21.12 - Дастин Томасон

— Пожалуйста, — взмолился Гутьеррес, пропустив мимо ушей ее жалобы по поводу сосуда, — спрячь это на несколько дней.

Но Чель уже решила разобраться со всем раз и навсегда. Открыв сумочку, она достала пару белых матерчатых перчаток и пинцет.

— Что ты собираешься делать? — спросил он.

— Обнаружить нечто, что убедит тебя — это не более чем подделка.

Полиэтиленовая обертка была все еще влажной от пота его ладоней, и Чель слегка передернуло, когда она это ощутила. Гутьеррес ущипнул себя за переносицу, а потом стал двумя пальцами тереть свои покрасневшие глаза. Даже сквозь мерзкий запах гуано пробилась вонь от его давно немытого тела. Но как только пальцы Чель проникли внутрь коробки и принялись перебирать кусочки древесной бумаги, все остальное в комнате перестало для нее существовать. Прежде всего глифы показались ей слишком старыми. История древних майя делится на два периода: «классический», охватывающий расцвет цивилизации с 200 по 900 год н. э., и «постклассический», включивший в себя ее упадок и продлившийся до самого появления испанцев примерно в 1500 году. Стиль и содержание письменных памятников майя претерпели под внешними влияниями заметную эволюцию и заметно отличались друг от друга в различные эпохи.

До сих пор не было обнаружено ни единого фрагмента древесной бумаги с письменами «классического» периода — все четыре уцелевших рукописи были созданы много столетий позже. Ученые знали, как выглядели классические письмена, только благодаря надписям, вырезанным на камнях древних руин. Но письмена на фрагментах, которые рассматривала теперь Чель, определенно датировались примерно 800–900 годами н. э., что представлялось совершенно невозможным. Иными словами, если это был подлинник, то он являлся самым ценным памятником мезоамериканской истории, известным научному миру.

Чель скользила взглядом по строчкам, выискивая ошибки — неправильно отображенный глиф, рисунок бога без соответствующего головного убора, выпадающую из хронологии дату. Но ничего не могла найти. Черные и красные чернила выцвели так, как и должны были. А вот синие сохранили свою яркость, что всегда отмечалось в подлинных рукописях майя. Бумага выглядела так, словно действительно пролежала где-то в пещере тысячу лет, став необычайно ломкой.

Но еще больше впечатляло, что написанное выглядело грамматически верным. Интуиция подсказывала, что комбинации глифов складываются в стройные предложения, как и последовательность пиктограмм. Глифы можно было отнести к одной из ранних версий языка ч’олан — вполне ожидаемо для подобной рукописи. Но Чель не в силах была теперь отвести глаз от фонетических «дополнений» поверх глифов, призванных помочь читателю понять их значение. «Дополнения» были написаны на к’виче.

Все известные постклассические рукописи (которые именовали также кодексами) уже оказались подвержены мексиканскому влиянию и потому писались на юкатекском или ч’оланском диалектах языка майя. Но Чель уже давно пришла в голову мысль, что если бы на территории Гватемалы была создана складная книга в классический период, то ее бы дополнили пояснениями на диалекте, которым пользовались с детства ее отец и мать, — то есть на к’виче. Это показывало, что фальсификатор обладал глубочайшими познаниями в лингвистических нюансах и истории майя.

Чель не верилось, что такое возможно, но она уже подозревала, что многие из ее самых искушенных коллег поверят в подлинность рукописи.

А потом она сумела разобрать одно из предложений, и содержание как громом поразило ее.

На одном из самых крупных фрагментов из коробки комбинация из трех пиктограмм и глифов читалась так:

«Струи воды, которые заставляли бить из камней…»

Некоторое время Чель перечитывала написанное, совершенно сбитая с толку. Подобным образом автор мог описывать только фонтан. Но ведь ни один фальсификатор не стал бы вставлять такое в текст, потому что до самого недавнего времени даже ученые не знали, что майя устраивали фонтаны в своих городах классического периода. Всего около месяца прошло с тех пор, как профессор университета в Пенсильвании доказал, что вопреки распространенному заблуждению вовсе не испанцы первыми в Новом Свете научились подавать воду под давлением. Майя овладели этим искусством задолго до прибытия в Америку первых европейцев.

Но ведь кодекс такой сложности невозможно было бы подделать менее чем за месяц!

Чель подняла на Гутьерреса ошеломленный взгляд:

— Где ты это взял?

— Ты же знаешь, я никогда не делюсь такой информацией.

Но ответ, собственно, был очевиден. Они разорили очередную гробницу и присвоили все найденное — такая судьба постигла многие захоронения ее предков.

— Кто еще об этом знает? — не унималась Чель.

— Только мой поставщик, — ответил Гутьеррес. — Но как я вижу, ты начала понимать истинную ценность этой вещи.

Если она не ошибалась, то в этих фрагментах заключалось больше информации по истории майя, чем во всех прежде известных источниках. «Дрезденский кодекс» — наиболее подробная из четырех древних книг майя — ушла бы с аукциона за десять миллионов долларов, но в сравнении с фрагментами страниц, лежавшими сейчас перед ней, дрезденская летопись не стоила ничего.

— Ты собираешься продать это? — спросила она.

— Как только наступит подходящий момент, — ответил Гутьеррес.

Даже если бы ей выделили те огромные деньги, которых он наверняка потребует, «подходящий момент» для Чель не наступит никогда. Она не могла купить книгу официально, поскольку ее явно выкрали из могильника, а огромный объем работы, который потребуется, чтобы полностью реконструировать фрагменты и расшифровать текст, не позволит долго прятать ее. Если бы кодекс, добытый мародерами, был обнаружен у нее, она не только лишилась бы работы, но и пошла бы под суд.

— Так с какой стати мне ее для тебя прятать? — спросила Чель.

— Чтобы дать мне время на подготовку нужных документов для легальной продажи рукописи одному из американских музеев, и первой такую возможность получишь ты, — ответил Гутьеррес. — И еще потому, что, если Иммиграционно-таможенная служба наложит на нее лапы, ни ты, ни я больше никогда ее не увидим.

Чель знала, что относительно ИТС он был абсолютно прав. Конфисковав книгу, они торжественно вернут ее правительству Гватемалы — страны, где не существовало условий ни для того, чтобы выставить кодекс на всеобщее обозрение, ни тем более для тщательного его изучения. Такая участь постигла «фрагмент Грольера». Найденный в Мексике, он гнил в каком-то сейфе еще с 1980-х годов.