Тайны японского двора - Ипполит Рапгоф

— И это вам удается? — рассмеялся барон.

— Ах, это так трудно, вы себе и представить не можете. Например, вы говорите, что я прелестна и прекрасна, что я волшебная фея, — и, наверно, в тоже самое время думаете о какой-нибудь белокурой мисс с вытянутой физиономией и водянисто-серыми глазами. Ах, эти серые глаза у женщин мне так не нравятся, а вот вам, мужчинам севера, почему-то кажутся отражением вашей серой небесной лазури!

Принцесса снова рассмеялась, убегая от барона вдоль по аллее.

— Скажите, барон, что такое ваша европейская любовь? — обернувшись, спросила Хризанта. — Читаю я, читаю ваши романы и прихожу в недоумение. Вот, например, какой-то мужчина страдает от самоотверженной любви к женщине, а та на него и смотреть не хочет. Мужчина беснуется, с ума сходит, отравляется или убивает ни в чем не повинную женщину, а то и совершенно непричастных к этой истории людей… К чему все это, я положительно не понимаю. Если он ее любит, а он ей не нравится, то ищи себе другую и не теряй времени. Ведь мужчины и женщины — все одинаковы. Вся разница между ними, как мне говорила мадам Ригар, настолько незначительна, что в конце концов главную роль всегда играет молодость, здоровье и деньги. Вам сколько лет, барон? — внезапно обратилась к нему Хризанта.

— Двадцать шесть, — ответил он.

— Вы, значит, на одиннадцать лет старше меня. Но это ничего. Дайте мне вас разглядеть, — произнесла Хризанта с шаловливою ирониею, принимаясь его разглядывать.

— У вас красивые голубые глаза, не такие водянисто-серые, как у нашей мисс Уэд, которая меня учила английскому языку в Токио.

— Какой вы, однако, большой! А вы сильный? — спросила она вдруг. — Вы можете меня поднять?

Вместо ответа барон схватил Хризанту и поднял ее высоко над собой.

— Однако! Я и не ожидала… Ну, так несите меня, — шаловливо продолжала красавица.

Барон, посадил ее к себе на руки, как ребенка; прижав к себе, понес по аллее.

В то же время он не переставал покрывать ее маленькие руки нежными поцелуями.

Они приблизились к скамейке, которую окружали подстриженные акации, образовавшие род живого грота. Вход в него охранял могучий дуб.

Принцесса спрыгнула на землю и быстро уселась на скамейке.

— Сядьте и вы, барон. Я хочу, чтобы вы рядом сели со мной и рассказали мне ваши любовные приключения. Вы недурны, а потому думаю, что ваша жизнь в Париже сплошное приключение. Не правда ли?

Барон подсел к принцессе и, взяв ее руки, пристально посмотрел ей в глаза.

— Да, дорогая принцесса, у меня очень много было приключений в жизни… Я три раза дрался на дуэли, два раза меня пытались убить — и всегда причиной тому были женщины, женщины и женщины.

— Ну, вот видите, я сразу угадала.

Но барон не обращал внимания на ее слова и продолжал.

— Какие же это были женщины в сравнении с вами?! В вас бьет бойким ключом источник действительной жизни, тогда как те женщины, которые некогда волновали мое сердце, притворялись искренними, восторженными, но потом оказывались лживыми, корыстолюбивыми и даже коварными. Я не нашел среди них ни одной цельной натуры. Все они скрытны, рисуются несуществующими добродетелями, устанавливают какие-то возвышенные принципы, стараются казаться патриархальными, нравственными и даже наивными, когда зачастую в их прошлом были и увлечения, и похождения далеко не пуританского свойства. Другое дело вы, дорогая моя; вы не фарисействуете, смотрите на факты трезво, не прикрываете их идеализмом и чопорностью и открыто проповедуете наслаждение.

Он прибавил скороговоркой:

— Быть может, наслаждение, которое вам даже неизвестно.

— Ширану га хотоке (неведение делает счастливым), — слегка улыбнувшись, сказала принцесса. — Вы правы: я очень мало знаю жизнь, но я молода и тороплюсь жить. Ведь ваши дамы тут начинают жить полною жизнью чуть ли не двадцати пяти лет. У вас и после тридцати лет дамы сохраняют стремление наслаждаться. Поль де-Кок говорит, что жажда любви у женщины лишь в сорок лет достигает своего апогея. Как это смешно, не правда ли?

И принцесса снова расхохоталась.

— У нас, японок, совсем иные взгляды. Наша женская жизнь длится всего тридцать лет. Тридцатилетняя женщина у нас, в Японии, уже не женщина, а старуха, и каждый муж старается избавиться от такой жены, а в лучшем случае жена отступает на второй план хозяйки и воспитательницы детей, предоставляя первое место другой, более молодой и интересной женщине. Естественно поэтому, что мы торопимся жить. У нас тринадцати лет уже выходят замуж, а с двенадцати лет занимаются довольно рискованным флиртом и любовной корреспонденцией.

Принцесса на минуту смолкла, как бы думая о чем-то отдаленном.

— Знаете, барон, мне было сделано уже шесть предложений и я их отвергла, так как не хотела себя связывать, не побывав в Европе. У нас теперь в Японии очень много говорят о ней. В особенности много говорят об Англии, Франции и России. Теперь в Париже, я убеждена, масса японцев. Из наших знакомых двое в Сорбонне и двое в академии, но их, наверно, гораздо больше.

— Вы приехали с братом? — прервал ее барон.

— Да, но это меня нисколько не стесняет. Я буду жить по- моему, а он никогда не спросит меня о том, что его не касается. Я могу хоть на неделю исчезнуть из Парижа и он, поверьте, даже не посмеет спросить, где я была. Барон, вы должны быть моим гидом, не правда ли? — закончила принцесса.

Барон порывисто схватил руку принцессы и покрыл ее нежными поцелуями.

— Кажется, вы заразились от меня, — насмешливо остановила Хри-занта барона. — Вы тоже начинаете торопиться. Потрудитесь оставить ваши нежности для десерта, а я сейчас хочу есть, страшно есть хочу и кроме хорошего завтрака, ни о чем не могу думать.

— Но, принцесса, дорогая, у нас завтрак заканчивается десертом, так же, вероятно, как у вас в Японии?

— Конечно, конечно! — ответила принцесса. — Только у нас дамы сами выбирают себе сладкое и не любят слишком приторных блюд.

Хризанта встала и направилась к шоссе. Вдали стоял экипаж с дремлющим кучером.

На небе показались облака.

Верхушки дерев отражали свист надвигающейся непогоды.

Хризанта весело вскочила в экипаж.

— Куда прикажете, принцесса? — произнес барон, стоя на подножке коляски.

— Домой. В «Гранд-Отеле» кормят довольно сносно, — защебетала скороговоркой Хризанта.

— Вы поедете через place de la Concorde, — повелительно сказал барон своему кучеру.

Тучи надвигались. Ветер начал крепнуть. Поднялся вихрь.

— Как темно, — с трепетом сказала Хризанта, бессознательно придвигаясь к барону.

— Принцесса, слышите вой дерев? Смотрите, весь лес стонет под напором надвигающейся бури, — сказал барон, указывая на темные тучи, заволокшие все небо.

На лице Хризанты выразилась тревога.

Лес не только стонал, он дрожал, потрясенный порывами урагана.

Крупные капли дождя колотили по верху коляски. В мгновение ока на бульваре де-Мадрид образовались огромные потоки.

Экипаж обмывало и захлестывало водой.

— Что это такое? наводнение? — испуганно спросила Хризанта.

— Нет, это у нас обычное явление весной — буря, — спокойно ответил барон.

— Это, вероятно, период дождей, спросила она, ведь ваши бури очень страшные?

— Вот Шато де-Мадрид, переждемте бурю, — сказал барон, едва коляска поравнялась с модным загородным ресторанчиком.

Хризанта в знак согласия слегка кивнула головой.

Экипаж остановился у громадного подъезда, из-под крыши которого выбежали услужливые лакеи.

— Кабинет, — вполголоса скомандовал барон, выразительно взглянув на метрдотеля, который с обворожительной улыбкой ждал гостей на площадке лестницы.

— Прошу сюда, — вежливо произнес последний и указал жестом руки на роскошную, убранную живыми цветами широкую лестницу.

Они поднялись во второй этаж. Там оказалась весьма комфортабельная большая комната, отделанная в стиле ампир.

К кабинету примыкал прекрасный балкон, весь убранный живыми цветами.

Аромат цветов врывался в кабинет, придавая атмосфере необычайную свежесть.

Метрдотель тактично ретировался, притворив за собою дверь.

Хризанта молча прошла в глубь кабинета.

— Наконец-то мы одни, дорогая принцесса! — снимая с нее болеро, воскликнул барон.

Хризанта смотрела куда-то вдаль и молчала.

Она, видимо, была не в духе.

Непогода, вой ветра, внезапная темнота на нее произвели неприятное впечатление.

— Барон, я не люблю грозы, у меня являются страшные воспоминания детства, связанные с такой непогодой. Не спрашивайте меня, я все равно вам ничего не скажу сейчас, — добавила она, видя недоумение барона.

— Лучше поторопите с завтраком, — переменив тон, сказала Хри-занта.

Барон позвонил.

— Карту кушаний и вин.