Издателям и их сотрудникам, а так же всем заинтересованным лицам - Андрей Легостаев

Так что же это за зверь, редактор? Давайте поклассифицируем.

По методу работы редактора делятся на литобработчиков и деятельных негодяев. Если первого интересует только текст, то второму этого мало, и он начинает вторгаться в святая святых - авторский замысел, фабулу и сюжет. "Эта глава мешает, - говорит такой редактор, дымя в лицо автора сигареткой, - ты её выкини". "Эта линия у тебя провисает, ты её углуби..." Мало того, он ещё и даёт ЦУ, как именно ничтожный автор должен нАчать и углУбить свой замысел. Работа такого помощника сродни деятельности хирурга, поставляющего кастратов в папскую капеллу. Причём, сильно опасаюсь, что выдав ценные указания, деятельный негодяй, считает свою миссию исполненной и, даже если нестойкий автор перелопатит творение в соответствии с вельможными пожеланиями, публикация ему всё равно не светит. Поэтому, встретив в редакции подобное существо, я поворачиваюсь и ухожу навсегда.

Разумеется, автор может прислушиваться к указаниям тех, кого он уважает. Такие люди составляют референтную группу автора, им он несёт новое произведение, их суждений ждёт и, случается, исправляет уже написанное, следуя доброму совету. Однако, моё глубокое убеждение, что член референтной группы не должен сидеть в начальническом кресле, ибо в этом случае его совет начинает непропорционально много весить. На эту тему почитайте статью Энгельса "Об авторитете", там всё объяснено.

Другой метод классификации - по уровню таланта.

Как ни странно, редактора тоже бывают талантливыми людьми. Однако, начнём по-порядку.

1. РЕДАКТОР-ГРАФОМАН

Широко известное утверждение, что редактор это несостоявшийся писатель, относится как раз к этому типу. Графоман, в глубине души чувствующий свою ущербность, но не имеющий сил и желания бросить предмет страсти, идёт в редактора. И там он принимается калечить чужие книги в соответствии с собственными представлениями. Такие известные питерские графоманы как Александр Тишинин и Игорь Петрушкин зарабатывают на жизнь редакторским трудом и вред от их деятельности не поддаётся учёту.

Порой говорят, что графоман мстит литературе за собственное ничтожество. Полагаю, что это не так. Графомания в первую руку неспособность понять, что ты графоман. Больной и впрямь верит, что делает доброе дело, ему неводмёк, что его вмешательство превращает в графоманию любой самый талантливый текст.

Анекдоты о редактарах-идиотах появились в ту минуту, когда редактора советского типа сменили редакторов в чистом, далевском понимании слова. Борис Житков жаловался Маршаку на выпускницу ликбеза, вздумавшую редактировать его рассказ: редакционная дева сочла неприличным выражение "старый хрыч" и предложила заменить его на пристойное с её точки зрения словосочетание "старый хрен".

Редакторы-идиоты весьма и весьма деятельны. Им не составит труда нацело переписать двадцатилистовый роман, чуть ли не в каждую фразу вставляя перлы собственного творчества. Именно так поступил редактор издательства "Азбука" Сергей Фролёнок с романом Марины и Сергея Дяченко "Ведьмин век". Особенно досталось эротическим сценам. Удивительно чистые и лиричные, после соприкосновения с шаловливыми ручонками редактора они превратились в откровенную порнуху. Замечательно красиво смотрится отредактированный эпизод, в котором герои достигают оргазма посредством круглой табуретки. Неужели кто-нибудь, хоть слегка знакомый с творчеством супругов Дяченко, поверит, что они могли употребить в лирической сцене слово "оргазм", да ещё и столь извращённый? Фролёнка бы этой табуреткой, чтобы впредь не испытывал оргазма, уродуя чужие произведения!

К сожалению, писатели в массе своей народ деликатный и не способны адекватно реагировать на подобные оскорбления. Я знаю лишь один противоположный случай... В 1990 году киевское издательство "Пирамида" решило опубликовать сборник повестей и рассказов автора этих строк. В ту пору я ещё верил в честное слово редакторов и поэтому, когда главный редактор "Пирамиды" Евгений Шкляревский позвонил мне и сказал, что рукопись взята без какой-либо правки, я успокоился и стал ждать гранок. Я ещё не знал, что шкляревские и фролёнки в тех случаях, когда они порезвились в чужой рукописи, не показывают гранок авторам; понимают, стервецы, какая будет реакция на их творчество.

По счастью, позвонив в Киев, я узнал, что макет передан в одну из питерских типографий. Разумеется, я побежал "посмотреть картинки". Там я обнаружил, что пятнадцатилистовой сборник после встречи с редактором распух на два листа исключительно за счёт мусорных слов. Все герои начали ходить своими ногами, делать своими руками, и глядеть никак не чужими, а только собственными глазами. В тексте обнаружилось множество жутко кр-р-расивых прилагательных и, вообще, всякое слово было заменено на более-менее подходящий синоним. Вот лишь один пример. В рассказе "Ганс Крысолов", уже опубликованном к тому времени, имелась фраза: "Палач города Гамельна кнутом убивает быка, но может, ударив сплеча, едва коснуться кожи". После редактуры она приобрела следующий вид: "Палач города Гамельна кнутом МОЖЕТ убить быка, но может КАК БЫ ДАЖЕ ВРОДЕ ударив сплеча, едва коснуться КНУТОМ ИХ кожи".

Долистав рукопись до этого места я "как бы даже вроде" почувствовал себя неуютно. Пришлось тихо встать, взять макет под мышку и уйти. Как издательство разбиралось с типографией - мне неведомо. Конечно, я не поехал в Киев убивать Шкляревского, это пришлось бы делать в том случае, если бы изуродованная книга вышла в свет. Но через два года, встретив Евгения Шкляревского на Интерпрессконе, я публично дал ему пощёчину.

Единственная пощёчина полученная представителем племени редакторов-идиотов! Маловато будет...

Редакторский идиотизм тесно связан с неграмотностью. Так господин Фролёнок, редактируя мой роман "Колодезь", вздумал подправить раскавыченную цитату из сочинений патриарха Никона. "Азбука", видите ли, православное издательство и христианин Фролёнок счёл, что патриарх недостаточно уважительно отзывается о Христе. В результате благочестивых усилий в тексте появилось такое кощунство, что в XVII веке за подобные словесы автор вполне мог скончать свои дни в монастырской темнице. Правда в те поры не существовало редакторов и автор сам отвечал за написанное. А кто будет отвечать ныне? Корректуры Фролёнок мне предусмотрительно не показал. Зато, вычеркнув пару абзацев и вписавши кое-что от себя, господин Фролёнок не увидел две допущенные мною ошибки. В одном месте я перепутал аршины и сажени, в результате чего получилось, что Стенька Разин утопил княжну чуть ли не на сухом месте. Кроме того, один из эпизодических персонажей - купец Кутумов сначала зовётся Михаилом, а потом - Левонтием. Это мои ошибки и я готов претерпеть любые насмешки. Но если встать на точку зрения сторонников обязательной редактуры, то редактор был обязан найти эти ляпы и ткнуть меня носом в них. Деньги ему платят именно за это.