Ужас победы - Валерий Попов

Стал одеваться.

С замиранием сердца вошел в дом. Брякает на кухне… Слава богу!

Ноги мои от счастья подкосились: жена мирно пила чай – на меня, естественно, слегка дулась.

– Возьми ватрушку, – указывая пальчиком, сказала она.

АД

Однажды гуляли с ней в любимой нашей роще. Осень была, листья спрессовались уже, пачками пружинили под ногами. Перепрыгнув канаву, пошли по улице серых облезлых дач.

– Эх, хорошо бы нам здесь дачку получить! – Она вздохнула. -

Тогда бы мы Настю могли на лето забирать! На воздух бабка отпустит ее, точно! – Для убедительности она кивала маленькой расчесанной на прямой пробор головкой. – Точ-чно!

На самом облезлом домике синела вывеска “Дачный трест”.

– А что? Зайдем, может? – расхрабрился я.

Выпихивая друг друга вперед, прошли через коридор к драной двери: “Директор треста Скубенная Е. Х.”.

Скубенная Е. Х., закутанная в платок, с изумлением смотрела на нас.

– Вам дачу? Зачем?

– А мы дочку хотим на лето от бабки забирать! – сияя, сообщила жена.

Скубенная улыбнулась.

– А вы видели наши дачи? – спросила она. – Это ж не дача!

Сортир! Хуже даже! Ни окон, ни дверей – все выбито!

– Мы согласны! – улыбалась жена.

Скубенная явно подтаяла.

– Симпатичные, вижу, люди. Но – не обещаю: очередь на пять лет!

Радостные, приехали домой, пихаясь, вошли в квартиру, помечтали и легли спать.

Утром нас разбудил звонок. Жена схватила трубку. О, слезки покатились из глазок, выставленная вперед челюсть затряслась.

– …Нам отказали! – всхлипнула она.

Снова звонок! Я с надеждой схватил трубку: может, что-то исправилось?

– Ну, здорово, – сиплый голос.

– Здорово, – неуверенно ответил.

– Не узнал?

– Н-нет.

Знакомый голос, но из какого-то прошлого. Причем неприятного.

– Сейчас узнаешь! Это Герка звонит.

– Герка?

– Да! Гера Гузов, который голову тебе бинтовал в тюряге, “лицо” тебе делал!

– А! – вспомнил, и голова сразу заболела: с той поры регулярно болит. Снова пришло его время?

Жена с надеждой на меня смотрит! Помахал ладошкой: не то! Ну а что же?

– Теперь вспомнил, падла?

– Слушаю тебя.

– А ты не слушай, ты отвечай! Как чувствуешь себя?

– Н-н-н-нормально.

– Сейчас будет ненормально. Я освободился только что, в очередной раз.

– Поздравляю.

– Погоди поздравлять!

Но хотелось бы поздравить. И – все!

– Ну, вышел я и стал думать, а что хорошего я в жизни этой сделал? И знаешь, что вспомнил?

– Меня?

– Угадал, умник! Тогда мне срок обещали скостить, если я тебя изуродую. А я – полотенцем!

Послышались глухие рыдания.

– Ну, спасибо тебе!

– Погоди со спасибо-то! Дело есть!

Полотенце тянется через века.

– Я вообще занят. Не могу тебя принять. Сложные дела дома.

– А кто сказал, что я приеду к тебе? Ты ко мне приедешь!

Абсолютная уверенность: мол, сделал я тебе доброе дело – теперь твой черед.

– Куда?

– Спиртозаводск. Баба тут у меня. Решил попробовать с нею жить.

– А я-то здесь при чем?

– Хочу, чтоб ты на нее глянул!

– Так тебе с нею жить!

– Хочу, чтоб ты глянул на нее. Ты мужик добрый – если уж тебе не понравится!

Последняя, значит, инстанция? Довольно это тяжело!

– Кроме тебя, у меня никого! Эти дружки, сам понимаешь… Хорошего от них не жди!

А мне-то где взять хорошее? Самому хватает с трудом!

– Ну хорошо, я приеду. Говори адрес.

– Спиртозаводск. Улица Пленных Металлистов, дом шесть. Отдельная хата.

– Поздравляю.

– Погоди поздравлять. Дуй на вокзал.

– Слушаюсь, – повесил трубку.

Жена смотрит. Я “сделал лицо”.

– Кто это?

Рассказал.

– И ты поедешь?!

– Ну а как же быть? Человек надеется!

– Да плевать он хотел на тебя. Позвонил спьяну!

– …Нет.

– А я как тут останусь?

– А что ты?

– Вот именно: я – “что”?

– Всю жизнь только с тобой куковать?

– Не кукуй! Не кукуй! Езжай!

Поезд в Спиртозаводск прибыл в пять утра.

Среди каких-то дряхлых бараков нашел улицу Пленных Металлистов – насквозь, кстати, деревянную. Спрашивается – при чем здесь металл? Иначе все представлял. Ноздри от холода слипаются изнутри. Ничего! Сейчас с Герой забракуем бабу – и пойдем вместе по лагерям!

Нашел наконец дом шесть – между двадцатым и тридцать четвертым.

Это нормально для нас!

Стучал в глухую ватную дверь, потом в окна. Зашевелились.

Открыли наконец! В темных сенях стоит Гера и как-то без восторга смотрит. Видимо, более значительным меня представлял.

– А, это ты, – проговорил вяло. – Ну, проходи.

Энтузиазм дружбы, видно, прошел, пока я ехал. Сколько раз я повторял себе: не все, что говорится и обещается, надо делать!

Многое, наоборот, в словах гораздо лучше смотрится, дело все только портит! Говорил себе – но напрасно! “Нет добросовестнее…” дурака!

Зашли в хату. Жена – альбиноска. Маленькая, но, чувствуется, с характером. В горнице очень чистенько, никелированная кровать, пирамида подушечек, салфеточки с кружевами.

Эх, чувствую – не удержит она орла!

На меня злобно зыркнула. Приняла, естественно, за уголовника, который приехал увлекать ее мужа в преступный мир.

Гера несмотря на ранний час в строгом черном костюме, белоснежной крахмальной рубашке, бабочке, волосы прилизаны бриллиантином. Чувствуется – и не ложился. Тем уголовники и отличаются от прочих людей, что расписания не существует для них.

Сели за стол. Жена шваркнула мне на тарелку кусок пирога.

Странное изделие – со всех сторон торчат острые рыбьи хвосты, не подступиться. Сунулся пару раз – и положил обратно.

– Выйдем-ка! – Гера нетерпеливо говорит.

Вышли в холодные сени.

– Ну что… нравится она тебе? – спрашивает, заранее с угрозой.

Чувствуется – не понравятся ему оба ответа.

– М-м-мда! Нравится!

И тут же искры у меня из глаз полетели – страшный удар!

Такой, чувствуется, человек. Не терпит неправды. За правду, видимо, всю жизнь и сидел. Но правда, думаю, его тоже бы не порадовала.

Держась за стеночку, я поднялся. Ну что… экспертизу можно считать законченной?

Оделся, вышел. Гера, осерчав на мою лживость, даже не провожал.

К вокзалу я словно слепой шел, закинув голову, прижимая к переносице снег. Ну что? Долг свой выполнил. До обратного поезда еще сутки. В вокзальном туалете провел их. Смотрел в тусклое, зеленое, облупленное зеркало. Вот она, морда добра! Но по сравнению с той отбивной, что Гера мне сделал в прошлый раз, – это уже здорово, большой сдвиг. То есть ничего не сделал почти, по его меркам. Так, глядишь, и человеком станет!

И вот уже на поезд я шел, а мысль глодала: на хрена я приезжал?

Ну, исполнил свой моральный долг… как понимал его Гера, – а еще?

Что-то должно быть еще – у меня-то? И когда по платформе уже шел, на вокзал оглядываясь, вспыхнуло: Спиртозаводск! В действительности город немного иначе назывался. Не зря съездил.

Спиртозаводск!

Входя в прихожую, загрохотал пустыми бутылками. Та-ак!

Жена лежала, распластанная, поверх одеяла, почти уже прозрачная.

– Я не могу жить без Насти! – зарыдала.

– А без этого? – поднял бутылку с тумбочки. – Можешь?

Упала ничком. Хотел я метнуться в ванную – но там кто-то был.

Булькал солидно. Дверь распахнулась. Кир появился как немой упрек.

– Если так продолжится, – проговорил он сухо, – она скоро исчезнет! Совсем!

Проводил Кира до метро, шел обратно. Какой-то желтый желвак в тучах прорезался. Вскинул голову туда.

– Послушай… Клянусь! Никогда больше ничего не попрошу у Тебя!

Только спаси ее! Помоги!

Огляделся – кругом мусор, грязь, коробки после торговли… увидел старинный люк с чугунной молнией, опустился на одно колено.

– Вот видишь? Стою! И прошу Тебя!! Клянусь, больше не встретимся! Ни по какому поводу! Единственный раз! Честно!..

Буквы? Возвращаю Тебе! Без них обойдусь! Теперь веришь? Спаси ее!

Приближались, галдя, какие-то горцы, я быстро с колена встал, прошел мимо них и еще раз торопливо на колено припал.

Чувствовал – зацепилось, а?! Домой ворвался. Жена, приподнявшись, мутно глядела на меня. Я снова глянул вверх:

– Ну… договорились?

Ворвался в свой подпол – там все гуртом на меня накинулись:

Узеев, Мхбрах, Пужной, Маша Котофеева с ребенком, Канистров,

Умыцкий, граф Поскотини, доктор Ядоха, Вадим Сопло, Соватти,

Блукаев, Аев, Кумстон, Металлиди, Горихвост… Что делать? – у всех вопрос.

Все! Прощайте! Покидал все тяжелые буквы в чемодан, доволок до выхода! Все! Снова на небо глянул – вот!.. Отдаю! Только спаси ее.

Оставляя черную метку по снегу, до помойки доволок. Кинул в уголок. Уходя, пару раз обернулся. И все! Глянул наверх: доволен? Больше у меня ничего нет.

Теперь каждое утро долго лежу. Спешить некуда.

– Ты спишь, что ли, или притворяешься?

Ее голос. Сиплый, грубый стал. Теперь, когда с утра выпивает, уже не веселая, а злая! Что же Он там решил?