Крепость (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Теперь необходимо взять события тринадцатого века. Нашествие монголо-татар, которым поспешил воспользоваться Запад, объявивший «крестовый поход» против России. А ведь казалось, что христиане должны объединяться перед лицом опасности с Востока. Но Запад, предоставивший нам почетное право погибнуть за его интересы, сразу же поспешил ударить нам в спину и запустил передовые отряды крестоносцев. А дальше пошли и шведы, разгромленные Александром Невским, потом Ледовое побоище. Но про это мы хотя бы помним. А кто помнит о той помощи, которую оказывал отец Александра — князь Ярослав, посылавший воинов на помощь прибалтийским народам?

Александр Невский очень любим в народе, поэтому, статьи в газетах о подвигах русского святого, вызвали гораздо больший отклик, нежели о каком-то «даре». Вот это уже хорошо.

Теперь бы нам ещё хороший фильм, в духе «Александра Невского» Сергея Эйзенштейна. Увы, Пырьеву пока не удается привлечь маститого театрального режиссера для съемок фильмов, но есть и другие.

Эх, другие.

Правильно говорят, что с некоторыми друзьями и врагов не нужно. Вот и здесь. Один фильм, снятый талантливым режиссером, с участием хороших актеров, может свести на нет все мои усилия по созданию нужного общественного мнения.

Но начну сначала. Пырьев доложил, что по моему приказу, касающемуся создания русских патриотических фильмов, появилась «первая ласточка» — лента под названием «Шведский орел», снятая молодым, но талантливым, подающим огромные надежды режиссером Калерием Стародомским. Покопавшись в памяти, режиссера с такой фамилией вспомнить не смог, но в этой реальности и сам Пырьев фильмов не снимал. Пока, по крайней мере.

Прежде чем показывать фильм широкой публике, требуется провести предпремьерный показ, на который приглашаются только избранные лица. Разумеется, такое приглашение получил и я. Кинотеатр расположен в доме Елисеева. Ага, это там, где кинотеатр «Баррикада» моей реальности? Спасибо, конечно, но коли фильм оплачивался из государственного бюджета, то я и стану решать — где и когда состоится первый кинопоказ. А коли днем или вечером мне фильмы смотреть некогда, то пусть демонстрация состоится ночью, и не где-то там на Невском, а прямо в Зимнем дворце. До угла Невского и Мойки недалеко, я мог бы и сам добраться, но всё равно, терять на дорогу целых двадцать минут, а с организацией охраны моей особы и целый час — некогда. Режиссеры с актерами, а ещё сценаристы — народ творческий, им по ночам не привыкать не спать. К тому же, если фильм получится неплохим, то и мне ближе одарить кинематографистов какими-то «плюшками» — перстеньком с моей монограммой, или часами, что отбивают «Боже царя храни». Немного смущало название. Пырьев сказал, что фильм повествует о Невской битве, так и причем здесь орлы, да еще шведские? Ладно бы ещё — русский орел. Но применительно к русским героям или наиболее доблестным князьям всегда использовалась иная птица — сокол. Все-таки, знаком Рюриковичей является атакующий сокол, да и имя основателя древнерусского государства большинство филологов нынче трактуют именно как «сокол».

Организовать показ во дворце большого труда не составило. Залы у нас имеются, а в одном уже и вся нужная аппаратура стоит, а в штате обслуживающего персонала даже два киномеханика имеются. Мой предшественник иной раз любил посмотреть кинохронику, но в последнее время демонстрационные аппараты просто пылились, а киномеханики, хотя и получали свое жалованье, но маялись дурью. Так что, всем есть дело.

Я уселся не в самом первом ряду, а там, где удобнее, смотрел фильм и, чем дальше, тем больше мне хотелось прервать показ, а потом приказать смыть записи с ленты или вообще сжечь и оригинал, и все копии, если они имеются. А ещё уничтожить все монтажные образцы и черновые материалы. А всех участников съемочной группы, во главе с режиссером, примерно наказать. Полистал переданную мне Пырьевым смету, похмыкал.

Впрочем, попробую пересказать сюжет.

Фильм начинается с того, что показана степь с высоты птичьего полета. Редкие кустарники, а тут и там валяются черепа и кости — есть и звериные, но все больше человеческих останков.

По степи движется группа веселых молодых людей, в невероятных шкурах и кольчугах, в шлемах с рогами, с длинными мечами и огромными топорами. Судя по тому, что воины то и дело поминают то Одина, а то Тора, это викинги. И что они делают в степи?

Спустя минут пять выясняется, что викинги служили византийскому императору, а теперь, заработав денег, возвращаются домой, в родимую Скандинавию. Викинги то и дело беззлобно подкалывают самого молодого из своих собратьев — рослого красавца по имени Биргера (ладно, пусть это имя, а не фамилия), которому предстоит не много не мало, а стать зятем шведского короля. Мол — красавчик, накопил «приданое», а теперь принесет свое золото в королевские покои, а со временем и сам займет трон.

Но дойти до родной Швеции викингам было не суждено. Откуда-то из-за деревьев (в степи?) на отставных воинов нападает отряд кочевников. Непонятно — не то печенеги, не то монголо-татары.

Битва длится минут десять. Вот, викинги, обладающие чудовищной силой, разят сразу по два, а то и по пять кочевников, но силы слишком неравны. То и дело монголо-татары разят их стрелами. Викинги, разумеется, очень красиво умирают, не забывая поднять руки к небесам и крикнуть: «Один!» призывая к себе своего бога.

Последним падает Биргер. Но он не убит, а только ранен. Его зачем-то привязывают арканом к седлу и волокут в ставку хана.

Ставка монголов — скопище грязных юрт, вокруг которых бродят какие-то звери. Не то собаки, не то свиньи. Где-то вдали пасутся стада коней. В общем, экзотика. Возле юрт переминаются с ноги на ногу невольники, которых время от времени, забавы ради, убивают скачущие мимо воины. Один из всадников не поленился, соскочил с седла и изнасиловал прилюдно красивую девушку. Изнасиловал, а потом зачем-то убил и её, и старика, пытавшегося вступиться.

Хан — толстый, старый и очень мерзкий, то и дело поминающий аллаха, предлагает Биргеру сменить веру, отказаться от своих богов и принять ислам(!), но тот, разумеется, отказывается, произнося знаменитую фразу о том, что вера — это не рубашка, которую меняют. Кажется, впервые эти слова произнесла прекрасная еврейка в романе Вальтера Скотта, а теперь они стали штампом.

Храброго викинга бросают в зиндан, накрывают отверстие деревянной решеткой. Отчего его не убили, тоже непонятно. И раны куда-то пропали.

Разумеется, вскоре около дыры появляется юная красавица монголоидного типа. Называя Биргера словом «батыр», на чистом русском языке говорит, что она Джамиля (почему бы не Гюльчатай?), дочь самого хана Батыя, что она влюбилась в воина с первого взгляда, а если тот пообещает на ней жениться, то она поможет ему бежать.

Не уточняется, воин должен сбежать вместе с ней, или один?

Но Биргер заявляет, что он уже обещал свою руку и сердце прекрасной деве из далекой Швеции и, хотя Джамиля ему очень нравится, но он не может нарушить данное слово. Девушка вздыхает, плачет, а потом притаскивает веревку, с огромным усилием сдвигает крышку подземной тюрьмы и вытаскивает викинга наружу.

Джамиля говорит, что она все равно любит этого воина и готова отдать жизнь за него.

А дальше Биргер садится на невесть откуда взявшуюся лошадь и мчится в предрассветную степь, по дороге отмахиваясь мечом от монгольских дозоров.

И вот он уже прибыл в Стокгольм, где узнал, что король уже отдал замуж свою дочь, не дожидаясь возвращения викинга из Византии. Биргер в ярости. Он собирает верных друзей, которые помогают ему захватить королевский дворец, убить короля, а самому стать королем Швеции. Биргер даже планирует войну с соседним королевством (не то с Норвегией, не то с Данией), где теперь живет его прежняя невеста, но друзья его отговаривают и он смирился.

Биргер уселся на престол, но ему по ночам теперь мерещиться прекрасная Джамиля. Он понимает, что сам влюбился в дочь хана. Ещё он узнает от своих лазутчиков, что хан очень разгневался на девушку, заточил ее в подземной тюрьме, а теперь собирается отдать ее замуж за русского «коназа» по имени Искандер.