Дженни. Томасина. Ослиное чудо - Пол Гэллико

— Ну и чудо… Чудо природы… — И, репетируя будущий рассказ, он перешёл на возвышенный стиль: — Не в силах допустить гибель возлюбленной, отважный кот превозмог врождённую неприязнь и бросился в жестокое море…

— Проснётся старик, по головке не погладит… — сказал плотник.

А бывший отшельник прибавил:

— Это уж точно… Зато вот кошечек спасли… правда, одна подохла…

Именно этого и боялся Питер. Однако, судя по виду несчастной Дженни, отшельник был прав.

Прав был и плотник — капитан ждал их, грозный, как огромная грозовая туча. Шея у него побагровела и так раздулась, что воротничок врезался в нее, словно ошейник на сенбернаре. Все подбородки тряслись, рот сжался в точку, щёлочки глаз сверкали злобой.

Мистер Стрэкен сунул Питера под мышку. Из-под другой его руки висела головкой вниз бездыханная Дженни, испуская тонкую струйку воды. Капитан глотнул побольше воздуха, но из уст его вырвались лишь тонкие звуки, похожие на писк.

Выслушав первую порцию риторических вопросов, мистер Стрэкен, на свою беду, произнёс именно те слова, которые отрепетировал в лодке:

— Не в силах допустить гибели возлюбленной… — и так далее, до заключительной фразы: — При таких обстоятельствах я счёл необходимым остановить судно, спустить шлюпку и спасти их.

— Какого чёрта!.. — взревел капитан. — Ради двух паршивых кошек…

Мистер Стрэкен ответил:

— Эти кошки, сэр, — истинное чудо природы. Кто поверил бы, что кот поступится жизнью ради любимой? Но вот — доказательство!

— До-ка-за-тель-ство? — еле слышно переспросил капитан, хотя воздуху набрал на грозовые раскаты. — Идиот! Это просто кошки, да одна ещё и дохлая! Хоть их на выставке выставьте, ничего они не докажут.

При слове «дохлая» Питер сам чуть не умер. Мистер Стрэкен стоял, разинув рот, и пытался уразуметь доводы начальника, который тем временем приказывал:

— Идите к себе. Кошку швырните в воду. В Глазго сдадите мне дела. Вы уволены.

Питер вцепился было в руку мистеру Стрэкену, но тот и не думал бросать Дженни в воду. Не всё ли равно, что делать, если тебя уволили? Спеша обдумать, прав капитан или нет насчёт доказательств, он пошёл прямо к себе, держа её под мышкой. Питер следовал за ним. Войдя в каюту, мистер Стрэкен положил Дженни в уголок и сел к столу. Он был молод, а для молодых несправедливость нелегка; и вот, опустив голову на руку, он погрузился в свою печаль.

Питер присел около Дженни. Она была такая маленькая и тихая, что из глаз его сами собой закапали слёзы, солёные, как морская вода. И ему захотелось вылизать её.

Начал он с головки, с кончика носа, и лизал, и мыл, в каждое движение вкладывая всю свою любовь и жалость. Мех был солёный, язык щипало, Питер очень устал, но ритм умывания околдовал его, и он лизал, словно заведённый. Сгущались сумерки, загорался свет в каютах, но мистер Стрэкен сидел у стола, закрыв лицо рукой, а Питер прилежно вылизывал Дженни. Повинуясь мерному ритму, он вылизал ей шею и костлявую грудку, в которой не билось сердце, худые бока, белую мордочку, места за ушами. Он лизал, лизал, лизал, и в тишине каюты слышались лишь вздохи хозяина и мягкие удары языка о мех.

Вдруг кто-то чихнул. Сердце у Питера остановилось. Сам он не чихал; мистер Стрэкен чихнул бы гораздо громче. С новой силой ударил он языком по беленькой манишке — и ощутил слабое биение. Потом он услышал два тихих «ап-чхи» и слабый голосок:

— Питер, где я? Жива я или нет?..

Тогда он закричал так громко, что мистер Стрэкен поднял голову:

— Жива!

Первый помощник включил свет, Дженни заморгала, чихнула ещё раза два, освобождаясь от последних капель воды, и попыталась сама себя лизнуть. А белый кот всё не отходил от неё, умывал её, служил ей.

Мистер Стрэкен издал странный звук, наклонился и погладил кошку.

— Вот это всем чудесам чудо!.. — сказал он.

Потом схватил Дженни на руки и выбежал из каюты, а Питер побежал за ним.

— Капитан! — кричал он, несясь по кораблю с кошкой на руках. — Капитан! Глядите-ка! — словно ничего и не было между ними.

Капитан вылез из каюты, нагнетая в себе гнев, и мистер Стрэкен торжественно предъявил ему Дженни. Она мяукала и старалась обернуться, чтобы увидеть, здесь ли Питер. Капитан прекрасно знал, что и живая кошка ничего не доказывает, но припомнил, как она висела вниз головой, посмотрел на её живые глаза, блестящий нос, пушистые баки — и в первый раз за долгое время ему стало хорошо.

По судну немедленно побежал слух, что Дженни ожила, и когда мистер Стрэкен, обернувшись, показал её команде, все радостно загалдели и стали хлопать друг друга по спине, приговаривая: «Вот это да!..», «Ну и ну!», словно с каждым случилось что-то хорошее. Отшельник предложил трижды прокричать «ура!» воскресшей кошке. Плотник поддержал его, команда — тоже, и пока они кричали, Питер чуть не лопнул от счастья и гордости.

И капитан простил помощника, и помощник приказал коку открыть банку молока, и налил полное блюдечко, и уложил Дженни у себя, а сам стал на вахту, и Питер был с ним всю ночь. Так и застал их лоцман порта Карлайл, когда взошёл на борт, чтобы вести корабль в гавань.

Глава 14

В Глазго

К тому времени, когда «Графиня» причалила в Глазго, Дженни оправилась и похорошела. Ей пошли на пользу и морской воздух, и регулярное питание, и отсутствие забот. Рёбра у неё уже не торчали, мордочка округлилась, отчего стали меньше ушки, а шкурка, которую она по-прежнему дочиста вылизывала, сверкала и пушилась на славу. Если бы Питера спросили сейчас, он бы честно ответил, что Дженни прекрасна. Более того, она была изысканна, и всё в ней — слегка раскосые глаза, гордая маленькая головка, прозрачные ушки, удлинённость линий — свидетельствовали об истинной породе.

Однако после того как они юркнули на берег, Питер стал замечать и другие перемены. Собственно, ещё на корабле Дженни всё чаще молчала и сидела, глядя вдаль, то есть — погрузившись в себя. Он приписывал это перенесённому потрясению. На берегу она поначалу оживилась, хотя самому Питеру здешние доки показались такими же, как в Лондоне. Но Дженни нашла в них какие-то отличия, а главное — сразу начала учить его. Прежде всего они занялись мусорными ящиками. Вся штука в том, объясняла Дженни, чтобы ходить вокруг ящика, снова и снова вставая на задние лапы, пока крышка не откроется. Питер освоил быстро это искусство, потому что приобрёл уже и ловкость, и терпение. К тому же он научился опознавать бродячих собратьев по едва заметной вмятинке на переносице — именно носом они приподнимали крышки.

Открыв крышку, они по запаху определяли состояние отбросов и прыгали внутрь. Вскоре Дженни придумала усовершенствование: они повисали рядом на ящике, тот кренился вбок и с диким грохотом падал наземь, вываливая содержимое.

Научился Питер и подстерегать у ресторанов, когда начнут сгружать отбросы в особый контейнер. На землю падали куски мяса или рыбы, очистки от овощей, кожура фруктов, огрызки хлеба и пирожных, а кошки всё это ели. Привередливый прежде, когда был мальчиком, кот Питер полюбил морковку и лук, дынные корки, цветную капусту, репу, кочерыжки, загадочные остатки коктейлей, он мог вылизать почти дочиста пустую жестянку и, соревнуясь с чайками, выуживал из воды пароходные объедки.

Всё это было нелегко, но Дженни представлялось вполне естественным, и она не жаловалась, хотя грустила. Родственники ей всё не попадались; далеко не сразу встретила она серую мальтийскую кошку. День был пасмурный, как обычно в этих краях; кошки сунулись под мост, но услышали сердитый голос:

— Занято!

— Простите, ради Бога! — сказала Дженни. — Мы не знали, что вы здесь.

Питер молчал. Он обещал Дженни не вмешиваться в кошачьи разговоры, но смотреть он мог, и видел небольшую тёмно-серую кошку со шрамами и вмятиной на носу. Места под мостом было много, но по кошачьим правилам она имела право распоряжаться, так как забралась сюда первой. Он этих правил не понимал, однако Дженни их признавала и говорила теперь:

— Сейчас уйдём!.. Понимаете, я ищу мою родню. Меня зовут Дженни Макмурр, а это мой друг Питер. Макмурр я по отцовской линии, чистые шотландцы, а по материнской — кафры, сами видите… Африка, Египет, Марокко, Испания, ну и Армада, как всегда…

Кошка не впечатлилась.

— А мы с Мальты, — сообщила она. — Наш род жил там задолго до рыцарей-иоаннитов. В Шотландию мои предки прибыли с Нельсоном. Кажется, Макмурры наша дальняя родня. Простите, откуда вы сами?

— Мы только что из Лондона, — начала Дженни. — Но вы, конечно, знаете, что Макмурры — здешние жители…

Мальтийская кошка заметно поджалась.

— Из Лондона, вот как? — процедила она. — Там что, лучше, чем здесь?

— Ну, он больше, — начал Питер, — и…