Ужас победы - Валерий Попов

Где же брали опилки в те годы повального дефицита, так и осталось загадкой. Мы добрели до выхода.

Во дворе мы увидели следующую замечательную сцену: от магазина удалялся мужик, в сапогах и ватнике, на спине его почему-то красовалась цифра “9”. Но не это самое удивительное. На голове, как зубчатую корону, он придерживал двумя руками букву М размера почти такого же, как он сам.

– Метро провели? – обрадовался Кир.

Вложив всю душу в новое, он как бы отвечал за него.

– Да нет… – Обернувшись, я показал наверх. На плоской крыше магазина остались буквы “ЯСО”. Все, увы, ясно!

Мы молча побрели через двор. Буквоносец, вырвавшись вперед, задолго до нас подошел к пивной очереди и стал всем предлагать

Букву – видимо, незадорого, поскольку многие соблазнялись, пробовали ее на зуб, пытались сломать через колено… Не поддается! Метафоричность этой картины потрясла меня. Это и есть, в сущности, мое дело – продавать людям Буквы, пытаясь их

(людей) при этом обогатить!

Кир, поняв аллегорию, резко отвернулся.

После я провожал его на самолет. Аэропорт был тогда самым элегантным местом в городе: пахло кофе, коньяком. Тускло сияли игровые автоматы вдоль стен.

– Я же делаю для тебя что могу! – воскликнул Кир с болью, глянув туда.

…Ах вон оно что! Сердце прыгнуло. Да! Очень редко, в минуты крайней нужды и отчаяния (подарки на день рождения дочки), я подходил к этим сияющим “алтарям”, покупал “токен”, впихивал в щель. Крутились на барабанах картинки – красные колокольчики, желтые лимоны, лиловые сливы, и всегда – всегда! – останавливались три одинаковых в ряд, и всегда – всегда! – в поддон гулким золотым дождем сыпались жетоны!

Такая “ласка” смущала меня, а тем более теперь, когда Кир ясно и недвусмысленно дал понять, что это благо с его рук, что это он, и именно он, носит мне передачи от Господа Бога!

– …Все! – вдруг произнес я.

– Что? – Кир мягко улыбнулся.

– Не надо этого больше! – Я глянул на автоматы.

– Отрекохося? – произнес Кир торжественно.

– Отрекохося… – повторил за ним я. И, чувствуя, что этого мало, встал на слабые свои ноги, подошел к автомату, купил “токен”… опустил. Барабаны закрутились. Замедлились. Встали… Все! Полный разнобой! Сухо!

Я похолодел. С бодрой кривой улыбкой вернулся. Вот так!

– Все! – услышал я свой голос. – Только в Букве – мой Бог! И ничего иного не надо мне! Буквой можно все сделать… все изменить!

И тут же это подтвердилось: вместо кофе с молоком принесли кофе с молотком!

…Утром умывался, и буквы проявились: “Мыло в глаз попало. Это лишь начало!” Не в бровь, а в глаз! День отвратно прошел. Да, слово не воробей. Слово – сокол. Если привяжется – заклюет.

Да-а-а… Буква не всегда благо… но отказываться уже нельзя!

“Согласился”, видите ли! А у букв ты спросил согласия? Нет? Этот табун невозможно укротить! Лучше бы так ты и шел по линии пищи…

А теперь! Неожиданно, словно лягушки, они начали вдруг

“спрыгиваться” в какие-то фамилии, абсолютно мне незнакомые и даже неприятные: Дву-полов (?!), Опятьев, Коврижный, Зубенников,

Маша Котофеева (эта хотя бы баба!), Успрау (это тоже баба, надеюсь?), Борис Закивак (это точно не баба), Ксения Безбрежная

(таких немного, боюсь), Иван Мертвецовский (чур, чур, чур!),

Аркадий Бац, Леня Швах и Максим Свинк (эти у меня математики),

Двусмертян, Клеенкина, Что, Тассияблоцко, Ксения Арбуз и Валерий

Вытрись… Смотрел с ужасом на это нашествие. Теперь я должен их кормить – по крайней мере духовно! Чем?!

Время от времени спускалась жена – и в слезах поднималась. Чем я мог ей помочь? У меня Котофеева понесла от Закивака. Причем без любви!.. Полное отчаяние!

Сколько так прошло лет? И вдруг люк с веселым стуком откинулся, и по лучу света съехал Кир.

– Ну? – благодушно произнес он. – Пересидел тут самые трудные годы? Вылазь!

РАЙ

Вот оно, счастье! Бескрайний серебристый простор под иллюминатором – Атлантика, говорят! Это после полуподвала-то! К счастью, место справа от меня свободно оказалось, и я, спросив разрешения у стюардессы, к окошку пересел! Бескрайняя серебристая рябь. Оторвался от Атлантики, внутрь салона повернулся. Сначала было темно, после глаза привыкли. Вон Кир – через проход улыбается – тоже счастлив. А если закинуть голову чуть назад – Соня сияет черным глазом. И Жоз! Пышные рыжие бакенбарды себе отрастил. Соня, смело разоблачив нравы привилегированного “Горного воздуха”, известной журналисткой стала. А Жоз – тот вообще прославился: когда к ним на Юг прибыл последний наш Генеральный секретарь, смелый и прогрессивный, но выжигающий виноградники с целью изгнания Зеленого Змия, Жоз сквозь толпу встречающих пробился в первый ряд – и показал

Генеральному выдающийся свой “инструмент”. Жоза скрутили, ясное дело, в психушку уволокли. Но Соня и тут себя показала – всю мировую общественность подняла, и Жоза выпустили. Так что теперь он – знаменитость, едет на Конгресс!

Кир ко мне пересел – так все стремительно вышло, что даже с ним и не поговорили. Кир доверительно мне сообщил, что прежняя церковь окончательно скомпрометировала себя: реформы не поддерживала и вообще сеет реакцию… Кончилось терпение! Кир легкой досадой в голосе показал, что и его личное терпение тоже кончилось – именно потому столь энергичные меры предпринимаются!

А какие меры? Летим за океан, на Всемирный Конгресс Новой Церкви

– правильной, прогрессивной! Хватит, не зря боролись (это Кир уже добавил лично от себя) – теперь только новое право на существование будет иметь!

Уже и неторопливый Кир все объяснил, полностью перевернул, можно сказать, мое сознание: а мы еще и половины не перелетели – зеленый контур нашего самолетика на экране, а рядом – остров…

Гренландия!

Жоз рядом плюхнулся: крепко врезавший.

– Говорят, эротизьм теперь надо развивать…

– Ну ты, эротизьм! – могучая Соня над нами нависла. – Пойди погуляй – мне с человеком поговорить надо, сколько не виделись.

– А я не человек, да?

Соня села рядом. Это она меня тогда спасла!.. И сейчас, оказывается, тоже.

– Этот и не вспомнил про тебя! – мотнула головой в сторону

Кира. – Я про тебя вспомнила: что-то, значит, в тебе есть!

Смотрели друг на друга.

– Ну как жизнь?

Ожидал от нее радостного ответа, а она говорит:

– А-а, погано! Мужиков нормальных нет!

– Да? А иностранцы?

– А! Был тут один у меня. Красавец, миллиардер. Раскатала губки.

А он, видишь ли, еще и альпинистом оказался. Пришлось и мне прикинуться. На гору пошли! И только там, в “Приюте одиннадцати”, на высоте шести тысяч метров, ввел! При минус двадцати! Кончил снегом. Потом сказал, что на меньшей высоте его женщины не возбуждают! Его проблемы! А мне, сам понимаешь, каждый раз за этим делом на такую высоту карабкаться не с руки!

Вот так вот. Ну ладно, пойду приводить морду в порядок – должны же мы прилететь когда-то!

И вот уже Соня душу распахнула и уже ушла, а мы все висим над океаном и вроде не двигаемся. Лишь МБЧ, который тоже летел с нами, уныния не ведал – непрерывно звал стюардессу, требовал

“дринки”, хохотал. Маленький Большой Человек ушедшей эпохи – впрочем, как выяснилось, и теперешней тоже: делегацию-то нашу он возглавлял! Все, что хочешь, играет, все эпохи прожигает, как раскаленный гвоздь, и на нем ни царапины: младенческое его темечко все так же сияет!

Вашингтон! Вышли – и словно в парилку попали! Испуганная пробежка до автобуса – прохладный “кондишн”, от автобуса до аэровокзала – метра три, но как по раскаленной лаве. И это – рай? Короткими перебежками добрались до отеля… Вот где рай!

Среди маленьких прудиков с лотосами по островкам и мостикам нарядные люди ходят – отглаженные, сладко пахнущие… Но где ж тут

Новая Церковь? Народ-то все больше пожилой… но цепкий, как сразу чувствуется! Только МБЧ, один из нас, тут не растерялся, сновал в толпе, как ерш среди плотвы, – вдруг, хохоча, стройного седого сенатора с размаху поддых бил – сенатор вымученно смеялся, потом

МБЧ каких-то важных дам ниже талии щипал – те по-лошадиному строго улыбались.

– Все старые бляди тута! – сообщил МБЧ.

Но для нас-то они новые!

Закинули вещи свои – окна из номера в зимний сад – и нетерпеливо в город рванули, хотя МБЧ, уже зверски пьяный, предупредил:

– Не хрена там делать!

– Как?

– А так!

– В столице прогрессивного человечества?

– А да!

Я подошел к негру-портье, долго расспрашивал на ломаном, куда тут пойти. Тот, словно извиняясь, предложил проехать в

Джорджтаун, аристократически-богемный пригород, вроде села. А так… Он задумчиво закатил свои выпуклые очи, пожал плечом.

Приехали! И главное – уже как бы я получаюсь поводырь, отвечаю за то, чтобы Вашингтон нам понравился! Кир сразу же надменно устранился, я всех вывел из “кондишна” на жару. И как бы за жару уже тоже я отвечаю – все на меня злобно поглядывают. Почему я?