Гориллы в тумане - Дайан Фосси

Мое пребывание в Кабаре внезапно закончилось 9 июля 1967 года в 15.30, когда мы с Санвекве вернулись после очередной удачной встречи с гориллами. Лагерь кишел вооруженными солдатами. Мне сообщили, что в провинции Киву в Заире — так отныне именовалось Бельгийское Конго — вспыхнул мятеж и мне следует «эвакуироваться ради собственной безопасности».

На следующее утро я спустилась с горы под эскортом солдат и носильщиков, груженных лагерным снаряжением, моими личными вещами и любимыми Люси и Дэзи. Над нами кружили два полуприрученных ворона, обескураженных и растерянных потерей нашей горной обители не меньше, чем я. После трехчасового спуска к подножию горы Микено вороны решили вернуться к лугу и опустевшей площадке, где шесть с половиной месяцев стояла моя палатка.

Две недели мне пришлось провести буквально в заключении в Румангабо — отдаленной деревне, где размещались управление национальным парком и гарнизон провинции Киву. Это крайне неприятное времяпровождение становилось для меня просто невыносимым, когда я выглядывала из окна и моему взору открывались величественные склоны горы Микено. Меня постоянно мучил один вопрос: смогу ли я вернуться к своим гориллам?

К концу первой недели моего пребывания в Румангабо никто из управления парка не мог или не хотел объяснить мне, почему я должна здесь оставаться. Беспокойство служащих заметно усилилось, когда солдаты из близлежащих казарм стали сооружать заграждения на дорогах, перекрывая все въезды и выезды вокруг управления парка. Из обрывков разговоров я узнала, что заграждения нужны были для охраны генерала, собиравшегося прибыть в Румангабо из осажденного города Букаву, где он возглавлял мятеж. Во время «визита» в военный городок мне попался на глаза текст донесения, из которого явствовало, что меня «готовили» для генерала. Итак, мои шансы на освобождение падали с каждым часом вынужденного пребывания в деревне, и я решила бежать, использовав номерной знак на моей «Лили».

В то время «Лили» еще была зарегистрирована в Кении, и для того, чтобы сменить кенийский номер на заирский, нужно было уплатить около 400 долларов. Мне удалось убедить военных в том, что мои деньги хранились в Кисоро, в Уганде, и, чтобы зарегистрировать «Лили» в Заире по всем правилам, мне надо съездить в Кисоро. Соблазн заполучить столько денег с автомобилем и покладистым заложником в придачу был слишком велик, и военные согласились «сопроводить» меня под вооруженной охраной до Уганды.

В ночь перед поездкой мне удалось незаметно погрузить в «Лили» записи, фотоаппаратуру, а также Люси и Дэзи. В Кабаре у меня был небольшой автоматический пистолет калибра 0,32, но я им ни разу не воспользовалась. По прибытии в Румангабо я отдала пистолет на хранение симпатизирующему мне сотруднику из службы охраны парка. Он подружился со мной во время моего заключения и тайком приносил свежую пишу и новости о политической ситуации. В ночь перед побегом в Уганду мой друг незаметно передал мне пистолет и посоветовал держать его наготове на всем протяжении поездки, особенно на границе между Заиром и Угандой. Он сообщил, что пограничный пост в Бунагане кишмя кишит солдатами, а те могут не захотеть выпустить меня в Уганду даже на короткое время. Оставалось решить чисто технический вопрос, где держать пистолет, даже такой маленький, незаметно от полудюжины вооруженных солдат, выделенных в качестве конвоиров, так, чтобы он постоянно был под рукой. Я рискнула и спрятала оружие на дне полупустой коробки с бумажными салфетками, которую положила в «бардачок», оставив его открытым. По бокам коробки я насыпала ржавых болтов и мелкого автомобильного инструмента, чтобы удержать ее на месте во время тряски по немощеной дороге к границе, пролегавшей по лавовому полю. Не хватало, чтобы пистолет выскочил и приземлился на колени сидящего рядом со мной солдата!

Когда на следующее утро мы тронулись в путь, солдаты были в чудесном настроении, которое заметно улучшалось после каждой остановки у придорожных баров, где торговали местным пивом помбе. Они не обращали внимания на мой повышенный интерес к подпрыгивающей коробке с бумажными салфетками.

Пограничный пост оказался точно таким, как его описывал мой друг из службы парка, — он был битком набит военными, ввязавшимися с моими солдатами в пространные и ожесточенные споры. Один из пограничников сказал, что я могу пройти пять с лишним миль до Кисоро пешком, оставив «лендровер» на заставе, а сопровождавшие меня солдаты из Румангабо отказывались идти со мной и в то же время не хотели отпускать одну. Отпечатанное на папиросной бумаге разрешение, выданное мне в Румангабо на «временный» въезд в Уганду, переходило из рук пьяных солдат в руки столь же пьяных таможенных чиновников и обратно. Но было очевидно, что фамилия генерала произвела должное впечатление даже на самых воинственно настроенных пограничников. Перебранка длилась несколько часов. За все это время я не вымолвила ни слова, а Люси снесла яйцо. Я тут же запрыгала, хлопая в ладоши и строя из себя дурочку, пришедшую в умиление от необыкновенного дара Люси. Воцарилась тишина, и солдаты недоуменно уставились на меня. В конце концов присутствующие пришли к соглашению, что я настоящая «бумбару» (идиотка) и меня можно спокойно отпустить. Шлагбаум был поднят.

За двенадцать лет до этих событий милейший человек по имени Вальтер Баумгертель открыл в Кисоро некое подобие пансионата для исследователей горилл и туристов. Окрещенное «Травелерс реет хотел»[1], это заведение было, по сути дела, пристанищем для многих ученых, приезжавших сюда до меня, включая Джорджа Шаллера. Я встречалась с Вальтером во время моего первого сафари в 1963 году, а за шесть с половиной месяцев пребывания в 1967 году он стал для меня одним из самых близких друзей в Африке. Через десять минут после пересечения границы я свернула на дорожку, ведущую к гостинице Вальтера, затормозила, выхватила ключи от зажигания и влетела в парадную дверь, у которой толпились изумленные беженцы из Заира. Я пронеслась по коридору через всю гостиницу до самого дальнего номера и, пробравшись через паутину, спряталась под кровать, где, трясясь от страха, ждала, пока не улегся шум, вызванный приходом угандийских солдат, явившихся по звонку Вальтера и арестовавших заирских солдат. Выбравшись из-под кровати, я первым делом поздравила Люси за столь своевременно снесенное яйцо. Оно, правда, в сутолоке разбилось.

После допросов, которым я подвергалась в Кисоро на протяжении нескольких дней и во время которых мне давали понять, что при попытке вернуться в Заир меня застрелят без предупреждения, я отправилась в Кигали, столицу Руанды, где меня снова допрашивали. Наконец я вылетела в Найроби, где впервые за семь месяцев встретилась с д-ром Лики, правда, в иных обстоятельствах, чем хотелось бы нам обоим.