Ключ - Саймон Тойн

У Клементи не осталось иного выбора, кроме как продолжать мошенническую практику, доставшуюся в наследство от предшественников: он скрывал истинные цифры и создавал иллюзию платежеспособности, без конца жонглируя теми немногими наличными средствами, которые еще имелись в его распоряжении. Одновременно он экономил на чем только мог и молился Богу о ниспослании чуда. Несмотря ни на что, кардинал не отчаивался: даже в том ужасном положении, когда он, в полном одиночестве, ни с кем не делясь, был вынужден нести на своих плечах бремя огромной ответственности, Клементи усматривал руку Провидения, которая направляла события. Разве Господь не одарил кардинала Клементи способностью разбираться во всех премудростях финансов, разве не благословил его на должности государственного секретаря Ватикана?

И все же размеры финансовых потерь оказались слишком громадными, чтобы их можно было возместить простой экономией средств или частичными усовершенствованиями банковской системы. Требовалось не просто навести глянец на бухгалтерские книги, но и отыскать пути пополнения церковной казны. В конечном счете кардинал нашел решение вопроса там, где его меньше всего можно было ожидать. Выяснилось, что ключ к обеспечению процветания Церкви в будущем — это пристальный взгляд на ее прошлое. Ответ на свои вопросы он отыскал в Руне.

С того момента, когда на него снизошло это откровение, прошло уже три года. В течение всего этого времени щедро давались аудиенции и отпущения грехов президентам и премьер-министрам, а католическая церковь получала возможность исподволь влиять на мировые дела в обмен на те блага, предоставить которые одна только Церковь и властна. Подобно какому-нибудь папскому легату далекого прошлого, Клементи подталкивал современных королей и императоров христианского мира к войне, дабы можно было снова получить доступ к землям язычников — к тем землям, которые истинная Церковь некогда называла своими собственными. И вдруг, когда его дерзновенный замысел должен был вот-вот увенчаться успехом, возникла серьезная угроза! И кем она была спровоцирована? Тем самым монастырем, древним и полным тайн, где замысел впервые зародился.

Мысли Клементи вернулись к разложенным на столе газетам, заголовки которых предсказывали падение Цитадели и смаковали перспективу раскрытия хранимых ею тайн.

А среди них была и его тайна.

Если она откроется, рухнет все, чего он сумел достичь, и дело католицизма будет проиграно.

Внезапно кардинал почувствовал прилив гнева и осудил себя за то, что проявил человеческую слабость. Он слишком долго медлил, и непростая ситуация с Цитаделью заметно усложнилась. Толкнув дверь, он вышел в пустой коридор, лишенный окон и ничем не примечательный, разве что изгибом стен, повторявших форму круглой башни. Он сумеет убедить «группу» в своей непоколебимой решимости, когда в их присутствии подпишет смертные приговоры четырем выжившим. «Группа» увидит, как твердо он стоит за их общее дело. К тому же они все теперь будут повязаны кровью.

Он стремительно прошел через другую дверь в выложенный мраморными плитами центральный вестибюль, прошел мимо банкоматов, выдававших свои запросы на латыни, и направился к окованным сталью дверям лифта, который позволял спуститься в крипты, высеченные в скальном основании башни.

Не успел Клементи дойти до лифта, как двери открылись и из них буквально выпрыгнул Шнайдер, не ожидавший, что начальник будет нестись прямо на него с неистово пылающим взглядом.

— Ну, — требовательно произнес Клементи, входя в лифт и нажимая кнопку «Вниз», — с кем же из достопочтенных коллег мне предстоит встретиться?

— Со всеми, — ответил Шнайдер, едва успели закрыться двери и лифт поехал вниз. — «Группа» собралась в полном составе.

6

Багдад, столица Ирака

Запах сухой пыли, смешанный с запахами сырого мяса, спелых фруктов и гнили, пропитал вечерний воздух базара в Мадинат-ас-Садр.[23] Хайд сидел в кафе, которое находилось поодаль от главной части базара, спрятавшись в тени навеса. На столике перед ним лежала американская газета, рядом стояла маленькая стеклянная чашка с остатками кофе. Вокруг блюдечка гонялись друг за дружкой две мухи. Хайд мысленно загадал, которая из них взлетит первой. Не угадал. Вечно ему не везет.

Он взял чашку и отхлебнул еще немного жидкости, тонким слоем покрывавшей гущу. При этом он продолжал пристально наблюдать за базаром из-за поцарапанных стекол стареньких темных очков, какие американцы выдают своим морским пехотинцам. Иракский кофе раздражал его. Из-за грязной воды его приходилось кипятить, остужать и снова кипятить — девять раз, после чего кофе терял весь свой вкус и превращался в невероятно противное пойло. Ладно, хоть микробов в нем нет, если уж столько раз кипятили. Большинство иракцев пьет кофе со сливками и доброй тонной сахара, чтобы не чувствовался противный вкус. Хайд же пил черный кофе, напоминавший ему о родине, без сахара, и горечь напитка лишь подогревала его ненависть к этой стране, вырваться из которой ему никак не удавалось. Черный цвет вообще был его любимым. Когда жизнь становилась слишком тяжелой, когда напасти одолевали сверх меры, он шел в казино, к рулетке, и ставил все, что было в карманах, на черное. И тогда тревоги сразу сводились к одной — как повернется колесо. Если Хайд выигрывал, он сразу уходил: денег должно было хватить, чтобы ненадолго успокоиться. Ему никогда не хотелось рискнуть и еще раз поставить «на все». Если же проигрывал, то терять ему больше было нечего — в буквальном смысле слова. В любом случае он покидал казино, осознавая, что хоть как-то изменил обстоятельства. Простота такого выхода очень нравилась ему.

Хайд взглянул на часы. Человек, которого он ожидал, запаздывал, поэтому Хайд подозвал официанта и заказал еще чашку кофе, с ненавистью наблюдая, как льется отвратительная жидкость. Нельзя было позволить себе сидеть без заказа — и без того он привлекает слишком много внимания. Шестифутовый рост и белая кожа сами по себе выделяли его среди окружающих, не говоря уж о рыжей бороде, а потому он всегда помнил, что за ним могут следить, хотя сейчас никого подозрительного так и не заметил. Взяв в руки газету, Хайд сделал вид, будто читает, а сам не переставал поглядывать из-под очков на снующих вокруг людей.

Мадинат-ас-Садр — один из восточных пригородов Багдада. До вторжения его называли «городом Саддама», а еще раньше — Революционным районом. Но названия не меняли сути: Садр оставался районом трущоб, на скорую руку возведенных в конце 1950-х годов, чтобы дать какой-то кров беднякам. Теперь здесь проживало гораздо больше людей, чем поначалу, и жилые дома оказывались перенаселенными раньше, чем успевал застыть бетон на их стенах. А за покупками все приходили сюда, на базар. Как раз сейчас было самое горячее время: люди возвращались домой с работы и спешили купить свежие продукты, хранившиеся в течение всего жаркого дня в холодильниках, за что покупателям не надо было платить. Такое количество мирных жителей, скучившихся на небольшом пространстве, — сущий кошмар, с оперативной точки зрения.

Несколько лет тому назад один человек приехал на мотоцикле, начиненном взрывчаткой, — прямо через контрольно-пропускной пункт, растерявший к вечеру бдительность, — и взорвался вместе с мотоциклом у главного входа, прихватив с собой на тот свет еще семьдесят восемь человек. На виду у жителей развалюх трупы унесли, кровь смыли водой из шлангов, и торговля продолжилась. На стенах домов и поныне видны щербины от врезавшихся в них осколков. Но этот рай для террористов-смертников был по той же причине лучшим местом встреч с доверенными людьми: где еще можно спрятаться надежнее, чем в самой толчее?

Хайд был человеком осмотрительным. Он приехал сюда пораньше и занял в кафе самое удобное для наблюдения место. Отсюда вся улица просматривалась на сто восемьдесят градусов, а крепкая стена за спиной никому не позволяла подобраться незаметно. Он готов был спорить на что угодно, что заметит своего человека прежде, чем тот к нему подойдет. Играть в эту игру он особенно любил, когда его посылали на подобные задания. Человек, которого он ждал, славился своим умением появляться и исчезать незаметно. Потому-то его и не могли поймать, несмотря на все старания разведок противоборствующих сторон. Но Хайд тоже был не промах в своем деле. Еще служа в 8-м разведбатальоне, он считался лучшим разведчиком в своем взводе. Хайд заслуженно гордился тем, что пока никому не удалось застать его врасплох, хотя друзья-приятели то и дело пытались его подловить. Они даже название придумали для этой игры: «Поймай Хайда».[24] Демобилизовавшись, он изо всех сил старался не утратить привычных навыков. Навидался того, что делает с человеком работа на частные компании: парни, уволившиеся из армии всего два-три года назад, обрастали жирком вместо мускулов и жили прежней славой, хотя давно растеряли свои таланты. С ним такого случиться не должно. В местечке, подобном этому, нельзя забывать о бдительности, иначе живо расстанешься с жизнью. И Хайд заводил себя, относясь к любому поручению так, словно это было опаснейшее задание, — на всякий случай. Могло ведь оказаться именно так.