Ром - Блез Сандрар

Дома, чьи крыши сложены из камней, долины, то полные приземистых и черных ореховых рощ, то нежные и изящные от серебристых тополей и, вздымающиеся над горизонтом в опаловой туманной дымке, те цитадели, что суть олицетворения этого народа, — бастионы, где еще живут души наших предков…

Вдали от железных дорог, на краю тысячелетнего леса, населенного вепрями, лисами, волками, Монфор сохранил врата, пояс укреплений, стены и рвы с самого Средневековья. Этот край всегда был полем битв и перепутьем, привлекавшим захватчиков.

Восстания рабов в железодобывающих шахтах, прилегающих к замку, в эпоху господства римлян; завоевание сарацинами; английская оккупация в XV веке превратили эти земли в ниву мучеников. Религиозные войны в XVI веке натравили Монфор на Сарлат, и в то же время крестьяне этой долины влились в то Восстание Кроканов, то, что залило кровью всю срединную Францию.

С террас замка Монфор видны на горизонте цитадели Домма, Бейнака и Кастельно, и лес, который разрезает четкая линия проложенной римлянами дороги, узкой и вымощенной, прямой как струна…»

Замок Монфор с некоторых пор стал собственностью Жана Гальмо, того самого деляги и заморского плантатора. Сейчас там царит безмолвие, ощущение агонии. Не слыхать больше рева автомобилей, самолетов, не заметно силуэта хозяина.

Что же произошло?

Кое-кто видел, как мсье Пашо, советник по судебным поручениям, входил внутрь, зажав под мышкой портфель, это было однажды утром, когда небеса цвета голубиного крыла и воздух уже так горяч.

Что же произошло? Что привело в это уединенное убежище мсье Пашо?..

Мы переносимся в 1921 год.

Вот уже без малого пять лет, как Жан Гальмо больше не «незаменимая правая рука» в крупном бизнесе; он отвоевал свою независимость.

Он работает в одиночку.

На сей раз он преуспел.

Стать свободным он попытался еще в 1913-м, но в отместку ему подпортили репутацию, и пришлось вернуться в строй.

«Колониальное владение Франции принадлежит небольшой группе крупных фирм, контролирующих экономическую жизнь нашей заморской империи. Синдикаты не терпят никакой конкуренции. Меня преследовали эти крупные феодальные сеньоры. Я вознамерился освободить от притесняющего их владычества тех плантаторов и мелких колонистов, которые, как и я, начинали с нуля».

Эти строки написаны Жаном Гальмо. Все тут недвусмысленно.

Подведем итог.

1906. Жан Гальмо сходит на берег в Гвиане в первый раз. Он привязывается к ней. Закладывает здесь основы своего будущего.

Его труд привлекает внимание жителей Гвианы и парижских капиталистов. Жан Гальмо добивается признания. Дом Кирис принимает решение обустроиться в Гвиане, и Жан Гальмо назначен управляющим фактории в Кайенне.

Он работает не покладая рук, преуспевает во множестве дел, придает неожиданный размах тому предприятию, за которое несет ответственность. Он в первый раз пытается обрести независимость и основывает самостоятельный торговый дом, называя его своим именем. Но ему еще не хватает солидности, и в 1913 году он возвращается на должность управляющего факториями дома Кирис.

1917. Жан Гальмо окончательно отпущен на волю.

«Конкуренция — необходимое условие для того, чтобы могли развиваться торговля и промышленность», — говорит он. Но такого мнения придерживаются не все…

Гвиана — одна из богатейших стран мира. Таков его лейтмотив.

Почему бы в ней не найтись местечку и для предприятия Жана Гальмо?

И, не возьмись он за это сам, его заставили бы все гвианцы, которым он стал верным и преданным другом. Ибо — вот он, человек, который как приехал сюда, так сразу и понял, что эти черные (равно как и индейцы) не какие-то там существа низшей расы, а такие же люди, да просто братья, а кроме того, ведь это их исконная земля; и поэтому то, что он производит, принадлежит и им тоже, и они должны иметь свою долю прибыли… Вот в чем весь секрет его успеха. В день его смерти страна восстанет против его врагов.

1917–1921.

Даты и события сменяются с калейдоскопической быстротой.

Жан Гальмо в Париже.

Он проявляет неслыханную жажду деятельности. Ему недостаточно множества ежедневной разнообразной коммерческой и финансовой работы: он ухитряется еще и каждое утро с четырех до семи находить время для литературного творчества — об этой отдушине он не забывает никогда.

Он открыл представительства в доме 14 на улице Дюфо. Вскоре многочисленные службы «Предприятий Жана Гальмо» обоснуются на Елисейских Полях.

Фактории, основанные им до этого, когда он еще был стеснен в возможностях, он восстанавливает в более широких масштабах. Его организаторский гений, широта кругозора, его необычайная оборотистость позволяют ему не задумываться о пределах своих начинаний.

За несколько лет взлет его фирмы — ошеломляющий.

Да разве мог Жан Гальмо ограничиться одной только Гвианой, которая при этом оставалась страной его предпочтений — и даже, как он решительно заявит позже, его «родиной».

Нет, он открывает фактории на Гваделупе, на Мартинике, в Венесуэле и на Реюньоне, в Порто-Рико и Колумбии, в Панаме, в Тринидаде, даже на западных берегах Африки и в Индии.

Гвиана была не единственной страной, где «вся экономическая жизнь зависела от коммерческой и индустриальной организации, созданной Жаном Гальмо». Приведем, например, отрывок из письма, написанного одним из самых крупных негоциантов Гваделупы:

«Своим беспримерным в колониальной истории процветанием последних лет Гваделупа и Мартиника обязаны той деятельности, которую мсье Гальмо развернул для развития производства и продажи рома. Капиталы, притекшие в наши старые колонии, благодаря поддержке мсье Гальмо и распределенные в стране в виде заработной платы, в Гваделупе, на Мартинике и в Реюньоне составили более 150 миллионов…»

Нужны ли тут другие цифры, другие факты?

В его распоряжении 42 корабля, которые под его флагом курсируют между факториями и служат ему для снабжения продовольствием Франции. Только один, «Салибия», будет подорван.

Он ввозит во Францию зерно из Аргентины, ром, кофе, какао, каучук и так далее. Он организует свои погрузочные площадки в Париже, Дюнкерке, Гавре, Нанте, Бордо и Марселе. Его деловой оборот превышает два миллиона в день.

Он создает в Париже «Металлургические предприятия Жана Гальмо», где плавят, очищают, обрабатывают самородное золото, вывезенное им из Гвианы; в Каркассоне работают деревоперерабатывающие заводы и бочарное производство для обработки древесины ценных пород и производства бочек и ящиков в его собственные запасы; завод в Аньере производит резину из дерева балата; в самой Гвиане — три завода по обработке розовой древесины; в Дордони — производство цветной глины в Сарлате и гипса в Сент — Сабине.

Он успевает повсюду. Основывает журналистское агентство, оплачивает издание газет, журналов, создает издательский дом, субсидирует кинопродюсеров, корпоративные рестораны, не чужд проблемам театра, финансово поддерживает писателей и художников.

Он пионер-энтузиаст гражданской авиации.

Это человек, снедаемый жаждой деятельности и неутомимый.

Луи Шадурн, который был одним из его многочисленных секретарей, так описывал его:

«Негромким голосом, полузакрыв глаза, он диктует своей машинистке, откинувшись в шезлонге, приказы, письма, решает сложные проблемы, суть которых — в коносаментах, погрузке кораблей, перевозке грузов и пошлинах. Главный принцип — деньги никогда не должны убывать из касс, говорит он. Ведение дел — это игра наудачу. Сбытое в Сан-Франциско компенсирует купленное в Тринидаде. Ему нравится эта повадка неторопливого тигра. Жестокая складка губ, крупный, крючковатый нос; запавшие и блестящие глаза; широкий лоб; взъерошенные усы. Способен на чувство симпатии, дружбу и на нежность».

Но что же думают о таком небывалом процветании конкуренты Жана Гальмо?

С 1917 по 1921 год Жан Гальмо пережил свои самые горячие, самые богатые событиями, но и самые драматичные годы.

Это взлет.

Ему нисколько не препятствуют.

Его успехи ошеломляют.

С ним сотрудничают.

Потом — начинают удивляться.

Откуда он взялся, этот чертов мужик, чего он возмущает тут обычные тихие воды рутинных дел. Причем всегда имеет обыкновение поступать по-своему. Слишком он выделяется, слишком независим. (Позже, в палате депутатов, он не примкнет ни к какой партии и так и останется в небольшой фракции «диких».) Он ведет дела, не заботясь о планировании, и получение прибыли что-то уж слишком часто не тот главный мотив, который побуждает его взяться за какое-нибудь дело. Так, во время войны, когда не хватало сахара, он додумался, благо в тот момент у него простаивали три судна, привезти во Францию очень много сахара с Антильских островов, — а ведь этот сахар можно было продать прямо там, по 1 франку 50 сантимов за кило, по действующей цене. Это насторожит многих… Вскоре в самом незаметном уголке полосы «Журналь оффисьель» будет опубликован указ, запрещающий корабельный въезд во Францию именно через те порты, куда, как нарочно, пришвартовываются грузовые судна Жана Гальмо. Капитаны кораблей телеграфируют Гальмо: «На основании этого нового указа нас вынуждают сбросить весь груз в море». Жан Гальмо бросается с протестами в Министерство по делам колоний. «Да вы что, хотите обвалить весь рынок?» — отвечают ему. Зато теперь все прочие импортеры смогут продавать товар по своим ценам. Один из парламентариев, обрадованный этим решением — мсье Станислас де Кастеллан, зять одного из этих крупных американских импортеров. Будто случайно, именно он возьмет на себя роль докладчика в «Комиссии по рынкам» по знаменитому «ромовому делу» и пустит Гальмо ко дну…