Жертва тайги - Алексей Макеев

— Не знаешь, что это такое? — сглаживая возникшую неловкость, озадачил его Антон. — Интересно, как она здесь, на сопке, оказалась.

— Такую вот бодягу тазы [16] на священное место цепляют. Очень похоже, — после недолгого раздумья отозвался Чеботарь. — Это вроде писульки такой ихним божкам с просьбой послать удачу или уберечь от каких напастей, — пояснил он и зашарил взглядом по сторонам. — Наверняка где-то кумирня [17] есть. Только что-то не видать пока. Может, до нее еще пилить да пилить? Это же не ватник. Такую кроху могло и издалека ветром притащить. — Чеботарь повертел находку и сунул в карман. — Ладно. Потом разберемся. Пошли.

Вход в пещеру представлял собой едва заметный, густо заросший гаоляном [18] и полынью кривой и узкий лаз. Два человека едва разминулись бы в нем.

Чеботарь быстро смастерил некое подобие факела, намотав на толстую смолистую ветку кедровника кусок портянки. Воспользоваться фонариком Антон, естественно, отказался, сославшись на батарейки, и так уже порядком подсевшие.

Они поочередно протиснулись внутрь, прошли пару метров в глубь пещеры и остановились. Языки пламени заплясали на стенах обширной каменной залы с высоким сводом, по краям обрамленным длинными, заостренными книзу сталактитами, в некоторых местах почти достающими до земли. Где-то в темноте часто и звонко шлепали капли воды. Они явно падали в какой-то небольшой резервуар. Чмокающий унылый звук громко отдавался в тишине, разносился эхом по всем углам.

Вскоре глаза в достаточной мере привыкли к полумраку. Антон шагнул вперед и сразу же увидел какое-то яркое пятно рядом с темным углублением в стене.

— А вот и та кумирня! — самодовольно объявил Чеботарь. — Вот отсюда, стало быть, этот кусок тряпицы и приперло. Ну-ка, проверим. — Он подошел, пригнулся, повозился и заявил: — Вот, моя правда! — Чеботарь хохотнул. — Отсюда его и притащило. Видишь, оборвыш-то как есть подошел. Тютелька в тютельку!

— Да, похоже на то, — согласился Антон, сложив, в свою очередь, обрывки ленты. — Посвети-ка вот здесь. Видишь, тут дыра какая-то!..

— Ага, вижу. — Чеботарь приблизил факел к стене.

В темной, неглубокой и тесной нише показалась фигура лупатого толстопузого идола, грубо выбитая на камне. Под ней стояла небольшая глиняная чашечка с обгоревшими палочками благовоний.

— Вот!.. Что я говорил?! — воскликнул Чеботарь. — Это, паря, и есть та самая кумирня. Вон и просо в пиалке насыпано. Костяшки рыбьи. Гляди-ка, и мыши ничего не пожрали. Значит, здесь не так давно кто-то терся. И к бабке не ходи!

— Погоди, — прошептал Антон. — А что это за рытвины такие странные у него на морде? Смотри, какие глубокие! Словно долотом долбили. Слышь, Чеботарь, а они, тазы эти, божков-то своих боятся?

— А то! И губешки им водярой мажут, и на коленках перед ними ползают.

— А почему же тогда у него вся физиономия исполосована так, будто кто-то на нем свою злость срывал?

— Нет. Это ты чухню несешь, Антоха. Быть того не может! Они ж с этими самыми своими каменюками как с детьми малыми баюкаются. Не то что рожу ему ободрать, даже лишний раз дотронуться до него страшатся.

— Тогда я совсем ничего не понимаю, — проговорил Антон и переступил с ноги на ногу.

Под сапогом что-то скрипнуло. Он нагнулся, пошарил под ногами, выпрямился и поднес к свету очередную находку. Это был широкий обломок круто загнутого когтя длиной сантиметров восемь-десять. На звериный он был совсем не похож. Слишком уж большой изгиб. Скорее всего, птичий. Как будто ястребиный.

«Но какая же, едрит твою, должна быть птаха с такими мощными когтями? — У него опять засосало под ложечкой. — Это же просто гигант какой-то! Хотя кто его знает? Может, и такие не редкость?»

— И чего он его здесь-то бросил? — пробормотал себе под нос Чеботарь.

— Кто?

— Да таз этот. Они ж такие когтяры как амулеты на шее таскают. А-а! Потерял, наверное.

Антон поднял глаза и прочитал во взгляде Чеботаря неподдельное искреннее недоумение.

Они скоренько натаскали жиденькую кучку тонкого хилого валежника, сколько смогли найти, и развели костерок с намерением почаевничать, а потом уже вплотную заняться заготовкой дров для ночевки в новом убежище. С ними дело обстояло куда как плохо. Кругом один голый камень. Придется таскать от самого подножия сопки. Только там виднеется настоящий лес. А это работенка еще та! Погорбатиться придется не на шутку. Хорошо еще, что с водой проблем нет. Хоть ее тут в достатке. Пускай и мутноватая, с терпким привкусом мела, как видно, сквозь известняк сочится, но пить можно.

После чая Антон позволил себе всласть посмолить. Ну, почти всласть — разбили с Чеботарем одну сигаретку на двоих. У того тоже в запасе осталось всего ничего — полпачки махры и немного ядреного листового самосада. Они сидели у костерка, уткнувшись взглядами в огонь, и неторопливо дымили, по уму используя короткую передышку перед тяжелой работой.

— Где-то сверху дырка есть, — уверенно изрек Чеботарь, задрал башку и внимательно оглядел сужающийся кверху каменный свод, уходящий в плотную, непробиваемую взглядом черноту. — Видишь, дым от костра не на двор, а в нутро тянет. Надо позже глянуть будет.

— Слушай, а ты вообще чего по тайге-то бродишь? — сорвался у Антона с языка чисто провокационный вопрос.

— Зараз дровишек наколем и побачим, що це воно таке, — хмуря кустистые брови, не отрывая глаз от потолка пещеры, неожиданно пробасил Чеботарь по-хохлацки, легко пропустив неуместный вопросик Антона мимо ушей, неспешно встал, упер руки в бока, размял затекшую спину. — Ладно, паря. Пойдем-ка пахать уже. Без огня нам здесь с тобой кирдык придет. Всю ночь напролет до третьих петухов палить придется, — сказал он и быстрым решительным шагом вышел из пещеры.

Антон на минуту задержался, в раздумье подбросил хвороста в костер.

«Зря я его про это спросил. Все равно ведь не ответит, зараза. Такие вопросы в тайге чужакам задавать не принято. Ничего, пускай слегка подергается. Тем более что и он меня тоже тогда, на речке, подобным образом пытал, — подумал он и ехидно усмехнулся. — Правда, и я ему тогда ни шиша не ответил. Казалось бы, нет смысла понапрасну воду мутить, скрывать что-то. Да ничего не попишешь, такова сила укоренившейся привычки. Элементарный инстинкт самосохранения. Береженого бог бережет».

Пока они заготовили дров, отаборились как положено, до потемок осталось не больше часа. Дождик прекратился, но небо по-прежнему оставалось серым и неприветливым. Только теперь на нем местами стали вырисовываться свинцовые тучи, будто еще толком и не опорожнившиеся, не растерявшие влагу. Они неторопливо, как не доеные, отяжелевшие буренки, тянулись над тайгой, подгоняемые легким ветерком, зародившимся где-то в вышине. Внизу же, у земли, все еще царил полный штиль.

Стало заметно холодать. Похоже было на то, что под утро приударит, куснет за уши первый ядреный осенний морозец. А это значит, появилась резонная надежда на долгожданное вёдро.

У Антона после тяжелой авральной работенки все мышцы ныли, но настроение от этого никак не страдало.

«Пускай морозец, — подбадривал он себя мысленно. — Это не беда. Совсем другая песня! Сейчас просушусь как следует у костерка, дождусь, пока этот хрыч заснет покрепче, и слиняю. Фонарик еще худо-бедно светит, поэтому спущусь как-нибудь с сопки потихоньку, а там, по ровному месту, можно уже и без всякой подсветки топать. А вдруг еще и луна выглянет? Тогда вообще лепота будет. Шагай и шагай себе помаленьку хоть всю ночь напролет».

Место прорехи в своде пещеры они приблизительно определили. В самом конце просторной галереи, заканчивающейся тупиком, пламя резко расплющило, потащило вверх, указывая на широкий пролом, зазубренный по краям.

— Да и хрен с ним, — безапелляционно заявил Чеботарь. — Петрю я, не такая уж и большая дыра эта. А то и не так еще сифонило бы. Враз задушило бы пламя. Да и ветер выл бы в голос.

Они уже взялись опять разводить притухший костерок, когда Чеботарь вдруг всполошился:

— Слушай, Антоха, так мы ж с тобой в запарке совсем забыли про затычку!

— Да какую еще затычку? — с трудом скрывая подступающее раздражение, спросил Антон.

— А чем мы с тобой будем перед ночевкой лаз забивать?

— А его нужно забивать-то?

— А то как же! Раз мы с тобой в эту щелку свободно прошмыгнули, то и он… она сюдой заберется запросто. Ты давай-ка не тормози. Пошли отпилим да притащим, пока совсем не свечерело.

— Хорошо, пошли, — через силу выдавил из себя Антон и подумал: «Ничего с этим маразматиком не поделаешь. Ладно. Чем бы дитя ни тешилось… Но это будет — дембельский аккорд, однозначно».

С них семь потов сошло, пока они свалили тупой ножовкой, прихваченной из зимовья, полусырой ясень с верхушкой, обломанной давнишним ураганом. Работники поочередно менялись местами. Один пилил, а другой в это время изо всех сил отталкивал ствол тяжелой длинной рогулей, чтобы полотно пилы не зажимало. Потом они еще долго и нудно отчекрыживали от упавшего дерева кусок нужного размера.