Крылья - Элина Градова

движения, не давая выполнить точные работы. Какая разница, что она есть, что без неё. Сбрасываю отяжелевшую куртку. Вроде легче, но ветер начинает пронизывать насквозь, выхолаживая сырое тело, потерплю, немного осталось. Сейчас всё подсоединю, потом пойду греться в палатку. Пока доделываю, ещё раз проверяю размещение взрывчатки в нужных точках, палатку сносит, ветер усилился. Мужики матерятся, пытаясь, её, не то чтобы вернуть на место, а хотя бы удержать. Скользим по грязи, перемещаясь в безопасное место, скальный выступ прикроет, если что. Нажимаю кнопку пульта и… вижу Серёгу, напарника. Откуда взялся? Как я его не заметил? Ору, но не успеваю. Взрыв… Рассчитал точно, направленный, разбрасывает завал: слипшиеся с глиной камни, обломки деревьев и грязь. Серёгу забрасывает грязью, но он цел, только съезжает вместе с потоком всего этого дерьма и воды в пропасть. Уже кидаюсь к нему, он успевает зацепиться рукой за какую-то палку, застрявшую поперёк потока. Мужики обвязывают меня по-быстрому верёвкой и держат, а я качусь по грязи вниз к Серёге. Вокруг стоит непрекращающийся шум: скрежещущие камни, ливень, крики и грязная вода, мчащая меня, как щепку. Чувствую рывок, это верёвка остановила скольжение, как раз так, чтобы напарник смог дотянуться до моей руки. Хватаемся, и ребята тянут назад. Ощущение не из приятных, кажется, что рёбра не выдержат нас двоих. Наконец, Серый чувствует опору под ногами и начинает помогать себе сам. Сразу становится легче. Выползаем. Вниз даже не глядим, всё обошлось. Сель сползает ниже, освобождая небольшой участок извитой серпантинной дороги… Можно двигаться дальше, остальное расчистят местные аварийные службы… Последний день, вообще, помню, как в тумане. Хорошо, что отработано всё до автоматизма, не накосячил. А дождь, нескончаемо продолжает своё мокрое дело, но, кажется, всё-таки, немного слабеет. Последнее, на что обратил внимание перед возвращением, когда в вертолёт грузились, маленький кусочек голубого неба, среди рваных серых туч. Как дома оказался, вообще, не помню. Думал, просто, устал… Посплю, и всё пройдёт…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Опять снится Ксения. В этот раз ещё явственнее, чем обычно. Так, что даже ощущаю её прикосновения к своему телу. Помогает снять футболку, гладит по спине, касается губами лба, и даже пью из её рук. Наваждение, какое-то…

Открываю глаза, темноту ночи размывает круг света от ночника. Странно, никогда не включаю его… Может, Катюха приехала, так, вроде, не собиралась пока. Поворачиваю голову — рядом кресло, а в нём… Ксюша. Снова закрываю, сон во сне… Вдруг, лёгкое, но явственное прикосновение ко лбу. Так приятно, прохладная ладонь освежает разгорячённую голову. Не хочется просыпаться, слишком чудесный сон. Но веки размыкаются, и передо мной обеспокоенное Ксюшино лицо, напряжённая морщинка залегла между бровей, убирает руку,

— Плохо тебе, Сань? — спрашивает.

— Мне хорошо… — хриплю, не узнавая собственный голос.

— Да уж, вижу, как хорошо… Пить хочешь?

Киваю,

— Ксюш, ты мне снишься, что ли? — не могу поверить.

— Считай, что так! — кричит с кухни, слышу, как включает чайник. Наверное, всё-таки, не сплю…

Возвращается, стряхивает градусник и даёт мне, беру, но пальцы, как деревянные, роняю. Находит его в одеяле, вздыхает встревоженно и уже сама, берёт меня за руку и ставит его под мышку, потом аккуратно укладывает руку на место. Я держу её ладонь в своей и не хочу выпускать. Какая она нежная и прохладная. Не убирает, подсаживается на диван,

— Как же тебя, родной, угораздило? Пневмония ведь.

— Не знаю, — а на душе спокойно и благостно, — под дождём вымок…

— Будем лечиться, — кладёт вторую ладонь сверху на мою, таю. Разглядываю лицо, она совсем домашняя, без макияжа, с какой-то дулькой из волос на макушке, в футболке и трениках. Такая родная и близкая, почти моя… В это время раздаётся свисток чайника, Ксюша высвобождает ладонь и уходит на кухню.

— Я там немного похозяйничала, — говорит, возвращаясь с кружкой. От неё исходит лёгкий пар и ягодный аромат, — клюква в морозилке нашлась. Будешь пить морс. Отставляет бокал на тумбу и забирает термометр,

— Ну, вот, — показывает, — уже тридцать семь с копейками, а вчера чуть за сорок не зашкалил. Напугал…

Помогает сесть. Не ожидал, что так ослабну, но сесть смог бы, наверное, и сам. Хотя, так приятны Ксюшкины прикосновения, её забота, болел бы и дальше. Она взбивает подушки, мостит их одну на другую и устраивает поудобней.

— Не обожгись, — кружку протягивает. Потом, на её лице мелькает сомнение,

— хотя, погоди. Опять уходит на кухню, отливает в другой, пробует сама,

— вот, теперь не так горячо, — возвращается ко мне и подаёт, — пей, тебе полезно. Сама рядом садится, страхует.

Беру обеими руками, странная внутренняя дрожь то ли от слабости, то ли от усталости, пугает, что могу выронить бокал из рук. Горячее кисло-сладкое питьё приятно согревает горло, наслаждаюсь…

Напился… Откидываюсь на подушки, почти счастлив. Ксюха, как фея — волшебница, материализовалась и спасла. Правда, неловко, что в таком виде застала, не люблю демонстрировать свои слабости никому, а уж, ей в особенности не собирался… Чувствую, ещё и в туалет приспичило, так некстати. Снова сажусь, в глазах мушки чёрные кружатся. Ксюха смотрит сначала с недоумением, потом с пониманием,

— Пойдём-ка вместе, дружок.

Помогает подняться, подставляя своё плечо, придерживает за талию. Ползём. Открывает дверь.

— Дальше, я сам! — не хватало ещё тебе поучаствовать.

Отпускает недоверчиво.

— Справлюсь, здесь узко, дальше стены не упаду, — шучу.

— Назад соберёшься, зови! — приказывает, не давая времени смутиться.

Обратно ползём таким же манером. Помогает улечься, спасительница моя… А я ведь, почти ненавидел её за то, что отшила меня тогда в десятом классе. Ох, и бесила. Казалась такой надменной стервой. Как сейчас помню, волновался, храбрости набирался, когда говорил, что люблю её с первого класса, ощущение ужасное даже спустя столько лет… А она, хмыкнула, развернулась на своих каблуках, только бросила напоследок: ну и люби, мне то, что? Я-то, не люблю, — рассмеялась холодно… Кто бы мог подумать, что вот так нянчиться со мной будет? И не стерва, совсем… Как же с ней легко, как естественно… Что бы делал сейчас, если бы не она?..

— Ксюнь!

— А?

— Как ты очутилась здесь?

— Мне твоя благоверная ключи оставила, поручила за цветами следить… А, я