Алые перья стрел - Владислав Крапивин

– Воюют… – сказал Вовка тихо и обиженно. – Я же не могу там воевать. Если бы пустили да винтовку дали…

Никто не засмеялся. Потому что каждый знал: если бы пустили и дали винтовку… Ну а что, в самом деле, разве не вышли бы из них снайперы?

– Пустят тебя… – заметил Серёга. – Они своих-то пацанов отсылают подальше от беды.

И сразу вспомнился им вокзал, люди, цветы, плакаты, деловитое буханье барабана, и голоса труб, и шестеро темноволосых мальчишек, растерянно вышедших из тамбура на дощатый перрон. Обыкновенные пацаны, худенькие, тонконогие, некоторых можно одной рукой на лопатки уложить. Только загар потемнее, чем у здешних, вот и все. Даже не верилось, что эти ребята строили баррикады, а может быть, и стреляли по врагам. Потом автобус увез испанских мальчишек в дом отдыха Рыбкоопа, а наши ребята пошли бродить по улицам.

Надо было готовиться к экзамену по арифметике, но они ходили по рассохшимся деревянным тротуарам, растревоженные и недовольные тем, как устроен мир. Там, на вокзале, их на секунду задела грозная жизнь Испании, а сейчас в заросших лебедой газонах мирно стрекотали кузнечики и тишина висела над городком. Зной раннего лета жарил мальчишкам плечи.

Они ходили, позабыв, что надо учить правила действий с дробями, спорили о боях под Мадридом, и только смуглый сердитый Цыпа был молчалив и спокоен…

– Не дадут нам винтовки, – сказал в темноте Павлик. – Чего ж говорить…

– А что делать? – спросил Вовка.

Это был серьезный вопрос.

Это был очень серьезный вопрос, потому что в самом деле нельзя же сидеть просто так, когда «юнкерсы» бомбят Университетский городок Мадрида, когда войска Франко осадили Бильбао – столицу басков, когда взорвали республиканский линкор… Но что делать?

– Учиться стрелять, – твердо сказал Митька. – Это нам еще пригодится. Не в заборы пулять, а как следует. Чтоб отряд у нас был настоящий, а не то, что сейчас. Чтобы, когда надо, мы сразу… Ну все равно сейчас мы больше ничего не можем.

– Хорошо тебе, ты в кружке, – откликнулся Цыпа. – А мы что? Из луков да из луков.

– Я Скобелева упрошу. Пусть всех запишет. Я за ним по пятам буду ходить, когда из отпуска вернется.

– Мы тоже будем, – сказала Валентина.

– А луки тоже нельзя бросать, – продолжал Митька. – Думаете, я на значок сдал бы, если бы из лука не стрелял? Он глазомер развивает и руки.

– Название какое-то у нас неподходящее, – сказал Серёга. – Непонятно как-то: «Белые перья». Какие перья, откуда, для чего?

– Лучше «красные», – предложил Вовка. – Мы же красный отряд.

– Лучше… Но все равно непонятно.

– Лучше полностью: «Красные перья стрел», – сказал Митька.

– Пускай будут «Алые перья стрел», – заговорила Валька. – Красиво.

– Тебе бы только чтоб красиво было, – заворчал Цыпа.

А Павлик медленно сказал:

– Ну что ты, Цыпа! Разве плохо, если красиво? По слушайте, ребята: а-лы-е перь-я стр-рел-л…

Серёга напомнил:

– Значит, и в самом деле на стрелы красные перья надо. Где брать?

– У отца, думаешь, мало красных чернил? – сказал Митька.

Яркий огонек свечки вздрагивал и качался от дыхания ребят. Валька Голдина писала красными чернилами на тонкой бумажной полоске:

– «Мы, пионеры второго звена… Митя Вершинин…»

– Дмитрий, сурово сказал Митька. Он макал в пузырек с чернилами бумажный жгутик и мазал хвостовые перья на стрелах.

– «Дмитрий Вершинин, Игорь Цыпин, Виталий Логинов, Валентина Голдина, Владимир Шадрин…»

– Владимир пишется через «и». Учти, – сунулся Вовка.

– Знаю… «Владимир Шадрин, Павел Шагренев, Сергей Иванов… вступаем в отряд «Алые перья стрел». В скобках «АПС». «И обещаем друг другу и всем на свете, что… всегда будем бороться с фашистами и всякими врагами…»

Она оглянулась на Митьку.

– Всегда будем учиться, чтоб бить без промаха.

– »…Без промаха».

– И мстить за всех, кого они убили и замучили, – сказал Цыпин.

– А если они полезут на нас… – вмешался Павлик.

– «А если они…»

Июньские вечера очень светлые. Небо серебристое, и звезды едва проступают на нем. А крыши и заборы – почти черные. И уж совсем черными кажутся на небе листья и ветви тополей.

Громадный сук большого тополя протянулся над серединой двора, как рука великана. Высоко – выше всех проводов и крыш, выше труб кирпичной пекарни, которая стоит позади двора.

С шелестом ушла с земли и вонзилась в сук тяжелая стрела. Утром все увидят ее – высоко над головами. Увидят, что у нее алые перья. Но никто никогда не сможет достать ее. Только ветер.

Потом шквалистые ветры истреплют перья, обломают древко. Но крепкий наконечник навсегда останется в дереве. Наконечник, в который вложена туго свернутая бумажная полоска, где имена стрелков и обещание.

Этот наконечник, сделанный из пустой пули, будет там всегда, пока живет тополь. А такие могучие деревья живут долго. В детстве кажется, что они стоят вечно.

Мысль продырявить баронессу на афише пришла Витальке. Раз уж в городе нет настоящих фашистов, то надо всадить стрелу хотя бы в нарисованного. Пусть все прохожие видят большую стрелу с алыми перьями – символ меткости и беспощадности к врагам.

– А кроме того, – добавил Виталька, – это будет месть Адель Францевне за то, что она плохо отзывалась о Карле Бруннере (вернее, не о Карле, а о том пацане, который играл эту роль, но это ведь все равно).

– И за то, что чуть не оставила тебя на осень, – въедливо заметила Валентина.

– Чушь какая? – обиделся Виталька. – Я могу и не стрелять. У тебя. Голдина, между прочим, не язык, а швабра. Если так, то пусть Митька стреляет в баронессу.

– Конечно. Сам-то промазать боишься, – поддела Валька, которая обиделась за свой язык.

– Если издалека, хоть кто может промахнуться, – спокойно сказал Виталька. Он не хотел ссориться. – Надо ведь шагов с тридцати, не меньше. Верно, Мить?

Читателям, не стрелявшим из лука, наверно, непонятен этот разговор. А дело в том, что афиша висит довольно высоко, и если выпустить стрелу с двух-трех шагов, она воткнется некрасиво – хвост с перьями будет наклонен вниз. Сразу все увидят, что стреляли в упор. Чтобы стрела воткнулась как надо – перьями слегка вверх, она должна описать в воздухе дугу. Значит, пускать ее надо с приличного расстояния.

– С тридцати я не промажу, – сказал Митька. Он и не думал хвастаться, просто был уверен.

– А вдруг? – сказал Виталька и хитровато глянул из-под белого чуба.

Митька пожал плечами:

– Да не промажу я.

– А если?

– Ну спорим?!

Вот так и оказался Митька в тот день у афишной тумбы. Вот так и познакомился с Матвеем Жарниковым, сотрудником второго отделения милиции, неплохим парнем и понимающим человеком.

Конечно, всю историю Митька рассказывать не стал, но кое-что объяснил: что такое «АПС» и зачем нужно было устраивать стрельбу на перекрестке.

Он и Матвей шагали сначала по улице, а потом сели на скамейку в сквере, где случилась беда с Феодосией. Матвей только через два часа должен был идти на пост, а пока гулял. Митьке же вообще некуда было спешить.

Митька потрогал ногу.

– Как ты меня ухватил… Аж пальцы отпечатались. Все еще больно.

– А не надо было прыгать. От меня, брат Митька, не сбежишь.

– Я бы сбежал, да лук зацепился.

– А я бы догнал. Думаешь, я не умею через заборы скакать?

– Матвей… – осторожно сказал Митька и покосился на тугую кобуру. Из-под крышки вызывающе торчал металлический затылок револьверной рукоятки. – Матвей… А если б не догнал? Ты бы стал стрелять?

– Ты спятил! Зачем стрелять-то? Ты что – бандит? Я тебя и в отделение вести не хотел, а просто так, для порядка. Попугать.

– Матвей… Ну попугать, это понятно. Я ведь не говорю, чтоб в меня стрелять, а если в воздух? Чтоб попугать, это как раз годится.

– Да что ты! Потом объяснение начальнику писать. Зачем стрелял да в кого. Ведь у нас каждый патрон на учете.

– Это я знаю. У нас тоже на учете. А иногда охота пострелять, ага?

– Конечно. У нас вообще-то бывают занятия, но не часто.

Митька мечтательно продолжал:

– А вот если бы патронов сколько хочешь? Хорошо было бы, ага? Стреляй хоть каждый день… В овраге один уголок есть хороший: заросли и обрыв. От домов далеко. Прямо настоящий тир… Хотя, конечно, случайные прохожие, если выстрелы услышат, могут придраться.

– Как они придерутся? Я же в форме. Раз милиция стреляет, значит, надо. А если бы кто из наших подвернулся, я бы сказал, что оружие пробовал.

Увы, даже милиционеры не прочь иногда прихвастнуть. А хитроумный Митька, словно в шахматах, сделал еще один ход. Он с рассеянным видом сказал:

– Да… понятно… Значит, все дело в патронах?

– Конечно.