Наследница порочного графа - Анна Князева

– Давай сделаем так: ты – к директрисе, а я – в спальный корпус. – Галуздин перевел взгляд на Дайнеку: – Вы туда идете?

– Туда.

– Дорогу знаете?

– Знаю.

– Проводите?

– Провожу.

Полицейский отправился в кабинет Татьяны Ивановны, а Дайнека и следователь спустились по лестнице на первый этаж. Она надела пальто, которое до этого держала в руках.

Галуздин спросил:

– Зачем вам пальто?

– Все-таки осень.

– А разве здесь нет подземного перехода?

– Есть, – Дайнека начала снимать пальто, но потом передумала. – Хотите пройти под землей?

– По улице я уже ходил.

– Идемте… – и они свернули в темную галерею.

– Мне показалось? – поинтересовался Галуздин.

– Что именно?

– Вам не хочется идти переходом.

– Не хочется. Но вы попросили.

– Красиво здесь, – сказал следователь.

– Эта галерея называется Римской.

– Смотрю, вы освоились. Почему Римской?

– Видите, на стенах лепнина? Это сцены древнеримских сражений.

– Зачем старикам сцены древнеримских сражений?

Дайнека заметила:

– Искусство – самый лучший утешитель в старости.

– А еще религия, – добавил Галуздин и поинтересовался: – На территории пансионата есть церковь?

– Этого я не знаю.

Следователь вдруг остановился и уставился в темный угол:

– Что за лестница?

– Старинная, винтовая. Ведет в подвал из парадной опочивальни графа Измайлова.

– Там начинается переход? – задав этот вопрос, он двинулся к лестнице.

– Не туда! – Дайнека схватила его за руку.

– Почему?

– Ею давно не пользуются.

– Вот и проверим, – Галуздин сдвинул заграждение, шагнул на лестницу и обернулся: – Идите же сюда. Смелее…

Дайнека ступила на межэтажную площадку и стала вслед за ним спускаться по чугунным ступеням. Преодолев пару витков, Галуздин остановился.

– Смотрите, – он посветил фонариком под ноги. – А вы говорите – не пользуются.

Дайнека опустила голову и увидела на пыльных ступенях чьи-то следы.

– Так сказала Татьяна Ивановна.

Продолжив спуск, следователь проговорил:

– Сдается мне, директриса не в курсе событий.

Они миновали лестницу и прошли в коридор, выложенный прямоугольными известняковыми плитами. Здесь было светлее.

– Это и есть переход? – спросил Галуздин и направился в него первым. – Кажется, вы хотели о чем-то спросить?

Дайнека напомнила:

– Вы собирались осмотреть лес и то место.

– Ну и что?

– Осмотрели?

– Думаете, я что-то вам расскажу?

– Не думаю…

– И правильно делаете.

Чуть помолчав, Дайнека заметила:

– Зря…

– Почему?

– Потому что я могла бы помочь.

– Вы? – Галуздин отстранился и, не сдержавшись, пару раз хохотнул. – Я сразу понял, вы юморная.

Дайнека улыбнулась:

– Этого у меня не отнять.

– Не успокоюсь, пока не узнаю, как именно вы собрались помогать.

– Тогда представьте… Я здесь живу. Работаю. Обедаю вместе со всеми.

– Готов поспорить, что будете завтракать и ужинать.

– Поесть я люблю.

– Простите, что перебил. Продолжайте.

– Я неглупый и внимательный человек.

– Хотите стать моим соглядатаем?

– Мне не нравится это слово.

– Заменим его на «помощник».

– Уверена, что смогу вам помочь.

Галуздин остановился и повернулся к Дайнеке. Будучи высоким мужчиной, он почти касался головой фонаря.

– А что?.. Не вижу оснований для отказа.

– Значит, по рукам? – Дайнека вытолкала его из-под светильника. – Вот так, а не то макушку подпалите.

– По рукам. – Следователь снова пошел вперед.

– Ну, тогда – давайте… – она зашагала рядом.

– Что?

– Рассказывайте, как там в лесу.

– Осень, дождь, но тепло.

– Я серьезно.

– Если серьезно… – Галуздин чуть помолчал, а когда снова заговорил, его голос прозвучал сухо, по-деловому: – По свету разглядели, что яма оказалась могилой. Пусть неглубокой, но форма и назначение сомнений не оставляют. На дне, присыпанные землей, лежали все вещи Безрукова: тренировочные брюки черного цвета, тонкий коричневый свитер с синим рисунком, бледно-голубая рубашка, пара темных полуботинок. Ну и, конечно, белье. Одежда вся в бурых пятнах.

– Хотите сказать… – Дайнека притихла.

– Думаю, Безруков сам вырыл себе могилу. Точнее, его заставили это сделать.

– Значит, он был не один?

– С ним был кто-то еще, но дождь не оставил следов. Недалеко от ямы нашли лопату и веревку. Возможно, и то и другое – пансионатское.

– Выходит, он сам их принес?

– Это было бы глупо. По другой версии, тот, кто был рядом с ним, тоже пришел из пансионата.

– Здесь живут одни старики.

– А я и не говорю, что преступник – пансионер или кто-нибудь из обслуги. Он мог появиться извне.

– Что скорее всего.

Галуздин издевательски улыбнулся:

– Тогда вот вам небольшая ремарка: в этом, последнем случае вы как тайный агент мне не нужны.

– Я нужна в любом случае, – невозмутимо парировала Дайнека. – И вот что… Лопату, веревку и одежду скорее отправьте на экспертизу.

– Слушаюсь… – с преувеличенной готовностью ответил следователь. – Спасибо, что подсказали. Без вас ни за что бы не догадался.

– А мы, кстати, пришли.

Поднявшись по шероховатому пандусу, они прошли по лестнице на второй этаж и сразу оказались в гостиной.

– Видите тот плафон? – спросила Дайнека.

Следователь уточнил:

– Который из трех?

– Я не про лампы. Взгляните на потолок.

– Зачем? – Галуздин поднял глаза.

– На нем нарисован герб графа Измайлова.

– Тьфу ты… – следователь оглядел гостиную. – Где Артюхова?

Дайнека деликатно кивнула:

– Красивая дама, которая сидит одна за столом.

– Старуха с хвостом?

– Ее зовут Ирина Маркеловна.

Следователь направился к Артюховой.

Та повернула голову, мотнув пепельным, не по-старушечьи объемным хвостом, в который были собраны волосы. Она выглядела ухоженной и опрятной: прямая спина, изящная шея, в ушах – тяжелые антикварные серьги. Загорелое, без морщин, лицо с круглым лбом. На ее хрупкие плечи была накинута ажурная трикотажная кофточка цвета перванш[1].

– Здравствуйте. Вы ко мне?

– К вам, – Галуздин огляделся в поисках свободного стула и, когда нашел, подтащил его ближе. Взглянув на стол, где были разложены карты, поинтересовался: – Это пасьянс?

Артюхова повременила с ответом, только спросила:

– Чем обязана?

– Я следователь, – отрекомендовался Галуздин и сел напротив нее.

В гостиной стало тихо. Все, кто сидел у телевизора, играл в карты или читал, повернули к ним головы.

– Можете заниматься своими делами! – объявил следователь и положил свой блокнот поверх пасьянса артистки.

– Будете допрашивать? – Артюхова переложила блокнот. – Зачем же портить пасьянс…

Галуздин не возразил, просто сдвинулся в сторону:

– Где вы были вчера после ужина?

Артюхова взяла карту и стала прикидывать, куда ее положить:

– Здесь.

– Так и запишем: в гостиной.

– И не просто в гостиной, – артистка заменила несколько карт. – Я сидела здесь, а Тихон Иванович – на вашем месте. Вы сели на тот же стул.

– Во сколько Безруков подсел к вам? – уточнил следователь.

Она пожала плечами:

– Не помню.

– Постарайтесь припомнить.

– Как только вернулся с ужина.

– Значит, после семи?

– Где-то так… – Определив, наконец, карту на нужное место, Артюхова подняла глаза на Галуздина: – Скажите, нас обманывают или Безруков на самом деле остался жив?

– Жив, но пока не пришел в себя.

– Знаете, – сказала артистка, – здесь практикуют ложь во всеобщее благо. Когда кто-то из стариков умирает, нам говорят, что его увезли в больницу.

– Зачем? – не понял следователь.

– Чтобы никого не расстраивать. В пансионате все только и думают, что о смерти, – Артюхова взяла еще одну карту и тяжело вздохнула: – О чем еще думать старому человеку?

Дайнека между тем преодолела несколько метров и опустилась на диван с высокой спинкой, из-за которой ее не было видно. Отсюда она слышала каждое их слово.

– Мы все делаем вид, что заняты, – продолжила Артюхова. – При этом говорим всего на три темы: о смерти, о еде и о лекарствах. Возвышенное всегда рядом с обыденным. Такова жизнь.

– О чем вы говорили с Безруковым?

– Вчера?

– Вчера после ужина.

– О том же, о чем на ужине.

– Ну хорошо, – следователь не стал ее подгонять. – О чем вы говорили на ужине?

– О смерти, еде и лекарствах.

Галуздин откинулся на спинку стула. В ходе разговора его не оставляло странное чувство: какой бы темы они ни коснулись, она тут же была исчерпана. Вот и теперь все пошло не в то русло. Он уточнил:

– У меня есть информация, что Безруков за вами ухаживал.

– Скажем так: Тихон Иванович искал взаимности.

– А это как вам угодно. – Следователь что-то отметил в блокноте. – Ну так что? Между вами были какие-то отношения?