Светильник фараона - Керен Певзнер

– Браво! – похлопал Денис. – Более качественного бреда я в своей жизни не слышал. Молодец, Лерочка! Только ты одной детали не учла. Нет криминала в твоем детективе. А без криминала это не детектив. И без убийства тоже не детектив, а так, побасенка. Для того, чтобы найти истинного виновника, нужно вспомнить, что без петухов яйца с цыплятами не получаются. А золотое яйцо вместо простого – это уже не генетическая метаморфоза, а банальная измена Курочки-Рябы с самцом Жар-Птицы. И главный преступник у нас – петух. Он, как и полагается по детективу, в тени, за кадром, и у него есть реальные причины желать смерти того, кто заключен в золотом яйце. С какой стати сначала дед, потом баба, потом мышка стараются разбить золотое яйцо? Вероятно, петух не пользуется любовью в этом кругу. Он – тиран. Его все боятся. И происходит элементарное уничтожение улики – никто не хочет, чтобы золотое яйцо попало петуху на глаза. И финальные слезы деда с бабой реакция организма после тяжелого стресса, вызванного элементарным страхом перед петухом. А у Курочки крепкие нервы, и она находит в себе силы успокоить стариков после уничтожения золотого яйца. Вот так-то, дорогая!

Да, это было сильно…

– Я тебе также могу и о спящей красавице рассказать, и о мальчике-с-пальчик, – предложила я.

– Спасибо, не надо, в другой раз. Официант, счет!

Утром я проснулась с мыслью, что пора завязывать с этим делом. Денис прав, пусть специалисты занимаются. Но я же обещала профессору съездить к Ципи. Ничего не поделаешь, обещания надо выполнять.

Ципи жила на самом берегу моря, в квартирке из двух комнат: салона и спальни. Одна стена была полностью из стекла и открывала роскошный вид на море и яхт-клуб. Именно из-за этого вида тесные квартиры стоили очень дорого. Их покупали зажиточные туристы и израильтяне, как летние дачки: утром проснулся, перед тобой покачивается яхта, а внизу золотистый песок, на котором сушатся узконосые лодки-каяки.

Войдя в просторный холл, я спросила у девушки за стойкой, где находится квартира номер 213. Она показала мне, куда идти.

Длинный коридор устилал темнобородовый ковролит, на дверях висели таблички: «Не беспокоить» или «Просьба убрать». Это был дом гостиничного типа, с предоставлением различных услуг.

Ципи открыла дверь, и на ее лице застыло удивленно-испуганное выражение.

– Доброе утро, – поздоровалась я. – Ципи, мы с вами договаривались вчера, что я к вам зайду. Вы помните, мы встречались у Розенталей?

– Да, конечно, – кивнула она. – Проходите.

Вид из окна был необыкновенный: тонкие мачты покачивались под морским бризом. В небе летел маленький желтый самолетик, а водную гладь рассекали яркие каяки.

Девушка даже в домашней одежде выглядела патологическим «книжным червем». Сутулая, в некрасивых больших очках, со взлохмаченными волосами, требующими стрижки, она производила жалкое впечатление.

Чтобы немного повысить себе настроение, я прошла в комнату и посмотрела в окно:

– Ципи, какая красота! Вы счастливица, каждый вечер наблюдаете ослепительные закаты!

– Да, – улыбнулась она. Улыбка ее красила, и, если бы не ужасные очки, она могла бы быть хорошенькой. – Это то, ради чего я сняла здесь квартиру. Хоть и дорого, но очень красиво. А мне так не хватает красоты…

– Понимаю, – протянула я, хотя ничего не понимала. Какой именно красоты не хватало Ципи? Внешности, интерьера, красоты отношений?

– Вас, наверное, профессор послал? – спросила она невпопад.

– Да, Алон попросил меня кое-что выяснить, так как он очень занят в университете, а эта история выбила его из колеи.

– Конечно, – кивнула она. – Переезд – сложная процедура. У меня в сотню раз меньше вещей, и то я неделю приходила в себя. Я еще не была у Розенталей, планировала навестить их в субботу.

Мне стало понятно, что Ципи ничего не знает ни о пропаже светильника, ни о смерти Вадима.

– Скажите, вы давно знаете профессора? – спросила я.

– С детства, – просто ответила она. – Наши отцы были дружны, и Алон с Сарой часто навещали нас. Я так была рада их визитам. Он всегда приносил для меня какую-нибудь книжку, а то и черепок из раскопок или какую-нибудь бусину, которой не одна сотня лет. А с четырнадцати лет я каждое лето участвовала в археологических экспедициях под руководством профессора. С тех пор я мечтала стать археологом.

– И вы поступили в университет на эту специальность?

– Да! Только чтобы заниматься любимым делом и быть рядом с профессором Розенталем.

«Ого, – подумала я, – а девушка влюблена не по-детски».

– И что вы делали после окончания университета?

– Принялась писать докторат, – Ципи посмотрела на меня с таким изумлением, будто я задала глупый вопрос. – Чего же еще делать после университета?

– Ну, не знаю… Работать, например.

– А это что, не работа? – она обвела руками комнату. Бумаги были везде – на столе, на диване, под шкафом. – Это очень интересная работа. Я пишу о еврейской общине в период правления Аменхотепа IV, о ее обычаях и законах. Это неизведанный пласт культуры и истории. И профессор мне всячески помогает в работе.

– Кстати, об Аменхотепе, – сказала я, обрадовавшись, что Ципи сама завела этот разговор. – Я слышала от Розенталя о каком-то необычном светильнике эпохи Нефертити. Вы его видели?

– Да, видела, – кивнула она. – Это очень редкая вещь, и профессор нашел его в Синае, когда тот был еще нашим, а не египетским. Если бы египтяне узнали о находке, они потребовали бы светильник назад. Для них это весьма ценная вещь.

– Почему? Мало ли выкапывали разных ламп? Что им, своих не хватало?

– Это не простой светильник. Он выполнен из пропавшего органа Осириса.

– Какого органа?

– Вы не знаете эту историю?

– Расскажите, пожалуйста.

– Вы видели фильм «Близнецы» со Шварцнеггером и Де Витто? – спросила Ципи.

– Да, – кивнула я.

– Вот в той давней истории получилось примерно так же. Слушайте.

И Ципи принялась рассказывать.

Давным давно властвовали над Египтом бог земли Геб и богиня неба Нут. Когда пришло время Нут рожать, послышался голос с неба, гласящий, что родившийся ребенок станет владыкой всего сущего на земле. На свет появился Осирис, и был он рослым, широкоплечим и красивым. А после него родился Сет, он получился рыжеволосым карликом. Не привечают в Египте рыжих – они считаются хитрыми, злыми и упрямыми. Таким и оказался Сет, младший брат великого Осириса.

Конечно, к родителям, Гебу и Нут, тоже можно было бы предъявить претензии: они любили старшего сына, Осириса, а на младшего не обращали никакого внимания – так и рос Сет, как сорная трава под забором.

Осириса же родители с детства обучали всему, что знали сами, так как готовили его к царствованию над Египтом. И когда возмужал Осирис, сел он на царский трон и принялся учить людей всему, что узнал от родителей-богов. Египтяне тогда жили скудно, питались сырыми кореньями и не занимались ремеслами. У Осириса люди научились выращивать пшеницу и выпекать из нее хлеб, получать из винограда вкусное вино, изготовлять сыры и строить дамбы на Ниле, чтобы разливалась вода и плодородный ил оседал на полях дельты. Кроме того, фараон прекрасно пел, слагал гимны и научил египтян любить музыку.

Разбогател Египет при Осирисе. Крестьяне пасли тучные нивы на мощных быках, давили виноград и оливы, пасли стада на обильных лугах. Народ радовался, процветал и нес богатые дары в храмы, чтобы поблагодарить богов и фараона Осириса.

Сет завидовал брату лютой завистью. Он был богом суховеев и песчаных бурь. От этого он порос весь рыжей шерстью, как песок из пустыни, и глаза у него всегда слезились и воспалялись, словно их припорошили пылью.

Сет, пользуясь своей силой, насылал бури на поля крестьян, губил урожаи, и земледельцы молили Осириса оградить их от гнева и своеволия Сета.

Осирис женился на Исиде, прекрасной богине воды и ветра, женственной и нежной. Она охраняла умерших, идущих в свой последний путь, мореплавателей, пустившихся в бурное море, и носила головной убор, увенчанный коровьими рогами, символом плодородия. Когда Сет засыпал поля крестьян песком из жаркой пустыни, Изида проливала божественную влагу и насылала ветер, чтобы смести песок с земли. Сет ненавидел Изиду едва ли не больше, чем Осириса.

Однажды весной в царском дворце начался пир. Фараон справлял свой двадцать восьмой день рождения. Он был красив и темен волосами, высокого роста и царской стати. Гости восхваляли божественную чету, пили, ели и веселились.

Внезапно на пир явился Сет, которого никто не звал. Он даже нацепил на себя ослиную голову, чтобы его поначалу никто не узнал и не выгнал из дворца. Его слуги, такие же маленькие, краснокожие и рыжеволосые, тащили за ним огромный саркофаг, отделанный изящной резьбой и инкрустированный ценными породами дерева.