К чему снится Император? Часть 2 (СИ) - Шведов Вадим

Показателем нравственности общества всегда является также и уровень преступности. Так, ещё каких-нибудь 15 лет назад в Петербурге воровство днём и ночью было обычным делом. Полиция не пользовалась никаким уважением, её никто не слушал и особо не боялся. Студенты, извозчики и мужики легко вступали в драку с городовым, вознамерившимся было отвести нарушителя порядка в часть.

При Валуеве МВД разительно поменялось. Зарплаты полицейским были увеличены втрое, их статус значительно поднят, постоянно происходила подготовка и переподготовка кадров. Появился даже специальный полицейский вуз. Отсутствовала какая-либо палочная система отчётности, а сама новая структура стала отличаться заметной эффективностью в своей деятельности.

Весьма примечательным в этом плане представляется напечатанный в «Московских ведомостях» рассказ горожанина Федота Ларионова: «По разным торговым делам своим езжу я не один раз в год из Москвы в Ростов Ярославской губернии, имея там денежные дела и счёта с тамошним торговым людом. Вот и в прошлом году по осени в ноябре был я в Ростове и со мной приключилась беда. Зашел я в трактир напиться чаю и, вышедши из заведения и перейдя только улицу, хватился бумажника. Глядь — а его в кармане-то и нет, а в нём денег было немало 2660 рублей, да разные нужные бумаги. Что тут делать! Оборонил, должно быть. Я бросился назад. Около входа в трактир стоят булочники с белыми хлебами в корзинках и ещё разный народ. „Братцы, голубчики, православные, не поднял ли кто бумажника, вот сейчас оборонил!“ Никто не отозвался, ответ один: „Нет, не видали“. Я в трактир, там не выронил ли? И там тот же ответ! Дело тем и кончилось. Погоревал я, погрустил: жаль трудовых денежек, да делать нечего, видно Бог за грехи наказал: недоброму человеку в руки попали, так тому и быть. Пришла Ростовская ярмарка, приехал и я опять из Москвы в Ростов в последних числах прошлого февраля. О потере мной денег многие знали в городе, и вот дошёл до меня слух, будто деньги найдены булочниками. Не без добрых людей везде, — надоумили меня: ступай, говорят, прямо к городскому судебному следователю, проси его, если можно, так он всё сделает. Прихожу, объяснил дело. Ну и спасибо: барин молодой, выслушал меня, расспросил подробно да и принялся за дело. Нашёлся и тот, кто поднял мой бумажник, и хозяин-булочник, и товарищи работники, которые все промеж себя разделили мои денежки, и все сознались во всём следователю. Да и денег-то больше 1200 рублей серебром отыскал господин следователь и мне отдал. Есть надежда, что и остальное получу. И все-то это ни копеечки мне не стоит! Нечего греха таить, живу я на свете уже немало времени, думаю про себя: такие дела ведь даром не делаются, надо барина за труды поблагодарить. Да, правду сказать, есть за что…Вот и заговорил я об этом и что же? До слёз довёл меня старика молодой человек: доказал мне простому человеку, что я и сам не понимаю, что говорю, что он за службу свою получает жалованье от Царя и кроме Его ни от кого вознаграждения за труды свои не принимает, и что предлагать ему это, значит обижать его. Стыдно мне стало. Поклонился я ему низёхонько. Остаётся только Бога молить о его здоровье, да за Царя, давшего нам таких чиновников».

Вызовы для Александра были не только государственными…Так, Новый год начался бы в семействе Романовых спокойно, но тут случилось серьёзное недомогание наследника. Эта болезнь проявилась сразу же после его помолвки с датской принцессой Дагмарой, которую в семье называли уже по-домашнему Минни. Это была симпатичная, темноглазая девушка, очаровавшая буквально всех.

2 января в Зимнем дворце был по традиции новогодний бал. Александр появился час спустя. Государыня по нездоровью сына отсутствовала, а император, следуя долгу хозяина, обходил залы и приветливо со всеми раскланивался. В это время никто бы, за исключением, его близких не смог понять, что за внешней расслабленностью и дружелюбием скрывается тревога и печаль…

Младший брат наследника Николая, Владимир писал матери: «Милая мама! Вчера мы узнали от Папа, что доктора требуют, чтобы Никса принялся за серьёзное лечение и поэтому он не может раньше сентября вернуться домой, так что ты с Дагмар приедешь без него. Это ужасно досадно! Но что же делать: лучше разом отделаться от этой боли, нежели ждать её возвращения…»

Родители были огорчены болезнью сына и посоветовали тому отправиться на юг, в Ниццу для лечения. Никто не ожидал плохого — Николаю шёл 22 год. Тем не менее спустя некоторое время узнали ужасную новость: болезнь идёт от спинного мозга и уже перешла на головной мозг. Александр был страшно огорчён. В это время у императора впервые заметили отсутствующий взгляд, казалось, он смотрит поверх всех и всего.

'Милая мама! Сегодня утром мы приобщались. Я старался, как мог, приготовиться, а главное, пытался углубиться в самого себя, и посмотреть, какой мой основной недостаток. Мне кажется, что это эгоизм. Я долго говорил об этом со священником, и эта беседа облегчила мне во многом исповедь. Папа напомнил мне слова деда: мы должны себя так вести, чтобы нам простили наше происхождение. А с эгоизмом этого невозможно, я это понимаю. Мне скоро 18 лет, я уже не ребёнок; надо серьёзно подумать о будущем. Я не должен забывать, что наша жизнь должна быть службою, и службою самою доблестною для пользы России.

Любящий Тебя Всем сердцем сын Твой Владимир'.

Болезнь же наследника ускорила свой ход. Выяснилось, что туберкулёзный менингит принял крайнюю форму. Срочно телеграфировали в Петербург. 10 апреля в Ниццу приехали Александр с сыновьями Александром и Владимиром. Государыня была уже там. Прибыла и принцесса Дагмара, как верная невеста к своему любимому.

Ницца в это время года была прекрасна. Южное солнце приветливо грело крышу и стены виллы, расположившуюся среди склонов гор и сосен. Проглядывался неповторимый вид на залив лазурного моря…

Родители и братья стояли возле кровати до последнего вздоха. В бреду царевич вдруг отчётливо выговорил: «…В нас всех есть что-то лисье. Александр один вполне правилен душой!»

С ужасом император вдруг услышал последние слова наследника, те же самые, что и у его деда Николая Павловича:

— Это всего лишь сон.

'Мы, Александр Второй, Император и Самодержец Всероссийский объявляем нашим подданным:

Всевышнему угодно было поразить нас страшным ударом. Любезнейший сын, наш государь-наследник Николай Александрович скончался в городе Ницце 12 апреля после тяжёлой болезни. Лишившись первородного сына и прямого наследника, Мы на точном основании закона о Престолонаследии, провозглашаем второго сына нашего Александра Наследником Нашим и Цесаревичем'.

Глава 28

Тело Николая было перевезено в Петербург. Императрица сильно сдала. Казалось, что она мгновенно постарела, превратившись из молодой женщины в увядающую. Государыня скорбела…Она ежечасно вспоминала своего Никсу и постоянно плакала. Увидев первый раз тело любимого сына, она разрыдалась навзрыд. Государыня плакала так, что даже хладнокровные и порой чрезмерно жёсткие гвардейцы не смогли тогда сдержать слёз…

В это же время неожиданно пошли и слухи об отравлении Николая. Утверждалось, что в деле были замешаны Константин со своей несносной супругой. Большинство же населения винило в смерти наследника докторов, что «залечили» Николая…

Похороны прошли строго по церемониалу. Императрицы не было, — она с помутившейся головой лежала у себя в спальне. В похоронной процессии император ехал верхом за траурной колесницей, за ним ехали Милютин, Шувалов, Валуев, генералы, свита…

— Мне кажется, что я нахожусь на собственных похоронах, — сказал вдруг Александр Валуеву. — Никогда не думал, что переживу сына. Мне кажется, вы понимаете меня. Валуев кивнул, — он чувствовал подобное, так как недавно сам потерял наследника.

Любое горе тяжко. Да, все по-разному переживают его внешне, но внутренне оно убивает…Большинство всё же преодолевает боль и продолжает жить, так как следует пройти до конца положенное судьбой. Тяжесть удара Александра усиливалась тем, что судьбу империи теперь следовало передать в другие руки. Дело было не в том, что Александр был по духу не так силён, как Николай, а в том, что две смерти — первой дочери и первого сына были страшным знаком для государя.