заметят его отсутствие. Не сразу, со временем, обнаружат его труп. После убедятся, что мужские останки, изрядно погрызенные крысами и быстро разлагающиеся в гнили и сырости свалки, действительно принадлежат ему. Будет несложно сопоставить факт безвременной кончины одного из прихлебателей Водяного с нашим растерзанным видом.