Наследница порочного графа - Анна Князева

– И где же эти двое сейчас? – оптимистическим голосом поинтересовалась Дайнека.

– Тот, что был в черном, навалился на меня и начал душить… – Темьянова дотронулась до своей шеи, на которой пламенели красные пятна.

Лариса отвела ее руку и скосила глаза на Дайнеку, как будто призывая быть свидетелем невозможного.

– А потом?

– Я закричала.

Дайнека прошла к окну и дернула створку. Обернувшись, сказала:

– Окно не закрыто.

– Подул ветер, оно распахнулось, и сделалось холодно. – Темьянова поежилась и тяжело перевела дыхание. – Потом прилетела та женщина.

– Это я прикрыла окно. Оно было распахнуто. Чертовщина какая-то! – не сдержалась Лариса и, взглянув на Дайнеку, спросила: – Вы что-нибудь понимаете?

Не зная, что еще можно сказать, та честно созналась:

– Нет, ничего.

К счастью, пришла Татьяна и вколола старухе лекарство. Лариса выключила верхний свет, оставив ночник, и велела медсестре сидеть в комнате до утра. Сама же вместе с Дайнекой вернулась в общежитие персонала, где, простившись, они разошлись по своим комнатам.

У Дайнеки не получилось заснуть. Она долго ворочалась, потом встала, проверила, закрыто ли окно, и наглухо задернула шторы. Побродив по комнате, вышла в коридор и, наконец, призналась себе, что боится оставаться одна.

В комнату вернулась только тогда, когда за дверьми начали трезвонить будильники, и стали просыпаться работники кухни. В результате Дайнека пришла на работу, проспав всего три часа.

На этот раз никто не ждал ее у дверей. Она успела прийти в себя и даже доесть шоколадку, которая со вчерашнего дня лежала в ящике стола. Часов в одиннадцать явилась, вернее, прикатила первая читательница. Как ни странно, ею оказалась Лукерья Семеновна Темьянова. Ее привез бодренький старичок, которого Дайнека видела вчера вечером в гостиной у телевизора. Он втолкнул в комнату коляску с Темьяновой и удалился.

– Доброе утро, – сказала Лукерья Семеновна. – Вас не было на завтраке. Почему? Вы такая худенькая, вам нужно питаться.

Дайнека ответила:

– Решила подольше поспать.

– Простите, – огорчилась старуха. – Сама не знаю, как это случилось. Я помню, что вы были рядом. Вы и Лариса.

– Мы перепугались, – подтвердила Дайнека. – Но вашей вины в этом нет. Кажется, вы кого-то увидели?

Темьянова отвела глаза.

– Теперь у меня ни в чем нет уверенности.

– На вашей шее были красные пятна.

Старуха машинально проверила пуговицы закрытого платья.

– Мне бы не хотелось об этом…

Дайнека не отступала:

– Вы видели женщину с крыльями?

– Я сказала: женщину в белом, – уточнила Темьянова.

– Да нет же… Я помню. Вы сказали, что у нее было два белых крыла.

– И вы поверите в летающую женщину?

– Но вы же ее видели! – Дайнека повторила: – Вы ее видели?

Старуха сдалась:

– Видела.

– Вот так, прямо…

– …как вас.

– Боже мой! – заволновалась Дайнека. – Этого просто не может быть!

– Ну вот. Вы тоже не верите… Стараетесь, но не можете. Если узнает Песня, меня упекут в сумасшедший дом.

– Не то чтобы не верю. Просто сомневаюсь немного. Ну, предположим, она влетела в окно. Но кто же его открыл?

– Во-первых, не предположим. Она была в моей комнате. Что касается окна, его мог открыть тот мужичок… – Лукерья Семеновна мелко перекрестилась. – Думаю, это был черт.

– Не советую вам так говорить, – сказала Дайнека. – Если узнает Песня…

– Вы правы. Об этом нужно забыть. Спишем на то, что я уже старая. К тому же у нас, артистов, живое воображение.

Дайнека улыбнулась:

– Смотрю на вас и думаю: на артистку вы не похожи. Скорее, на учительницу.

– Я сорок лет прослужила в театре, – с достоинством проговорила Темьянова. – Больших ролей не играла. Сначала выходила в массовке. Потом – «кушать подано». К тридцати годам начала играть подружек героинь. Ну и, конечно, все инженю[2] и травести[3] были моими. Рост маленький, комплекция подходящая. Худо-бедно выучилась кривляться и говорить тонким голосом. Если бы перешла в детский театр, а меня туда звали, играла бы главные роли. Да вот, глупая, припала к взрослому драматическому, да так и проработала до пенсии… – она вздохнула и ласково улыбнулась. – Последние годы играла старух. Наш актерский удел: возрастных ролей в пьесах мало.

– Могу я вас спросить?

– О чем, деточка?

– Почему вы попали сюда?

– Потому что осталась одна, – Темьянова похлопала Дайнеку по руке. – Если хотите узнать про детей и мужа, я незамужняя. Сыночек Ванечка был, да умер. Трех лет не прожил.

– Простите…

– Не за что, дорогая. С годами я поняла: несчастье входит в ту дверь, которую для него открыли. Я сама виновата во всех своих бедах. Могла выйти замуж за хорошего человека, да полюбила никчемного. Что до Ванечки моего, и здесь – кругом виновата. Театр поперек любви к сыночку поставила. Думала, что карьера важнее. Так что не жалейте меня. И не молчите. Не хочу, чтобы над нашими головами «кружила грустная птица молчания»[4]. Читали Трумэна Капоте?

– Читала «Завтрак у Тиффани». Но только после того, как посмотрела кино.

– У него есть рассказ «Воспоминания об одном Рождестве». Когда читаю, всегда вспоминаю детство… – Темьянова опустила глаза и вдруг замолчала.

Дайнеке показалось, что она старается не заплакать.

– Давно хотела вас расспросить…

– Третий день работаете, – сквозь слезы улыбнулась старуха, – а уже столько вопросов.

– Лукерья Семеновна, вы хорошо знакомы с Безруковым?

– Не лучше, чем с остальными.

– Что он за человек? Кто его друзья? Какие у него увлечения?

В старушечьих глазах зажглось любопытство:

– Тогда и я вас спрошу: Тихон Иванович жив?

– Жив, но пребывает в беспамятстве.

– Он не умрет?

– Все будет хорошо. Я в этом уверена. Так что насчет его увлечений?

– Знаете, как Безрукова прозвали наши пансионатские? – спросила старуха.

– Нет.

– Его прозвали Следопытом.

– И что это значит?

– Он был очень собранным и внимательным человеком… – старуха перекрестилась. – Тьфу-тьфу-тьфу! Прости мою душу грешную! Не был, а есть. Безруков все обо всех знает и все замечает. Он в курсе всего, что происходит в пансионате. Возможно, просто любопытный или глазастый, как говорят. Все утерянные вещи находит Безруков. Он первым замечает потерянные шарфы, очки, телефоны. Был, например, случай: Васильева Эльвира Самсоновна потеряла свою косметичку…

– Кто такая Васильева?

– Оперная певица, драматическое меццо-сопрано…

– До сих пор поет?

– Нет, что вы! Ей почти восемьдесят.

– Но Артюхова-то еще играет на сцене.

– Артюхова – талант, – Темьянова покачала головой. – А Васильева – просто стерва.

– Что это значит?

– Со временем поймете.

Дайнека недовольно пожала плечами:

– Все только и обещают, что когда-нибудь я все пойму.

– Так вот, – продолжила старуха. – Когда Васильева потеряла косметичку… А она повсюду ее с собой таскает. Жить без нее не может. Красится, как базарная шлюха…

– Лукерья Семеновна!

– А что я сказала? – удивилась Темьянова. – Шлюха – литературное слово. Читайте классиков, дорогая.

– Безруков нашел ее косметичку? – догадалась Дайнека.

– И знаете где? В круглой беседке.

– В ротонде? Недалеко от забора?

– Как думаете, что Васильева там делала? – старуха не по-доброму закивала и понизила голос: – Предавалась разврату.

– Слишком радикально, – улыбнулась Дайнека. – Возможно, у нее было свидание с каким-нибудь старичком.

– А я про что говорю?

– Может быть, хотите выбрать другую книгу? – сменила тему Дайнека.

– Сначала отдам ту, что прочла, – старуха взяла с колен книжку и положила перед ней на стол.

– Ого! – Дайнека даже присвистнула. – Исайя Берлин![5]

– Должна признаться, я мало что поняла, – смутилась Темьянова. – Взяла наугад и ошиблась.

– По крайней мере, вы попытались…

– Могу выбрать другую? – осведомилась Лукерья Семеновна.

– Конечно. Проходите, пожалуйста.

Старуха взялась за колеса инвалидной коляски и покатила между книжными стеллажами.

Дайнека отметила книгу Берлина и отложила для себя. Как только она закончила, в библиотеку вошла Татьяна Ивановна Песня. Приветствуя директрису, Дайнека поднялась со своего места.

Та махнула рукой:

– Необязательно вставать. Мы с вами не в школе. Здравствуйте, Людмила Вячеславовна.

– Здравствуйте Татьяна Ивановна, – Дайнека продолжала стоять, не зная, чего ожидать.

– Есть одно дело, – сообщила наконец Песня. – Идемте, я покажу.

Они прошли в глубину помещения, где на стеллажах стояли разных размеров коробки. Их было штук тридцать.

– Вот… – сказала Татьяна Ивановна. – В этих коробках находится что-то вроде архива. Возможно, он принадлежал графской семье. Не исключаю, что его спрятали после революции, когда Измайловы уже сбежали в Париж. Я проверяла, там есть кое-какие книги, брошюры, но в основном – письма и документы.