Чисто еврейское убийство - Керен Певзнер

Керен Певзнер

Чисто еврейское убийство

Я АБСОЛЮТНО УВЕРЕНА: на вершине преступной классификации стоит Чисто Английское Убийство.

Утонченные сэры встречаются в уединенном месте. На следующий день покойник лежит на своей постели, чинно-благородно одет, не оскорбляет ничьего взора кровавыми ранами, вывалившимся языком и прочими неприличными подробностями. Сэры, собранные вместе в завьюженном замке, или на роскошной яхте, спускаются с месту происшествия, затянутые во фраки и корсеты. Никто не бросается на хладный труп, не падает в обморок — проявлять эмоции неприлично для истинных леди и джентльменов. И что самое главное — каждый знает, что покойник был подлец редкостный, и убийца виден невооруженным взглядом, а вот однако же… Не выдают его и все! Ведь эти грубые бобби, расследующие преступление — люди не их круга, а выдавать своего, может быть, не меньшего подлеца, чем убитый, как-то не принято. Словом, эстетическая сторона дела вызывает невольное восхищение

И есть антипод этой элегантности, который можно определить как чисто еврейское убийство.

В этом последнем случае жертву находят в месте, никак не предназначенном для совершения преступления. Например, в ванне. Из одежды на нем исключительно тапочки. Причем он именно в них и лежит в этой самой ванной. Непонятно, то ли он забыл их снять, то ли у него привычка такая, чтобы ноги не замочить…

Жена жертвы (уже вдова) ведет себя странно. Она, растрепанная, бегает кругами вокруг дома, рассказывая любопытствующим прохожим на двух языках русском и иврите о том, что у нее в этой самой ванне лежит. Народ выстраивается возле низенькой ограды, некоторые — понахальнее — вваливаются внутрь, затаптывая следы и отпечатки, цокают языком и поминутно вопрошают: «Ну что, вызвал кто-нибудь полицию?»

Так продолжается длительное время. К моменту приезда полиции у каждого уже есть собственное мнение насчет того, кто убил и зачем, и почему тапочки. Число подозреваемых растет по экспоненте, а количество свидетелей происшествия неуклонно приближается к количеству подозреваемых.

Если при этом дело происходит поздним вечером, в пасхальную ночь, когда на землю, по мнению большинства жителей нашей страны, льется на землю божья благодать, то можно себе представить, что чувствовала я, приехавшая туда на отдых и в данный момент также глядящая на растрепанную (см. выше) женщину, мою недавнюю знакомую по имени Тамара.

— Валерия! — истерически кричала она. — Нет, ты видишь что происходит?! Йоси там, в ванной, — она добавила еще что-то, чего я не расслышала, из-за внезапно прорезавшегося визга полицейской сирены.

Зеваки расступились, бравые ребята высыпали наружу и побежали в сторону дома. Все это выглядело так, будто взвод российских омоновцев шел на штурм чеченских террористов, засевших в глубине домика (я недавно видела что-то такое по телевизору).

Сирена утихла и я услышала обрывок ее речи:

— …в ванной, мертвый, сердце.

Подойти ближе мне не дали. Двое полицейских огородили участок широкой желтой лентой с надписью «Полиция Израиля». Количество зевак все увеличивалось на глазах — мы находились в типичном израильском кибуце, то есть в поселении, где восемьсот постоянных жителей считают себя одной семьей. К месту происшествия вся эта: с позволения сказать, семья явилась в полном составе, немедленно забыв о праздновании пасхального седера.

Я никак не могла решить, что же предпринять: незаметно пролезть под лентой за задней стенкой дома или громко заявить, что я хорошая знакомая Михаэля Борнштейна, старшего следователя ашкелонской полиции. Правда, узнав, что я так разбрасываюсь его именем, Михаэль прибавил бы к уже наличествующему еще один труп — мой, относительно появления которого ни у кого никаких сомнений не возникло бы. Но он там, а я здесь, в кибуце «Сиртон», и умираю от любопытства узнать, что же все-таки произошло.

Нырнуть под ленту я не успела. Меня схватили за руку и знакомый до боли голос угрожающе произнес:

— Ты опять за свое?.. Ну-ка, вылезай оттуда!

Мне не нужно было даже поворачивать голову, чтобы понять кто это. Мой ненаглядный Денис уже извлек меня из-под ленты и потащил в сторону гостевого домика кратчайшей дорогой. При этом он вещал:

— Мы зачем сюда приехали? Мы приехали сюда отдыхать. А не влезать о всякие авантюры на которые у тебя нюх, как у борзой собаки! — тут он обнаружил, что мы далеко отошли от места происшествия и нехотя выпустил мое запястье. — Ты взрослый человек. Какого черта тебя все время заносит в дела: не имеющие к тебе никакого отношения? — Денис раскраснелся от гнева от быстрой ходьбы. Это ему шло. — Неужели ты думаешь, что полиция не разберется без участия такой полоумной?! Ты попала в одну авантюру с маньяком — тебе повезло. Во вторую, с мафией — и опять все завершилось без проблем. Но везение не может продолжаться бесконечно. В один прекрасный день твоя дочь останется сиротой — в полном соответствии с теорией вероятности!

— Но я только хотела спросить у Тамары, что случилось! — наконец-то мне удалось вставить пару словечек в его бурный монолог. — А тут ты меня и схватил!

— Знаю я твои только… Хватит! Полиция сама разберется, где прятался убийца. Мы уезжаем немедленно.

— А ты откуда знаешь, что в доме был убийца? — подозрительно спросила я. — Я, между прочим, ничего не успела сказать!

— Б-бож-же мой… — Денис схватился за голову и рухнул ничком в зеленую траву. Плечи его тряслись. Я было заволновалась, но потом поняла, что он смеется.

Отсмеявшись, Денис разлегся на траве и сказал, глядя в вечернее небо:

— Кажется, я уже имел удовольствие быть героем двух криминальных историй. Не хватит ли?

— А что? — с вызовом спросила я. — Ты хочешь сказать, что я была не права?

— Значит так, — он схватил меня за край штанины и дернул. Я шлепнулась в траву рядом с ним. — Для начала: я — не убийца, ты — не сыщик. Это во-первых. А во-вторых: мы идем собирать вещи. Вопросы есть?

Какие там вопросы… Я покорно поплелась за ним.

А ведь все так славно начиналось…

Приближались пасхальные каникулы. Обычно в эти весенние дни половина населения страны в организованном порядке направляется на природу. Государственные учреждения работают в режиме «экономии», т. е. прием не ведут, для срочных, из ряда вон выходящих случаев, работает дежурный чиновник, время делится на «приходите к нам после праздников» и «вы разве не видите, сколько у нас работы накопилось с праздников»…

Как правило, у меня в эти дни всеобщего помешательства на почве уборки квартиры (к Песаху дом должен быть вылизан до блеска), практически не бывает работы. Никто не посылает ко мне замороченных репатриантов срочно перевести документы, никому не нужны мои услуги «по сопровождению», и я решила отдохнуть.

Денис целиком и полностью поддержал мою идею. Всех работников его фирмы послали в отпуск, и он был не прочь пожить недельку в совершенно другом режиме: вставать не спеша утречком, попивать парное молоко, потом выходить на пленер и любоваться пейзажами. Пастораль, пейзане и пейзанки…

Неожиданно воспротивилась моя пятнадцатилетняя дочь Дарья: коровы ее не прельщают, и вообще: в первый день Песаха у нее дискотека, а в третий коллективный поход в кино на очередного кумира. Короче говоря, насыщенная культурная программа. Пришлось оставить ее у Элеоноры, матери Дениса. И все остались довольны: я — тем, что ребенок под присмотром, Дашка — тем, что у Дениса классный компьютер, а Элеоноре, в прошлом работнику Академии Педагогических Наук (именно так, с прописной буквы), достался объект воспитания и приложения сил. Поскольку Денис уже давно, с тех пор, как пошел в армию, уклонялся от этой почетной привилегии.

Мы сняли домик для приезжих в кибуце «Сиртон», который расположился у подножия горы Гильбоа в живописной галилейской долине. Было время цветения маков, и все открытое пространство, которое можно было обхватить взглядом было покрыто красным ковром.

Когда мы вошли в домик, то поразились — нас встречали как дорогих гостей. На столе стоял букет цветов, а холодильник был заполнен разнообразными йогуртами местного производства.

В домике была одна большая комната с альковом, в котором помещалась двуспальная кровать. Немудреная мебель, кондиционер, без которого невозможно в знойном израильском климате, ванна, туалет и маленькая микроволновая печка в кухонном уголке.

Больше и не надо. Кибуцники не готовят дома. Три раза в день они едят в столовой. Попав туда, я была приятно удивлена качеством и разнообразием.

Когда мы разложили наши вещи по местам, за нами пришла пожилая женщина и повела нас в столовую. По дороге Кира рассказала нам свою историю. Кирой ее назвали, потому что она родилась, когда убили Кирова. Ее мать-коммунистка, еврейка из Польши была сослана за Урал, потом с огромными трудностями вернулась в Польшу и уже оттуда, до войны, репатриировалась в Палестину. Поэтому ужасы войны не затронули эту семью. Конечно было другое: другие войны, голод, тяжкий труд, но одно Кире было ясно — она на своей земле, и гордилась ею всей душой. Она показала нам компьютеризированный коровник, где бело-черные буренки с огромным выменем дают до двенадцати тысяч литров молока в год, лабораторию, где готовят вкуснейшие сыры, небольшую фабрику по производству электрических аппаратов, ведь в последнее время кибуц — это не только сельское хозяйство.