Гориллы в тумане - Дайан Фосси

Носильщики были в основном из племени бахуту, принадлежащего к группе банту, основным занятием которых является земледелие. Более 400 лет назад сюда с севера пришли батутси и подчинили себе бахуту, населявших область, которую впоследствии назвали Руандой. Захватив земли, скотоводы батутси установили некое подобие феодальной системы. Бахуту приходилось платить натурой или отрабатывать за право владения скотом и его выпаса. Со временем бахуту превратились в крепостных батутси. Такое кастовое деление сохранялось до 1959 года (включая периоды германской и бельгийской колонизации), когда бахуту сбросили иго батутси. Бельгия предоставила Руанде независимость в 1962 году, и у власти оказались бахуту. Последствия революции ощущались до 1972 года, когда наконец прекратились массовые убийства и бегство тысяч оставшихся в живых батутси. Отношения между этими народностями остаются натянутыми до сих пор.

Многие батутси, решившие не покидать страну, продолжали заниматься скотоводством и из-за нехватки земли, несмотря на запрет, выпасали огромные стада на территории парка еще в 1967 году, когда я прибыла туда. Проработав в этой местности более тринадцати лет, я близко познакомилась с одной семьей батутси. В пределах Вулканического национального парка я также встречалась с представителями еще одного племени — батва. Речь идет о племени полупигмеев, занимающем низшую ступеньку в кастовой системе Руанды. Их традиционные занятия — браконьерство, охота и сбор дикого меда. Незаконный промысел, которым они занимались на территории парка, имел отрицательные последствия как для меня, так и для моих горилл.

Босоногие носильщики бахуту в прекрасном расположении духа принялись разбирать груз. Прежде всего каждый из них нарвал длинные пучки травы и скатал их в компактные круглые подушечки для головы, а затем взял в руки посох (фимбо). Как выяснилось позже, «фимбо» позволял не терять равновесия при переходе через грязные скользкие участки, а также помогал вытаскивать ноги из болота, по которому прошли слоны. В те времена в Руанде о сапогах еще не слышали, а пластиковые сандалии, которые можно было купить на местных рынках, были совершенно непригодны на затопляемых участках, где вода зачастую доходила до колен.

Оставив «Лили» в окружении любопытных жителей деревни и на попечении сторожа (заму), мы с Алиетт тронулись вслед за идущими гуськом носильщиками, которые принялись энергично расталкивать толпившихся вокруг нас детей. Женщины остались в деревне, так как в их обязанности входили работы на полях, сбор дров, доставка воды и уход за детьми. Многие из них были беременны, тем не менее за спиной каждой на кожаной перевязи висел ребенок, и они не спускали глаз с копошащейся у ног малышни.

Пересекая возделанные поля по лабиринту узких троп, тощие носильщики весело переговаривались с работающими женщинами. Поражало обилие народа, и я невольно вспоминала, сколь малолюдна была местность между небольшой конголезской деревушкой Кибумба и безмолвным темным лесом под Кабарой. Однако, как и в Кибумбе, жители руандской деревни Киниги были весьма любопытны и дружелюбно настроены. Мужчины и женщины были замотаны в длинные куски ткани: обноски европейской одежды вошли в моду позже. Как и взрослые, детишки бегали босиком, практически голые, лишь слегка прикрытые лохмотьями из мешковины, нисколько не смущаясь этого. Хлестал сильный ливень, и я, несмотря на пластиковую накидку, тряслась от холода, а хохочущие ребятишки весело прыгали вокруг нашей процессии — воистину беззаботное детство.

Мы шли через поля, недавно засеянные пиретрумом, и густой туман скрывал от нас опустошение, вызванное сведением лесной растительности, хотя рядом с тропой еще дымились пни вековых хагений — все, что осталось от некогда величественного леса. Так хотелось снова ощутить то приятное волнение, которое я испытала в начале пути, ступив на луг Кабара, но теперь у меня сложилось впечатление, что мы идем по развалинам после бомбежки.

В получасе ходьбы от горы Високе мы углубились в бамбуковые заросли, некогда входившие в территорию парка, а ныне обреченные на гибель — их теперь вытеснят посевы пиретрума и деревни. Сегодня на этом месте стоят шесть круглых жестяных хижин и сооружена большая стоянка для автомобилей туристов. Я рада, что хотя бы в 1967 году мне довелось созерцать эту местность в первозданном виде, ибо она уже изменилась навсегда.

Как только мы оказались в бамбуковой чаше, мной овладело чувство единения с дикой природой. Приглядевшись, я заметила свежий слоновый помет и следы пребывания горилл. Тропа привела нас к прохладному скалистому проходу шириной в полтора-два метра и длиной около десяти метров. Осыпающиеся лавовые стенки были истерты грубой шкурой слонов, долгие годы ходивших этим путем из леса вниз в бамбуковые заросли и обратно. На твердой почве остались четкие волнистые следы их ног, а туманный воздух был пропитан их запахом. Десять лет спустя, когда большинство слонов в парке было уничтожено браконьерами, стенки прохода обросли толстым слоем мха, навсегда скрывшего следы одного из многих животных, некогда обитавших в горах Вирунга.

Проход этот служил как бы парадным входом в мир горилл. Он символизировал переход от цивилизации к молчаливому лесному царству. За ним открывался вид на склоны, густо поросшие величественными хагениями, их смыкающиеся кроны образовали плотный свод, а со стволов свешивались бороды мха.

Хагения — самое распространенное дерево в седловине между горами Вирунга, а на высотах встречается редко, потому что деревьям с огромной массой трудно удержаться на крутизне. На высоте от 2600 до 3300 метров над уровнем моря на склонах гор в седловине растут в основном старые деревья, а в субальпийской и альпийской зонах можно встретить множество молодых деревьев, относящихся к этому виду. Джордж Шаллер удачно сравнил хагению с добродушным лохматым стариком. Стволы их достигают в поперечнике двух с половиной метров, а в креслоподобных пазухах, образованных могучими ветвями, нашли приют целые заросли разнообразных мхов, лишайников, папоротников, орхидей и прочих эпифитов. Деревья здесь редко превышают 20 метров, и в районе седловины на территории парка кроны затеняют около 50 % поверхности, что создает благоприятные условия для произрастания пышной травянистой растительности. Гориллы предпочитают питаться многими эпифитами, растущими среди ветвей с длинными перистыми листьями и сиреневых гроздей его соцветий. Среди излюбленных ими лакомств, произрастающих на хагении, следует отметить узколистный папоротник (Pleopeltis excavatus), свисающий с толстых подушек мха на почти горизонтальных нижних ветвях дерева. Гориллы усаживаются поудобнее на мягком мху, выдергивают из него кусок побольше, кладут его на колени и лениво пощипывают папоротник листочек за листочком. У старых деревьев в стволе образуются дупла, где селятся самые разнообразные животные — от древесного дамана (Dendrohyrax arboreus), тигровой генетты (Genetta tigrina), мангусты (возможно, Crossarchus obscurus) и сони (Graphiurus murinus) до белки (вероятно, Protoxerus stangeri).