Измена командармов - Андрей Владиславович Ганин

3-й сотни полка под командованием Махина некоторое время была расквартирована в селе Сластуха Аткарского уезда в частных домах[79]. Казаков бесплатно содержал местный помещик. По одному из свидетельств, «лучше этой части и найти трудно. Никто и никогда не предъявлял на казаков этой полусотни никаких жалоб, и люди ведут себя во всех отношениях хорошо»[80].

Казакам 7-го полка пришлось заниматься наведением порядка свыше двух с половиной лет (с лета 1905 по весну 1908 г.). Лишь 24 ноября 1907 г. командующий войсками Казанского военного округа генерал-лейтенант А.Г. Сандецкий счел возможным отправить полк на льготу (обязательный перерыв в службе казаков, вызванный необходимостью развертывания полков 2-й и 3-й очереди в случае войны). 13 февраля 1908 г. демобилизацию санкционировал император Николай II. Демобилизация полка была завершена в марте 1908 г.[81] Тогда же, 13 марта, на льготу в комплект Оренбургских казачьих полков уволили и Махина.

Друг Махина П.С. Махров свидетельствовал: «В дружеской беседе со мной он как-то рассказал мне, что коренным образом изменило в нем чувство монархиста и вызвало потребность к размышлению о политике, к исканию правды.

В 1905 году он со своей сотней был вызван для усмирения крестьян, которые жгли усадьбы и грабили помещиков в районе Средней Волги.

Он видел там, как приведенных его казаками крестьян-зачинщиков по приказанию губернатора пороли, а после порки помещик устроил пир для губернатора и его чиновников.

Это зрелище произвело на Махина ужасное впечатление и вызвало чувство негодования. К тому же помещик плохо кормил казаков и расквартировал их в отвратительных помещениях… Более того, он высокомерно обращался с самим Махиным, давая ему разные нелепые указания и замечания. “Были моменты, — говорил мне Махин, — что я готов был исполосовать плетью морду этому ненасытному дворянину.” Там же в период усмирения Махин решил после виденной порки ближе подойти к мужикам-бунтарям и поговорить с ними “по душам”. От них он узнал причину крестьянских бунтов, которая была вызвана целым рядом невыносимых требований помещиков в отношении к крестьянам, особенно в период уборки хлеба на помещичьих полях. Помещик рабочий день оплачивал чрезвычайно низко. Когда крестьяне отказывались работать, то помещик обращался к губернатору и тот присылал из соседних городов солдат “на вольные работы”, которые собирали хлеб бесплатно или почти бесплатно, т. к. за “вольную работу” солдат помещик вносил в полковую казну грош с человека. И из этой ничтожной оплаты половина шла в так называемые хозяйственные суммы. В конце концов, солдат работал на помещика даром, радуясь только отдыхом от лагерной муштры. Далее ввиду того, что усадьбы помещиков было по существу гнездами пауков, опутывавших разбросанные участки крестьянских земель своими полосами лесов, лугов, своими дорогами, своими прудами, мельницами и пр., то крестьянин жить без “потрав”, без “лесных порубок”, без неоплаченного сбора грибов и ягод не мог. Все это вызывало постоянные недоразумения с помещиками, не говоря уже о том, что крестьяне продолжали выплачивать в казну “откуп” еще со дня освобождения от крепостной зависимости…

Так вражда между крестьянами и помещиками все более и более нарастала, и когда мужику становилось невмочь, он поднимался и “пускал красного петуха.”

Об этой его экспедиции усмирения мне Махин рассказывал с чрезвычайным волнением. Он занимался усмирением, будучи хорунжим 21 года, и что для него было мучительным воспоминанием, это то, что за эту службу царскую “в изъятие закона”, как за особый подвиг, был награжден орденом Св. Станислава 3-й ст.[82]

“С этого времени, т. е. с 1905 года, в моей душе произошел переворот. Я почувствовал, — говорил Махин, — что так продолжать жить в России нельзя. Но как, я не понимал, не знал, и стал искать ответа в книгах и у людей более меня образованных. Будучи уже в академии Генерального штаба, я стал революционером в душе.”»[83]

Награждение за участие в подавлении беспорядков впоследствии послужило поводом для нападок на Махина со стороны его врагов. В частности, недоброжелатель Махина и его бывший сотрудник М. В. Агапов (Агапов-Таганский) уже в послевоенной Югославии, исказив ряд деталей, вспоминал: «Где-то вскоре после приезда Махина в Белград в русском Союзе писателей и журналистов начали поговаривать, — сначала доверительно, тет-а-тет, а затем и совершенно открыто и публично (особенно выделялся этим А.[И.] Ксюнин), — будто Махин в бытность еще совсем молодым офицером удостоился ордена Св. Анны с мечами, который давался за военные заслуги. Дескать, получил он его за участие в подавлении восстания или революционного движения в Прибалтийском крае. Количество жертв среди местного населения, погибших в результате карательных экспедиций царских войск, там было очень велико (поговаривали, что около 50 000).

Я обратил внимание Махина на эти слухи, предложив призвать к ответу за оскорбления и клевету Ксюнина и прочих. Махин поначалу только молчал и никак не реагировал. Позднее, когда сплетни стали распространяться все больше, он в ответ на мои докучания признался, что ему несподручно привлекать клеветников к суду, потому что этим он навлечет на себя гнев со стороны Министерства иностранных дел. Кроме того, не следовало допустить, чтобы все дело выплеснулось на газетные страницы. При этом он добавил, что ему известно, кто мог первым начать распространять слухи, и он заставит его и прочих молчать, не прибегая к помощи суда. Кого он имел в виду и что собирался сделать — не уточнялось. По-моему, он ничего не предпринял, а подозревал одного из своих бывших товарищей. На эту последнюю мысль меня навело то, что Махин в те дни с большим раздражением говорил, будто среди офицеров Генерального штаба много людей порочных, карьеристов, смутьянов и интриганов»[84].

1908 г. ознаменовал новый этап жизни Махина. Наконец завершилась неприятная для него, изрядно затянувшаяся полицейская служба в Поволжье. Он получил чин сотника, орден, но, что намного важнее, поступил в Николаевскую академию Генерального штаба. Успешное окончание академии существенно влияло на кругозор и мировоззрение офицеров, а кроме того, открывало совершенно новые служебные горизонты и практически гарантировало благоприятную последующую карьеру.

По аттестации временно командующего полком войскового старшины Ф.И. Никитина за 1908 г., Махин «службу знает и любит ее, исполнителен, требователен и справедлив. Здоровьем крепок, умственные способности очень хороши. Военной службой и литературой интересуется. Хороший семьянин, не пьющий, азартных игр не любит. Нравственности прекрасной. Долгов не имеет, аккуратен, к командованию сотней не подготовлен»[85]. При поступлении в академию он получил следующие баллы (табл. 1).

Таблица 1

Баллы хорунжего 7-го Оренбургского казачьего полка Ф.Е. Махина при поступлении в академию (1908)[86]