Система международных отношений. Нации в борьбе за власть - Ганс Моргентау

на участие Соединенных Штатов в мировой войне. Публичность, которую получили материалы этого комитета, сделала «теорию дьявола» империализма на некоторое время самой популярной теорией внешней политики в Соединенных Штатах. Простота теории во многом способствовала ее популярности. Она определила определенные группы, которые явно наживались на войне, такие как производители военных материалов. Таким образом, наживающиеся на войне превращаются в «разжигателей войны».

Если крайние марксисты отождествляют капитализм и империализм, а умеренные марксисты и ученики Хобсона видят в империализме результат неправильного функционирования капиталистической системы, то для приверженцев «теории кквилла» империализм и война в целом представляют собой не что иное, как заговор.

Критика этих теорий

Все экономические объяснения империализма, как утонченные, так и примитивные, не в состоянии преодолеть аргументы, вытекающие из свидетельств истории. Экономическая интерпретация империализма возводит ограниченный исторический опыт, основанный на некоторых единичных случаях, в универсальный закон истории. Действительно, в конце девятнадцатого и в двадцатом веке небольшое количество войн велось в основном, если не исключительно, ради экономических целей. Классическими примерами являются Бурская война и война в Чако между Боливией и Парагваем. Основная ответственность британских золотодобывающих интересов за бурскую войну вряд ли может вызывать сомнения. Война в Чако, как считают некоторые, была в первую очередь войной между двумя нефтяными компаниями за контроль над желаемыми нефтяными месторождениями.

Однако за весь период зрелого капитализма ни одна война, за исключением Бурской войны, не велась крупными державами исключительно или даже преимущественно с экономическими целями. Австро-прусская война 1866 года и франко-германская война 1870 года, например, не имели никаких важных экономических целей. Это были политические войны, фактически империалистические войны, которые велись с целью установления нового распределения власти, сначала в пользу Пруссии внутри Германии, а затем в пользу Германии в рамках европейской государственной системы. Крымская война 1854—56 годов, испано-американская война 1848 года, турецко-итальянская война 1911 года и несколько балканских войн показывают экономические цели только в подчиненной роли, если они вообще их показывают. Две мировые войны были, безусловно, политическими войнами, целью которых было господство в Европе, если не в мире. Естественно, победа в этих войнах принесла экономические преимущества, и, в особенности, поражение принесло экономические потери. Но эти последствия не были реальной проблемой; они были лишь побочными продуктами политических последствий победы и поражения. Тем более эти экономические последствия не были теми мотивами, которые определяли в сознании ответственных государственных деятелей вопрос о войне и мире.

Таким образом, экономические теории империализма не подтверждаются опытом того исторического периода, который, по их мнению, тесно связан, если не идентичен, с империализмом, то есть периода капитализма. Более того, основной период колониальной экспансии, который экономические теории склонны отождествлять с империализмом, предшествует эпохе зрелого капитализма и не может быть объяснен внутренними противоречиями разлагающейся капиталистической системы. По сравнению с шестнадцатым, семнадцатым и восемнадцатым веками колониальные приобретения девятнадцатого и двадцатого веков незначительны. Последняя фаза капитализма даже приводит к ликвидации империи в больших масштабах в виде отступления из Азии Великобритании, Франции и Нидерландов.

Исторические факты еще более неблагоприятны для утверждений экономических теорий, если проверить их на доказательства, представленные докапиталистическими процессами строительства империй. Политика, которая в древние времена привела к созданию Египетской, Ассирийской и Персидской империй, была империалистической в политическом смысле. Такими же были завоевания Александра Македонского и политика Рима в последнем столетии до христианства. Арабская экспансия в седьмом и восьмом веках имела все признаки империализма. Папа Урбан II использовал типичные идеологические аргументы в поддержку империалистической политики, когда в 1095 году он изложил Совету Клермонта причины Первого крестового похода в таких словах: «Ибо эта земля, которую вы населяете, закрытая со всех сторон морями и окруженная горными вершинами, слишком тесна для вашего многочисленного населения; она также не изобилует богатствами; и она не дает достаточно пищи для своих земледельцев. Поэтому вы убиваете и пожираете друг друга, ведете войны, и очень многие среди вас гибнут в гражданских распрях». Людовик XIY и Наполеон I были решительными империалистами.

Все эти империализмы докапиталистического периода разделяют с империализмами капиталистического периода тенденцию к свержению сложившихся властных отношений и установлению на их месте господства империалистической державы. Однако эти два периода империализма объединяет также подчинение экономических целей политическим соображениям.

Александр Македонский и Наполеон I, не в меньшей степени, чем Адольф Гитлер, начинали империалистическую политику с целью личной выгоды или для того, чтобы избежать неправильного функционирования своих экономических систем. Они стремились к тому же, к чему стремится промышленник, когда пытается создать промышленную «империю», присоединяя предприятие за предприятием, пока не станет монопольно или квазимонопольно доминировать в своей отрасли. И докапиталистический империалист, и капиталистический империалист, и «империалистический» капиталист хотят власти, а не экономической выгоды. Капитан промышленности движим к своей «империалистической цели» экономической необходимостью или личной жадностью не больше, чем Наполеон I. Личная выгода и решение экономических проблем путем империалистической экспансии для всех них — это приятное послесловие, желанный побочный продукт, а не цель, к которой влечет империалистический порыв.

Мы видели, что империализм не определяется экономикой, капиталистической или иной. Теперь мы увидим, что капиталисты как таковые не являются империалистами. Согласно экономическим теориям и, в частности, «теории дьявола», капиталисты используют правительства в качестве своих инструментов для проведения империалистической политики. Однако исследование исторических примеров, приводимых в поддержку экономической интерпретации, показывает, что в большинстве случаев между государственными деятелями и капиталистами существовали обратные отношения. Империалистическая политика обычно задумывалась правительствами, которые призывали капиталистов поддержать эту политику. Таким образом, исторические свидетельства указывают на примат политики над экономикой, а «господство финансиста… над международной политикой» не подлежит сомнению.

Капиталисты как группа, то есть за исключением некоторых отдельных капиталистов, далеко не всегда были зачинщиками империалистической политики и даже не были ее горячими сторонниками.

Как заявил профессор Винер:

В большинстве своем именно средние классы были сторонниками пацифизма, интернационализма, международного примирения и компромисса в спорах, разоружения — в той мере, в какой они имели сторонников. Экспансионистами, империалистами, джинго были в основном аристократы, аграрии, часто городские рабочие классы. В британском парламенте именно представители «денежных интересов», зарождающегося среднего класса в северных промышленных районах и лондонского «Сити» были умиротворителями во время наполеоновских войн, во время Крымской войны, во время бурской войны и в период от возвышения Хайдера до немецкого вторжения в Польшу. В нашей стране именно из деловых кругов в значительной степени исходила важная оппозиция Американской революции, войне 1812 года, империализму 1898 года и антинацистской политике администрации Рузвельта до Перл-Харбора.

Начиная с сэра Эндрю Фрипорта в газете Spectator в