Корнеслов - Дмитрий Вилорьевич Шелег

сети по всему миру, а в каждой стране должен был быть свой настоятель ордена.

И, действительно, по плану Папы Павла III одной Европы было недостаточно, и для последующего расширения влияния католицизма иезуиты развернули активную миссионерскую деятельность в Южной Америке, Африке, Индии, Китае и даже в далекой Японии.

Тихомир, довольный собой, сделал вывод:

– А над всеми настоятелями, конечно же, стоит генеральный настоятель!

Тимофей согласился:

– В дальнейшем и по сей день генералы ордена избираются на Генеральной конгрегации и исполняют эту роль пожизненно. И, как и первый генерал Лойла, находятся в прямом подчинении Папы Римского и никого другого.

Довольный собой, Тихомир стал слушать дальше:

– При том, что сам орден действовал внутри церкви, внутри него существовала четкая иерархия и военная дисциплина. У монахов было три обета: обет целомудрия, обет бедности и обет послушания генералу. Беспрекословное повиновение генералу и начальникам нашло выражение в их формуле, записанной в уставе ордена иезуитов: «Каждый из вступивших в орден должен предоставить Провидению в лице своих начальников так управлять собою, как если бы он был трупом, которому можно придать любое положение».

Тихомир задумался и спросил Тимофея:

– А каков был план папы?

Тот очень серьезно ответил:

– Папа Павел III понял, что «просвещением» можно добиться большего, чем мечом, и цели ордена содержались в строжайшем секрете. Хочешь подчинить себе людей – «просвети» их, как тебе надо, и особенно неокрепшие умы – детей!

После создания ордена иезуиты ввели бесплатную систему образования, основанную сначала на глубоком изучении Святого Писания, греческого, латинского языков и литературы. Эта образовательная система была внедрена почти во всех странах, а преподавание в иезуитских коллегиях велось на очень высоком уровне. После оно затронуло самые разные сферы. Среди иезуитов было немало богословов, но основу составляли мужи, весьма образованные в области математики, естествознания, астрономии, военного дела, картографии, знания иностранных языков. Умы всегда притягивают к себе другие умы, умные люди всегда тянутся к более умным, поэтому в этих коллегиях учились и Мольер, и Лопе де Вега, и Вольтер.

Тихомир удивленно спросил:

– А Россия? Россия ведь православная страна!

Тимофей выпрямился и повел плечами:

– Когда влияние иезуитов в Европе возросло, представителей «Общества Иисуса» подвергли гонениям. Под давлением европейских королей и светских особ тогдашний папа римский был вынужден запретить деятельность ордена. После роспуска общества в Европе иезуиты перебрались на территорию далекой Российской империи под покровительство Екатерины II.

Тихомир удивился:

– А зачем это надо было императрице?

Тимофей развел руками:

– Много есть загадок в нашей истории… И только потому, что иезуиты продолжали свою деятельность в Российской империи, в 1814 году орден был восстановлен во всей Европе.

Тихомир сосредоточился:

– Чего же добились иезуиты своей просветительской деятельностью в России?

Тимофей нахмурился:

– С одной стороны, они занимались образованием, и тут, очевидно, не может быть замечено ничего плохого. В иезуитских коллегиях дети постигали знания. Конечно же, это не были дети простолюдинов. К примеру, в иезуитской коллегии Санкт-Петербурга воспитывались дети только из аристократических семей. Многие иезуиты были друзьями, советниками и духовными наставниками представителей аристократии. Некоторые русские аристократы стали иезуитскими священниками, несмотря на то что в те времена это влекло за собой потерю всех имущественных прав.

Марфа охнула.

Тимофей кивнул ей:

– Да! Законы, связанные с переходом православных в католичество, были довольно суровы.

Тихомир спросил:

– А с другой стороны?

Тимофей внезапно переменился и эмоционально высказал:

– Хочешь погубить народ – истреби его язык! С чего начать? С воспитания.

С иезуитов это и имело свое начало! Есть ли в наше время хоть один дом, кроме самых бедных, в котором бы детей наших не воспитывали французы? Это обыкновение так возросло и усилилось, что уже надо быть героем, чтобы победить предрассудок и не последовать общему течению! Попытайтесь сказать, что языку нашему, наукам, художествам, ремеслам и даже нравам принятое по несчастию всеми правило наносит вред?!

Тихомир, недопонимая, спросил:

– А что плохого в том, чтобы изучать французский язык?

Тимофей укоризненно покачал головой и на одном дыхании, возбужденно выпалил:

– Для чего истинное просвещение и разум велят обучаться иностранным языкам?

Для того, чтобы приобресть познания. Но тогда все языки нужны! На греческом писали Платон и Гомер, на латинском – Вергилий и Цицерон, на итальянском – Данте и Петрарка, на английском – Мильтон и Шекспир. Для чего ж без этих языков мы можем быть, а французский нам необходимо нужен? Ясно, что мы не о пользе языков думаем – иначе за что нам все другие и даже свой собственный язык так уничижать перед французским, что мы их едва разумеем, а по-французски ежели не так говорим, как природные французы, стыдимся на свет показаться? Стало быть, мы не по разуму и не для пользы обучаемся ему, что ж это иное, как не рабство?

* * *

Тимофей немного успокоился и отдышался:

– Скажут: да он потому необходимо нужен, что сделался общим и употребительным во всей Европе. Я о Европе сожалею, но еще более о России сожалею. Потому-то, может быть, Европа и пьет горькую чашу, что прежде, нежели оружием французским, уже была побеждена их языком. В переведенной с французского книге «Тайная история нового французского двора» описывается, как их министры, обедая у принца своего – Людвига, рассуждали о способах искоренить Англию. Один из них, Порталис, говорил: «Всеобщее употребление французского языка служит первым основанием всех связей, которые Франция имеет в Европе. Сделайте, чтоб в Англии также говорили по-французски, как в других краях. Старайтесь истребить в государстве язык народный, а потом уже и сам народ. Пусть молодые англичане тотчас посланы будут во Францию и обучены одному французскому языку, чтоб они не говорили иначе, как по-французски, дома и в обществе, в семействе и в гостях, чтоб все указы, донесения, решения и договоры были писаны на французском языке. И тогда Англия будет нашею рабою».

* * *

Тимофей замолчал и отвернулся к окну.

* * *

После долгой паузы Тихомир спросил:

– Так что же русский язык?

Тимофей, уже, казалось, совершенно успокоившись, посмотрел на него и ответил:

– Я всего себя самого посвятил изучению русского языка, или лучше сказать – славяно-русского языка! Теперь боюсь, что мне одному остатков жизни не хватит восстановить забытый корнеслов и оживить для всех на земле древо жизни.

Наш язык – древо, породившее отрасли иных наречий!

Исследование языков привело меня к одному первобытному языку и открыло: как ни велика их разность, она не оттого, чтоб каждый народ давал всякой вещи свое особое название. Одни