Гобелен - Кайли Фицпатрик

По утрам она обычно не курила — ей нравилось думать, что у нее есть принципы, но сейчас ей отчаянно захотелось закурить. Мадлен с трудом нашла сигареты в громадной сумке, больше похожей на рюкзак. Она часто носила в ней домой работы студентов и учебники. Пачка сигарет спряталась среди разрозненных бумаг. А еще там же обнаружилось письмо Лидии, пришедшее в университет за день до звонка Джоан Дэвидсон. Мадлен положила его на стол, но не стала открывать — не могла заставить себя перечитать его. Она закурила и принялась рассеянно листать блокнот Лидии, чтобы не думать о письме. Неожиданно она замерла, наткнувшись на страницу, заполненную аккуратными строчками на латыни — точно такими же, как те, что получила от матери и переводила, забыв обо всем на свете. Неужели с тех пор прошло всего пять дней? Сначала Мадлен решила, что это еще одна копия того же отрывка, но, внимательно присмотревшись, заметила, что там стоит другая дата.

5 июня 1064 года

Кентербери, родной город моей матери, славится двумя монастырями и огромной библиотекой Святого Августина. Когда я была девушкой, королева Эдита приезжала в Кентербери, чтобы купить в нашей мастерской ткани и посетить библиотеку. Она образованная леди, говорят, что для женщины у нее на редкость острый ум. Конечно же, у женщин не такой ум, как у мужчин, но они не менее одарены природой, если не мешать им развиваться.

Королева может запросто разговаривать с математиками и музыкантами, говорит на языке норманнов, датчан и римлян. Но ее главная любовь — вышивание. В тот день она спроста, не соглашусь ли я поехать в Вестминстер, потому что увидела, что я так же мастерски владею иглой, как и она. Когда королева покидала нашу мастерскую в Кентербери, я стояла у окна и наблюдала за тем, как миледи, которой суждено было стать моей госпожой, едет по улице. Ее вязаный плащ сиял бисером из драгоценных камней, а золотые волосы ниспадали до самого пояса, ниже накидки. Я видела, как старики, дети и нищие останавливались, глядя на королеву и ее свиту, и их лица сияли — настолько она прекрасна. Ее красота вдохновляла менестрелей, посвятивших ей множество песен, а доброта сподвигала бардов на создание стихов. Тогда я подумала, что не каждая леди обладает столькими талантами. В то время я еще не знала, какое проклятие лежит на ней. Теперь знаю.

У ворот библиотеки она спрыгнула с лошади, и к ней подбежала маленькая девочка с белой лилией в руках. Королева приняла подношение и коснулась волос малышки, а потом скрылась за темными железными воротами, за которыми бывали немногие.

Монах Одерикус рассказал мне, что в библиотеке Святого Августина имеется великое множество священных книг, страницы которых братья расписали золотом и яркими красками, сделанными из раздавленных ягод и цветов. Августина отправили в эти земли с наказом вернуть их в лоно христианской церкви. Когда римляне ушли, старые ритуалы стали практиковаться почти в открытую, но король Эдуард — христианин, и нам необходимо соблюдать осторожность, поклоняясь богам, не признанным его церковью.

Братья Святого Августина редко появляются на улицах Кентербери, они писцы и рисовальщики и проводят свою жизнь в уединении. Именно они готовят ткани для наших вышивок при помощи серебряного карандаша каменщиков, который оставляет на ткани такой же след, как и на камне. Помимо того что Одерикус является священником и летописцем короля и королевы, он еще прекрасный рисовальщик. Поэтому он часто бывает во дворце и, несмотря на занятость, все же находит время, чтобы посидеть и поговорить со мной. Мы дружны с ним с тех пор, когда я еще жила в доме матери.

Теперь моим домом стал Вестминстер. Здесь, как и в Кентербери, в мастерских создаются гобелены, вышитые сияющими нитями, они украшают стены и залы состоятельных клиентов с континента. Самым богатым клиентом является церковь. Мы вышиваем парчовые крылья ангелов, одеяния угрюмых святых, плащ Девы Марии, над головой которой сияет сверкающий венец. Я видела вышитые картины запретного сада и диковинных уродливых зверей, словно вышедших из кошмаров монаха, которого подвергли пыткам. С помощью игл мы облекаем в форму людскую ложь, потому что даже святые лгут, если считают, что это придаст больше сияния их Богу.

Каждый год к нам приходят странствующие рассказчики. Они повествуют об одних и тех же сражениях и одних и тех же воинах, но каждый раз оказывается, что наш воин убил в десять раз больше скандинавов или римлян, чем в прошлый раз. В их сказаниях смерть овеяна славой, но нет ничего славного в горе матери, пустой постели жены и боли ребенка, которому не суждено увидеть отца. Как-то раз я поделилась с Одерикусом мыслями о том, что Иисус тоже был странствующим сказочником, и мне показалось, что его оскорбили мои слова. Он утверждает, что цель его рассказов в том, чтобы спасти нас. Когда я спросила его, от кого нас нужно спасать, он ответил, что от самих себя. Монах часто говорит загадками, но мне нравится его слушать. У него ясный и быстрый ум, и, хотя он является пленником своей жестокой веры, он наделен добротой. Могущество церкви заключено не только в ее богатстве, но и в учености священников.

Мадлен закончила, когда большие часы в коридоре пробили два раза. Два часа. Остался всего час до того момента, когда за ней должны заехать. Как и в первый раз, отрывок документа, принадлежащий перу неизвестного автора, заворожил ее, и она, забыв о времени, погрузилась в его мир. Мадлен снова задала себе вопрос, кто мог быть его автором.

Впрочем, пора было подумать о похоронах. Накануне днем Джоан позвонила ей и тактично спросила, решила ли Мадлен, что надеть на службу. Она пока не думала об этом. Джоан предложила ей сходить в магазинчик неподалеку от дома Лидии, и Мадлен купила там костюм — скроенную по диагонали юбку до колена и облегающий пиджак из тонкой шерсти темно-сливового цвета, который любила Лидия.

Она приняла ванну, вымыла голову и аккуратно заколола волосы на затылке, мимолетно подумав о том, что все зря — пройдет совсем немного времени, и прическа рассыплется на пряди, которые завитками окутают лицо. Она оделась и принялась разглядывать себя в зеркало. Мадлен не подходила к нему уже два дня, зная, что призрак, который посмотрит на нее оттуда, лишь напомнит ей о боли. Она не ошиблась — перед ней предстало лицо привидения, а красная помада подчеркнула бледность кожи и яркость рыжих волос. Девушка тяжело вздохнула и, уставившись в зеркало, приказала себе: «Будь сильной. Будь сильной».

Мадлен безмолвно повторяла эти слова и пока ждала Джоан и Дона, которые должны были за ней заехать, и по дороге в церковь, куда ходила Лидия, и пока викарий говорил о ее матери. Когда она подошла к кафедре, чтобы сказать несколько слов, ей показалось, что у нее одеревенели ноги, сердце отчаянно колотилось. Но, прочитав собравшимся друзьям матери слова Ивана Тургенева, она успокоилась, надеясь, что Лидия услышала ее.

Перед похоронами гостей пригласили в дом Джоан выпить чаю. Лишь сейчас Мадлен впервые смогла рассмотреть тех, кто пришел проводить Лидию. Она не знала, кто есть кто, но поняла, что высокая яркая женщина с черными волосами и в черной шляпе — Дороти Эндрюс, а две похожие на воробьев старушки в совершенно одинаковых темных костюмах — сестры Бродер. Еще одна пара, примерно ровесники Лидии, были ее друзья из Лондона — вместе с ними она преподавала в колледже. Викарий тоже был ее другом, и Мадлен показалось, что Лидия вернулась в англиканскую веру. Еще нескольких человек Мадлен смутно помнила и пыталась сообразить, нужно ли подойти к ним. Дон протянул ей чашку с блюдцем. Она ненавидела чай, но он, похоже, был одним из главных ритуалов этой культуры. Она с опаской сделала глоток и, еще до того как обжигающая жидкость коснулась губ, уловила запах бренди. Дон встретился с ней глазами и криво усмехнулся, а Мадлен послала в его адрес безмолвное благословение.

— Мадлен? — обратилась к ней женщина в черной шляпе. — Ты помнишь меня? Я Дороти Эндрюс, мы с твоей мамой вместе учились в школе.

— Привет, Дороти. Да, конечно, я вас помню. — Мадлен не знала, что еще сказать. — Спасибо, что приехали.

— Я так сочувствую твоей утрате, Мадлен. Лидия была настолько закрытой, что я даже не знала про ее болезнь. Это… невыносимо грустно.

Голос Дороти был глубоким и мелодичным. Она изящно пила чай маленькими глотками, но по сильно накрашенным глазам было видно, что она недавно плакала. А теперь она вглядывалась в лицо Мадлен, пытаясь найти там объяснение случившемуся.

Та покачала головой.

— Она недавно делала анализы крови. У нее болела и кружилась голова. Она всегда говорила об этом как о ничего не значащей ерунде…

Мадлен замолчала, потому что боялась, что не сможет говорить дальше.