Не бойся, тебе понравится! - Дарья Андреевна Кузнецова

— Я уже так давно не была в старом доме, — мечтательно проговорила Шарифа. — Надо будет зайти. Столько воспоминаний, если задуматься! Помнишь, я разбила мамино любимое зеркало? А ты сказал, что это ты сделал, потому что иначе меня бы на свидание не пустили…

Остаток вечера, когда все встали из-за стола и перебрались обратно в зону отдыха, прошёл спокойнее. Всё же Шаиста никогда не была дурой и отлично разбиралась в шайтарах и других разумных. Это в первый момент, от восторга и неверия в чудо, она дала волю эмоциям, но потихоньку они уступили разуму. И тревоге.

Когда Шад предложил проводить брата, напомнив о каком-то важном разговоре, было еще не поздно. Младший сын глянул на мать напряжённо, но та уже достаточно пришла в себя, чтобы обращать внимание на такие мелочи, поэтому ни слова не сказала против, еще раз крепко обняла нежданно воскресшего сына и только напутствовала просьбой обращаться к ней, если что-то понадобится, и непременно прийти завтра вечером. Шад предложил прогуляться с ними и жене, но та сослалась на рабочий вопрос к Великой Матери, а Шарифе, чтобы остаться, и повод не требовался.

Халик, к концу вечера окончательно загрустивший от чужих разговоров и собственного диссонанса с семейной идиллией, воспользовался предлогом уйти. Шаисте даже стало перед ним стыдно за то, что настояла на его присутствии, и она пообещала себе непременно обсудить этот вопрос с возлюбленным и извиниться.

— Шаиста, ты успела узнать, где его держали? — не стала Ярая заходить издалека. — И что там делали?

— Когда бы! — проворчала та. — Ты же знаешь своего мужа, он обожает ставить перед фактом и не любит обсуждать что-то, когда сам уже решил.

— Я надеялась, что мне показалось, — с тревогой призналась Шарифа. — Он с таким видом сидел, словно и не рад вовсе… Страшно представить, что с ним случилось!

— Не нагнетай, — постаралась приободрить её Ярая. — Видно, что парень не в своём седле, но не похож он на совсем сломленного и искалеченного. Думаю, Шад отлично понимает, что с братом, у него-то побольше опыта по части травмированных бойцов.

— Шахаб очень изменился, — тихо заметила Великая Мать. Голос не дрогнул, но в нём отчётливо прозвучали печаль и тревога. — Шад спокойный, упрямый, он всегда был лидером, а брат хоть за ним и тянулся, но он добрый и мягкий мальчик…

— Ну ничего себе мальчик! — Ярая не сдержала смешка. — Этот мальчик тебе скоро девочку с деточкой приведёт.

— Дайте Предки! — слабо улыбнулась Шаиста.

— А ты-то сама повторно замуж не собираешься? Давно хотела спросить. Сколько вы с Халиком вместе?..

— Не напоминай, — вздохнула та и с иронией призналась: — Я думала об этом, но, боюсь, он этого не переживёт. Положение моего мужа потребует гораздо больше публичности, чем он может выдержать. А твои слова про дела были поводом остаться или для меня есть новости?.. — резко сменила она тему, давая понять, что не намерена продолжать обсуждение своей личной жизни.

* * *

На улице, когда стало понятно, что Шад не планирует выговаривать, выспрашивать и поучать, Шахаба окончательно отпустило. Свой вклад в это сделал и Занг, до этого где-то гулявший, а теперь нашедший хозяина.

Питомца брата Шахаб ещё застал. Увечное эхо, навсегда застрявшее в одном облике и утратившее большинство способностей, за которые ценили их шайтары, а именно — передавать короткие сообщения на большие расстояния, просачиваясь через магическую защиту и сквозь стены. Шайтары давно уже наловчились приручать и использовать этих умных магических зверьков, а эльфы во время войны — старательно истребляли, потому что иначе защититься от них не могли. Вот и Занга ранили, а Шад — спас.

Выдре быстро надоело скакать рядом с широко шагающими мужчинами, Занг попросился на ручки и устроился у хозяина на плече, с любопытством поглядывая на второго шайтара и порой щекоча хозяина усами по уху, словно нашёптывая что-то. Облик выдры очень подходил мелкому любопытному и дружелюбному зверьку — настолько, что невольно закрадывалось подозрение в том, что он близок к изначальному.

Может, и так, но наука этого не знала: до сих пор никто и никогда не видел детёнышей эха, в неволе они не размножались, и вообще складывалось впечатление, что существа эти самозарождаются где-то в горах — не даром же их называли эхом! Если бы ещё у них не имелось чётко определённого пола, постоянного во всех обликах, эту версию считали бы основной.

— Зайдём за врачом, — предупредил Шад. — Ты же хотел, чтобы эльфийку осмотрели?

Шахаб кивнул, и второй раз — в ответ на участливое уточнение «болит?». Горло действительно болело, и он был благодарен брату за понимание. Всю оставшуюся дорогу старший рассказывал какие-то мелочи, важные или забавные. Потом, когда они завернули в госпиталь, сделав ради этого крюк, и встретили доктора, Шад принялся обсуждать какие-то сторонние вопросы с ним, не пытаясь втянуть в беседу третьего. Вроде бы невежливо, но Шахаб мысленно поблагодарил Предков и окончательно успокоился.

Всё же брат — это брат. Случалось, что они ссорились из-за чего-то с сестрой, с матерью не всегда мог найти общий язык, а вот Шад всегда понимал младшего. В юности порой раздражался, отмахивался от него, но к нему единственному в семье можно было прийти с проблемой и получить помощь без причитаний и выговоров.

Врача звали Мутабар, это был высокий худощавый шайтар средних лет, выбритый почти налысо, с куцей тоненькой косицей на затылке, которую он смущённо прятал за воротник сцара. Длинные волосы у шайтаров считались принадлежностью высокого статуса, носили их обычно только старшие женщины, а мужчины, занимавшие руководящие должности, куда чаще отпускали вот такие косицы. Но Мутабар явно тяготился этой необходимостью.

Шахаб сообразил, что ему бы тоже стоило состричь отросшую ниже плеч гриву, но это терпело.

Когда шайтары вошли в дом и спустились в нужную комнату, стало понятно, что за врачом ходили зря, эльфийка очнулась и явно чувствовала себя как дома. Она удобно устроилась на постели, немного демонстративно вытянув ногу с каменным браслетом, от которого через комнату бежала длинная тонкая цепь. Под камень была тщательно подмотана какая-то тряпица вроде носового платка. На второй, согнутой ноге лежала книжка, еще несколько расположились на кровати вокруг, из них торчали узкие бумажные закладки, а сверху неравномерно устилали отдельные листки с небрежными записями.

— О, прекрасные дáры, вы все ко мне? — Халлела, иронично приподняв брови, уверенно заговорила на шайтарском — правильно, но с сильным акцентом, с лихвой выдававшим того, кто учил язык