ИВАН БОРОДУЛИН - разведка

Командир полка Анатолий Романович Пасько, вер­нувшийся недавно из штаба дивизии, был чем-то озабо­чен. Спокойный, уравновешенный, он обычно в шутли­вом тоне интересовался нашими делами, проступки, ко­торых у нас случалось немало, больше высмеивал, при­казы отдавал тихо, как бы советуя. «Так вот, ребята, вам надо проникнуть на высоту и попутно прихватить «языч­ка». Никаких сабантуев, ни больших, ни маленьких, ника­ких громов и молний, тихо, тихо и только ножичком»,-

ласково пояснял он, будто бы речь шла о прогулке по грибы.

А сегодня командир был совсем другой. Ни о чем не спрашивая, он вдруг начал говорить, что город Мур­манск, который мы защищаем, стонет от бомбежек и горит, что у фронта мало авиации, да и та занята

И

на морских коммуникациях. Но все-таки есть возмож­ность помочь городу, если совершить диверсию на аэро­дроме, с которого немцы вылетают бомбить Мурманск. Потом майор начал задавать вопросы:

— Вы прошлый раз к Луостари ходили?

— Километров сорок не дошли.

— Сумееете провести туда группу?

— Могу, но…

— Словом, — прервал майор, — готовь себе людей, сколько нужно, и сегодня вечером — в штаб дивизии. Но ни слова никому, куда пойдете и зачем. Понятно?

Вечером, когда мы трое — Ваня Ромахин, Петр Гришкин и я — были готовы в путь, нас опять пригласил командир полка.

— Вот что, ребята,— сказал он,— если вам задание будет не под силу — можете не соглашаться. Пойдут другие. Правда, они не знают туда дороги. *

Командир говорил больше для порядка, и мы, поняв это, попросили разрешения выходить.

Шесть километров, отделявших нас от штаба диви­зии, мы прошли за сорок минут и доложились дежурно­му по штабу, высокому красивому капитану, фигура которого, казалось, специально была создана для того, чтобы носить военную форму —так ладно, без единой морщинки сидел на капитане китель. Сапоги сверкали парадным блеском. Тогда весь этот лоск штабного офи­цера нам не понравился, показался пижонством — пе­редовая не бал-маскарад. Но позднее, когда капитан Терещенко стал начальником разведки полка, мы увиде­ли, что этот человек красив и в существе своем, а его внешность — лишь деталь его общей культуры. Больше того, и нам, своим подчиненным, капитан прививал лю­бовь и уважение к прекрасному, и мы очень быстро.

51

к собственному удивлению, стали понимать, что опрят­ность, подтянутость, ежедневное бритье и свежие под­воротнички помогают лучше воевать!

Капитан Терещенко попросил нас подождать. Вскоре в блиндаж вошел коренастый, среднего роста парень в темном комбинезоне и легких брезентовых сапогах.

— Товарищ из армейской разведки, — представил капитан. — Пойдет с вами. Знакомьтесь.

— Фомичев. Виктор, — привстал разведчик.

Через некоторое время нас пригласили к командиру дивизии. Вместе с генералом Худаловым в блиндаже сидел какой-то пожилой полковник.

Первым заговорил полковник:

— Как далеко вы проходили в тыл к немцам? Рас­скажите подробнее, что видели, какие трудности.

Я старался припомнить все мало-мальски значимое, подчеркнув при этом, что «языка» мы взяли легко.

— Кай насыщен тыл войсками? Каковы дороги и можно ли незаметно провести в немецкий тыл группу людей? — продолжал допрашивать полковник.

— Мы проходили в стыках опорных пунктов и боль­шей частью ползком. Большую группу провести невоз­можно, а два-три человека пройдут везде. Во всяком случае,— добавил я,— мы втроем пройдем.

— А вчетвером?

— Можно и вчетвером. Только следов и шуму боль­ше.

— Что ж, в добрый путь, — сказал полковник,— а с задачей вас подробно ознакомит капитан Терещенко.

Мы откозыряли и вышли из блиндажа.

Капитан сказал нам, что задачу ставит командование фронтом. Она заключается в том, чтобы проникнуть в район Луостари и найти возможные пути диверсии

PAGE12

на вражеском аэродроме. После этого вызвать по рации диверсионную группу и выйти ей навстречу. Сопрово­ждать группу к аэродрому и даже ждать ее возвраще­ния запрещалось.

— А сейчас,—сказал Терещенко, — пойдете на ди­визионный склад и получите все необходимое для зада­ния. Рацию возьмете у меня перед выходом. Все.

Мы заменили армейские бушлаты на легкие стеганые фуфайки, взяли сухари, шоколад и по фляге чистого спирта. От предложенных консервов и концентратов отказались, считая, что лучше взять лишнюю гранату или пачку патронов.

Под утро в сопровождении капитана Терещенко и двух штабных автоматчиков мы вышли к пограничной заставе. Там встретил нас уже знакомый лейтенант. Узнал, улыбнулся и спросил:

— Опять за «языком»?

— Опять, — весело отозвался Ромахин. — Такая уж у нас дурацкая специальность — таскать фрицев жи­выми.

Здесь, на заставе, мы должны были сутки отдохнуть и набраться сил перед долгой и нелегкой дорогой. Тере­щенко и автоматчики с рацией будут ждать нас на за­ставе.

Ночью проверили работу обеих раций. Они были очень просты в обращении: стоило только открыть ящик, подключить питание, и через несколько секунд загорался зеленый сигнал. После этого следовало забро­сить провод антенны на какое-нибудь деревце, повер­нуть рычажок — и пожалуйста, разговаривай!

Следующей ночью мы тронулись в путь.

Шли медленно, осторожно — за каждой сопкой, за каждым поворотом могли быть немцы. К исходу дня

достигли знакомой тропы, где ходили вражеские патру­ли, заметно утоптанной, обжитой. Мы поспешили свер­нуть в сторону. Привалы устраивали в расщелинах скал, густых рощицах — да и то лишь для того, чтобы пере­кусить. Следили за каждой мелочью, ибо она могла оказаться роковой.

На одном из привалов Ромахин, стараясь соблюсти маскировку и не оставить следов, крепко вдавил в зем­лю свой окурок. Гришкин, заметивший эту процедуру, как-то особенно посмотрел на моего связного, опустив­шись на колени, пальцами отыскал окурок, передал сконфуженному Ивану и ласково предложил:

— Скушай ты его, Ваня, от греха подальше. Съешь, милый, а не рой нам могилу.

После этого случая Ромахин долго не мог смотреть нам в глаза и придирчиво глядел за нами, чтобы тоже поймать на оплошности.

Неподалеку от дороги, где прошлый раз взяли почта­ря, мы почти нос к носу столкнулись с патрульной груп­пой немцев человек в двенадцать. На наше счастье, у фашистов не было собак. Ничего не заметив, они про­шли мимо.

Если нарисовать на карте, как мы шли последние тридцать километров до Луостари, то путь будет вы­глядеть змейкой — пришлось обходить болота, посты, сопки, занятые какими-то хозяйственными подразделе­ниями гитлеровцев. Бывало, что 600—800 метров мы ползли, расстилаясь по земле, три-четыре часа. Мы по­рядком измотались, когда вдруг увидели черный чу­жой самолет: он поднимался из-за высокой скалистой сопки впереди нас. Усталость как рукой сняло, будто за плечами у нас и не лежал тяжелый 150-километро­вый путь.

Устроили походный военный совет. Решили, что идем к той скале и лезем на вершину — вряд ли на той высо­те могут быть немцы, там им просто нечего делать.

Вышли к подножью. Склоны сопки густо поросли бе­резняком и надежно скрывали нас. Благополучно выбра­лись к вершине и только тут заметили неподалеку дере­вянный щитовой домик. Он нам спутал все расчеты. Но прежде чем уходить, решили осмотреться. Мы с Викто­ром Фомичевым поползли к западному склону высоты. Внизу, под обрывом, прямо за рекой расстилался вра­жеский аэродром. Лучшее место для наблюдения вряд ли можно отыскать.

— Да, если б не эта чертова будка,— сказал Фоми-чев, кивая в сторону домика. — Надо сидеть тут. Пози­ция великолепная!

— Гляди-ка, Виктор, мох и трава не помяты — значит сюда никто не ходит, Да и не целый же гарнизон в этой халупе.

—Предлагаешь остаться? — спросил Фомичев.

— Укроемся за выступом, чтоб не видно из доми­ка,— и шик-модерн позиция! Только нервишки подкру­тить да дежурить на всякий случай.

— За мои нервы не бойся, — буркнул Виктор и пер­вым забрался в расщелину, где можно было только ле­жать или сидеть на корточках.

По сигналу подползли Ромахин и Дудочка.

Сперва все четверо мы не спускали глаз с домика. Заметили на его крыше какие-то вертушки, а чуть в сто­роне метеорологическую будку. Пришли к выводу, что в домике живут два-три синоптика. Стало быть, силы равны. Если кто-нибудь из фрицев все же обнаружит нас — мы должны бесшумно убрать его, а затем поти­хоньку уйти.