Солдат революции. Фридрих Энгельс: Хроника жизни - Валерий Воскобойников

Молодой Энгельс от имени всей германской молодёжи объявлял бой заплесневелым идеям Шеллинга.

«Мы не боимся борьбы, — писал он. — Противники должны признать, что многочисленная как никогда молодёжь стекается под наши знамёна, что теперь больше чем когда-либо круг идей, владеющих нами, получил богатое развитие, что никогда не было на нашей стороне столько людей мужественных, стойких и талантливых, как теперь».

Статья появилась в «Телеграфе» в декабре.

Первым прочитал её Эдгар Бауэр. Фридрих в тот день был на военных учениях и не знал, что в кондитерской Штехели этот номер журнала передавали из рук в руки, читали вслух. И когда Фридрих появился в «красной комнате», журнал имел затёртый вид.

Фридрих был недоволен исправлениями в статье, которые сделал Гуцков.

— Другого от литераторов «Молодой Германии» сейчас ожидать трудно. Вся их былая смелость превратилась в умеренность. — Фридрих хотел сказать, что собрался написать об этом, но Эдгар прервал его:

— А я что говорил? Нам по пути только с моим братом и Марксом! Вот голова! Жаль, что его сейчас нет с нами. Все остальные — трусливые женщины, напялившие рыцарские доспехи.

Ещё осенью Фридрих прочитал в «Атенее» «Неистовые песни» Маркса. Все говорили об этом человеке уважительно, многие восхищались. А профессор Кёппен даже посвятил ему научный труд, хотя доктор Маркс сам только что закончил Берлинский университет.

Зимой Фридрих написал серьёзную работу «Шеллинг и откровение». Сначала он хотел отправить её к Руге в «Летописи», но Эдгар и его старший брат Бруно Бауэр, переехавший в Берлин, посоветовали издать работу отдельной книгой.

Энгельсу исполнился 21 год. С точки зрения маститых учёных мужей, он был никем — вольнослушатель в мундире королевского бомбардира, сын барменского фабриканта, гимназист-недоучка. А Шеллинг — знаменитый в Европе учёный, создавший собственную философскую систему.

Лет двадцать-тридцать назад выкладки Шеллинга могли бы показаться передовыми. Но после революции во Франции, после книг молодых гегельянцев и работы ученика Гегеля Фейербаха, который освободил человека от бога, Шеллинг оказался отставшим от идей времени.

«Таким образом, мы… можем только сожалеть, что такой человек, как он, попал в западню веры и несвободы, — писал Фридрих, прокомментировав шеллинговские идеи. — Когда он ещё был молод, он был другим. Свободно и смело пускался он тогда в открытое море… Но огонь угас, мужество исчезло. Смелый, весело пляшущий по волнам корабль повернул вспять, вошёл в мелкую гавань веры и так сильно врезался килем в песок, что и по сю пору не может сдвинуться со своего места… И никто не узнает в старой негодной рухляди прежнего корабля, который вышел в море на всех парусах…»

Книгу Энгельс закончил так: «День великого решения, день битвы народов приближается, и победа будет за нами!»

Правительственные газеты негодовали. Эдгар каждый день раскладывал на столе перед Фридрихом новые газетные статьи, подчёркнутые красными чернилами.

— Опять о вас, сударь. Вы становитесь весьма известной фигурой.

Какой-то газетчик, затёршийся в их компанию, решил выдать тайну псевдонима Фридриха и расспрашивал младогерманцев:

«Не является ли вашим вождём тот барменский приказчик, который печатает свои нападки то анонимно, то под псевдонимом в брошюрах и журналах?»

Через неделю Бауэр показал Энгельсу большую статью, которую написал сам Руге в «Летописях». Руге положительно оценивал работу:

«Начало и конец книги обнаруживают склонность к образному языку и яркий огонь воодушевления. В изложении и критике шеллинговской философии господствует спокойствие и очень ясная позиция».

А Фридрих с Эдгаром сочиняли в это время комическую поэму. В ней они вывели своих врагов и друзей. И себя не забыли тоже.

Главным героем поэмы был Бруно Бауэр. Недавно по королевскому приказу его уволили из университета. Властям показалась слишком смелой его книга, критикующая современное богословие. В поэме безбожники во главе с Бруно боролись против святош и совершили революцию даже в аду.

— Что новенького сочинили сегодня? — заранее посмеиваясь, интересовался толстяк Мейен, редактор «Атенея». И ему читали записанные на обрывке счёта только что сочинённые строки:

А вот и Мейен вслед! Он обратил вниманьеЕвропы на себя — надежда вражьих сил,Он в чреве матери Вольтера изучил…А тот, что всех левей, чьи брюки цвета перцаИ в чьей груди насквозь проперчённое сердце,Тот длинноногий кто? То Освальд — монтаньяр!Всегда он и везде непримирим и яр.И лишь к единственной привержен каватине,К той именно, где есть всего один рефрен:«К оружью, граждане! Сплотитесь в батальоны!..»

Скоро строки из поэмы стали переписывать и читать на студенческих вечеринках.

И хотя Фридрих не был знаком с Марксом, он столько за эти месяцы наслышался о нём историй, легенд, что описал его в поэме самым отважным из грешников:

Кто мчится вслед за ним, как ураган степной?То Трира чёрный сын с неистовой душой.Он не идёт — бежит, нет, катится лавиной,Отвагой дерзостной сверкает взор орлиный,А руки он простёр взволнованно вперёд,Как бы желая вниз обрушить неба свод.

— От королей свободы не дождаться, каждый должен освободить себя сам, — говорили братья Бауэр. — Важно в собственном сознании отменить государство и церковь — только так сейчас станешь свободным.

И берлинские друзья Энгельса стали называть себя «Свободными».

Эта мысль: чувствуй себя свободным в своём сознании, и дело сделано — увлекла поначалу и Фридриха. Он даже напечатал о «Свободных» в газете корреспонденцию.

С Гуцковом и «Молодой Германией» Энгельс к тому времени уже порвал.

Под предводительством Эдгара Бауэра и толстенького Мейена, нагрузившись пивом, они бродили вечерами по улицам и кричали:

— Мы свободны, господа филистеры! Мы свободны!

Их скандалы развлекали полицию.

— Давайте переоденемся в нищих и пойдём в уличный поход, — предлагал Эдгар. — А когда окажемся рядом с церковью, покричим петухами или по-ослиному. Будем всячески доводить филистеров!

И Фридрих скоро понял: если каждый вечер устраивать балаганы и накачиваться пивом, сам превратишься в филистера — свободу завоёвывают не петушиными криками.

В Кёльне, в центре развивающейся Рейнской области, где уже строились заводы, а по реке ходили пароходы, с начала года стала выпускаться «Рейнская газета». И «Свободные» принялись активно с ней сотрудничать. За один только май у Фридриха были напечатаны статьи в четырёх номерах.

Книгу Энгельса о Шеллинге читали уже в Петербурге. Единомышленники Белинского готовили статью о ней в прогрессивных «Отечественных записках». А известный демократ, поляк Эдвард Дембовский, прочитав книгу, назвал автора одним из выдающихся философов современности.

Об авторе спорили. Издатель «Ежегодников» Руге познакомился с молодым русским революционером Бакуниным и решил, что автор книги — он.

«Прочти же брошюру «Шеллинг и откровение», она принадлежит перу одного русского, Бакунина, который сейчас живёт здесь. Подумай только, этот любезный молодой человек оставил позади всех старых ослов в Берлине», — написал Руге своему другу.

Узнав имя настоящего автора, он тут же отправил Энгельсу почтительное письмо, где называл его доктором философии и сообщал, что ждёт от него новых статей.

Фридрих послал ему статью, в которой сделал приписку:

«Кстати, я вовсе не доктор и никогда не смогу им стать; я всего только купец и королевско-прусский артиллерист. Поэтому избавьте меня, пожалуйста, от такого титула».

Уже после первых статей Маркса в «Рейнской газете» Фридрих понял, что не зря ходили о таком человеке легенды: настолько глубоки и точны были эти работы. Летом стали поговаривать о том, что Маркс становится одним из главных сотрудников газеты.

— Я послал в «Рейнскую» уже десяток статей, но почему-то он их не печатает, — ворчал Мейен.

«И я бы их не напечатал, — подумал Фридрих. — Одно напыщенное и скандальное фразёрство».

От «Свободных» он отходил всё дальше.

В августе и сентябре, последние месяцы перед увольнением из армии, он всё чаще задумывался о том новом, что почти не освещалось в германских газетах.

Из Парижа вернулся Гуцков и рассказал о существующих там коммунистических общинах немецких рабочих-эмигрантов. Ими руководил портной Вейтлинг. Гуцков упоминал ещё рабочего Шаппера и часовщика Молля. Эти рабочие люди уверяли в своих статьях, что через несколько веков человечеству будут незнакомы деньги, армия и нации. Их наивные идеи Гуцков высмеивал, но Фридриха они привлекли.