Кандалы для лиходея - Евгений Сухов

– Господин полковник, ваше приказание выполнено, – отчеканил капитан. – Разрешите идти?

– Ступайте, – не оборачиваясь от окна, произнес Александр Александрович. – А вы, господин Козицкий, присаживайтесь к столу, – тут обер-полицмейстер обернулся и вонзил столь острый взгляд в управляющего имением Павловское, что Самсона Николаевича пронзил противный холодок. Казалось, что Власовский видит всего его, и сквозь него, и еще далее на три аршина в землю под ним…

– Благодарствуйте, – только и смог сказать управляющий.

Появился канцелярский секретарь. Он потихоньку, едва не на цыпочках, прошел за отдельный столик в углу обширного обер-полицмейстерского кабинета, достал из кожаного портфеля с двумя большими защелками стопочку бумаги, ручку с длинным металлическим пером, скляницу-непроливашку с чернилами; все это аккуратно разложил на столе и надел сатиновые нарукавники, – дескать, готов к исполнению обязанностей.

Александр Александрович неторопливо, по-хозяйски прошел к своему креслу, сел, поерзал, устраиваясь удобнее, и снова вонзил свой взгляд в Козицкого.

– Я позвал вас сюда, – официальным голосом начал Власовский, – дабы провести дознание по делу о пропаже главноуправляющего имениями графа Виктора Модестовича Виельгорского господина Попова. Вы привлечены к дознанию в качестве свидетеля и обязаны отвечать на все вопросы правдиво, без лжи и злонамеренности увести дознание в сторону. Предупреждаю, что дача ложных свидетельских показаний, равно как и сознательный увод дознания и, соответственно, следствия по данному делу, является нарушением закона и карается вплоть до заключения в арестантский дом и высылки в арестантские роты. Вам это понятно?

– Да, – кивнул Козицкий.

– Тогда начнем…

С этими словами обер-полицмейстера секретарь быстро окунул перо в чернила и застыл над чистым листом. А Власовский задал первый вопрос:

– Ваше имя и фамилия?

– Самсон Николаевич Козицкий.

– Происхождение? – задал следующий вопрос обер-полицмейстер.

– Из мещан Тамбовской губернии, – ответил Козицкий.

– Ваш возраст?

– Тридцать шесть лет.

– Вероисповедание?

– Православное, – столь же уверенно отвечал Козицкий. Вопросы были несложные.

– Национальность?

– Русский, – немного помедлив, ответил Самсон Николаевич.

Обер-полицмейстер кинул взор в сторону секретаря: успевает ли?

Секретарь едва кивнул, похоже, успевал.

– Как давно вы служите управляющим у господина Виельгорского? – продолжил задавать вопросы полковник Власовский.

– Два года без малого, – ответил Козицкий.

– Сколько вам граф положил жалованья? – поинтересовался Александр Александрович, внимательно наблюдая за управляющим.

Тот вскинул голову:

– Понимаете, господин обер-полицмейстер, – замялся Самсон Николаевич, – этот вопрос находится в сугубо конфиденциальной плоскости, и мне бы не хотелось, чтобы мои договорные обязательства были бы нарушены мною в отношении к господину графу, поскольку…

– Довольно! – не дал договорить управляющему Власовский. – Мне известно, в какой плоскости находится данный вопрос, но все же попрошу вас ответить, поскольку вы обязаны, как свидетель, отвечать на любые задаваемые мною вопросы. Кроме того, далее этого кабинета ваши доверительные сведения не распространятся, смею вас уверить.

– Но вы же записываете мои показания, – нахмурившись, посмотрел в сторону секретаря Козицкий.

– Записываем, – согласился обер-полицмейстер. – Для порядка. Однако читать их буду только я… Итак, – весьма безапелляционно продолжил задавать вопросы обер-полицмейстер, – какое годовое жалованье вам платил за службу управляющего граф Виельгорский?

– Триста пятьдесят рублей, – неохотно ответил Козицкий.

– Хм, – немного удивленно посмотрел на Самсона Николаевича Власовский. – А вам не кажется, господин управляющий, что это, скажем так… несколько маловато?

– Кажется, – почти с вызовом ответил Козицкий.

– Тогда почему же вы согласились? – задал вполне резонный вопрос Александр Александрович и снова вонзил свой острый взор в управляющего. Казалось, он вот-вот собирается разложить свидетеля на атомы и молекулы…

Всегда можно распознать, когда человек врет, а когда говорит чистую правду. Но незачем каждому знать тонкости дознавательского дела, ибо сразу отыщутся темные личности, которые научатся обманывать следователей и дознавателей, законослужителям это ни к чему. Кроме того, знание тонкостей поведения человека, его мимики, характер его жестов при вранье позволят рядовому обывателю распознавать лжеца в своем начальнике или даже государственном деятеле, что может внести смуту в умы граждан Российской империи и нездоровый скептицизм и, как следствие, уронить доверие и почитание к высоким чинам и большим званиям.

Знания правил ведения допроса не лишние лишь сыщикам, дознавателям, судебным следователям и прочим представителям профессий, имеющим дело с человеческой природой, которая, как известно, бывает весьма изворотливой и лживой. Имеются даже инструкции (естественно, для служебного пользования), в которых четко и ясно показано, по каким таким физическим признакам можно определить, когда человек говорит неправду или лукавит.

К примеру, ежели человек при разговоре касается лица руками – теребит ухо, почесывает указательным пальцем правой руки шею под мочкой уха; трогает нос так и сяк, потирает веко, будто оно у него дергается, либо принимает позу глубокой задумчивости, прижав большой палец к щеке, или прикрывает ладонью рот – он, несомненно, лжет. Все эти жесты указывают на подспудную и затаенную боязнь оказаться разоблаченным во лжи. Дознавателю остается только сделать правильный вывод.

Если человек неуверенно стоит перед собеседником, переминается с ноги на ногу, делает шаги в сторону или назад да еще передергивает при разговоре плечами – этот человек также лжет. Знай это, судебный следователь!

Можно определить, говорит человек правду или нет, по тому, как он смотрит на собеседника (или не смотрит). Если взгляд человека погружен в себя, вовнутрь, в собственную память, а губы при этом поджаты – все то, о чем он через несколько мгновений поведает, сущая правда. Но ежели мужчина время от времени посматривает в пол, а женщина бросает взгляды в потолок, то, скорее всего, собеседники – беззастенчивые лгуны. Во время разговора они то и дело бросают взгляды на собеседника, как бы проверяя и желая убедиться, верят ему или нет, сообщая при этом массу подробностей, знание которых от них не требуется. Если у говорящего глаза разбегаются в разные стороны – это вернейший признак того, что не стоит верить ни единому его слову…

Бывает, что ложь вызывает у говорящего некий зуд. Отсюда разнообразные почесывания и выступление пота, а еще теребление воротничка, который словно покалывает шею лжеца. А может, и правда покалывает.

Еще наблюдательный и подготовленный к проявлениям лжи человек заметит, что у говорящего неправду появляется в лице некая асимметрия. Вернее, наоборот, при появлении в лице симметричного несоответствия можно сделать вывод, что человек вам лжет. Это говорит наука физиогномика, которой дознаватели и судебные следователи в большей или меньшей мере владеют. Либо эти знания получены многолетней практикой, что ничуть не хуже знаний теоретических. Если на лице собеседника один глаз становится вдруг меньше другого, левый уголок рта ползет в улыбке, а правый неподвижен, либо одна бровь невольно приподнимается над другой, собеседник явный лжец. Чтобы уличить собеседника во лжи, достаточно неожиданно переспросить его, о чем он только что говорил, и если тот не выучил текст наизусть, так он станет отвечать несколько иначе или попросту запутается.

Обер-полицмейстер Власовский знаниями ведения допроса владел едва ли не в совершенстве, а поэтому когда буравил Козицкого взглядом, то просто пытался определить, врет тот ему в чем-либо или нет. Но покамест управляющий имением Павловское не трогал свое лицо, не ерзал на стуле, не чесался и не потел, и в его лице не наблюдалось никакой асимметрии…

– Мне очень нужно было это место, – просто ответил управляющий и посмотрел прямо в глаза обер-полицмейстера: – И деньги. А граф Виельгорский обещал заплатить, так сказать, подъемные в размере месячного жалованья.

– Ясно, – подытожил первую часть дознания Александр Александрович. – А теперь, сударь, давайте вспомним события почти месячной давности. Когда к вам приехал с ревизией главноуправляющий имениями графа Виельгорского господин Попов?

– Шестого мая, – без запинки ответил Козицкий.

– Сколько у него к тому времени было с собой денег? – спросил Власовский и стал следить за реакцией управляющего имением. Однако ничего особенного покуда не происходило. Козицкий как приклеенный сидел на своем месте и не выказывал никаких признаков беспокойства…