Тайны японского двора - Ипполит Рапгоф

— Я его не видела. А! — вспомнила она, — не тот ли это блондин, который на площадке лестницы но выходе из табльдота так внимательно меня рассматривал…

Было еще для Парижа очень рано.

Она подозвала фиакр и велела ехать в «Cafe Riche», которое очень рекомендовалось «Бедекером».

Усевшись, она принялась внимательно рассматривать письмо. Ее сердечко забилось учащенными ударами. Ей вдруг стало жарко, душно; она открыла окно кареты, вздохнула и снова принялась перечитывать таинственное послание.

Фиакр быстро подъехал к «Cafe Riche».

— Чашку черного кофе! — промолвила она, поместившись в маленькой нише, художественно отделанной живописными vitre glace — цветными стеклами в бронзовых рамках и роскошными тропическими растениями.

Ей подали иллюстрированные журналы, которые Хризанта принялась машинально перелистывать.

В такое время дня в этом богато отделанном кафе бывало еще очень мало публики. Для высшей знати было слишком рано, демимондены и демимонденки, в это время дня, едва ли только принимались за утренний туалет.

В ресторане царила тишина опустения.

Эта тишина так благотворно действовала на встревоженные нервы принцессы.

Она задумалась. Мысли ее витали или, вернее, блуждали между Токио, Суэцем, Парижем, упрямо останавливаясь на почтамте и на том маленьком лиловом письме, которое она судорожно сжимала в своей маленькой ручке.

Тут только она вспомнила, что еще не читала остальных писем. Они были положены в маленький ридикюль и, по-видимому, не особенно интересовали принцессу, сосредоточившую все, все свои мысли на роковом письме.

Появление гарсона с кофе даже несколько испугало Хризанту. Она как бы очнулась от кошмара.

Принцесса взглянула на свою браслетку, украшенную крошечными часами.

Ровно час.

Но она не торопилась.

— Пусть подождет, — подумала она про себя. — Мне надо собраться духом. Ведь это мой первый дебют в Европе, и притом на таких подмостках, как Париж.

Расплатившись и дав щедро на чай, принцесса встала.

Ноги ее подкашивались от пережитого волнения и она, слегка пошатываясь, вышла на бульвар.

Карета услужливо доставила ее в Лувр.

Поднимаясь по роскошным мраморным лестницам замечательного хранилища искусства — Лувра, Хризанта встретила на лестнице робких провинциалов и равнодушных туристов, сновавших по всем направлениям.

— Где галерея Аполлона? — спросила принцесса, остановившись на площадке бельэтажа и не зная, куда направиться.

К ней подошел один из помощников смотрителя Лувра и вежливо указал дорогу, проводив незнакомку через целый ряд роскошных зал.

— Здесь, — сказал добровольный гид, почтительно остановившись около арки галереи Аполлона:

— Мерси, — слегка покраснев, произнесла Хризанта, любезно подав провожатому свою изящную маленькую ручку.

Волнение красавицы достигло своего апогее.

Никогда еще Хризанта, отправляясь на свидание, не испытывала такого страха, как теперь, несмотря на то, что флирт ей был хорошо знаком еще во дворце своих родителей.

Она молча остановилась, рассматривая в лорнетку чудные лепные работы зала.

Галерея Аполлона была почти пуста, но принцесса этого даже не замечала. Она не решалась повернуть голову, боясь увидеть того, кого в то же время жаждала рассмотреть повнимательнее.

Барон оказался менее робким.

Увидев принцессу, он быстрой и мягкой походкой подошел и шепотом окликнул ее.

— Я уже отчаивался вас видеть, принцесса… — произнес он. — Но вы пришли… я вам очень обязан.

Дыхание спирало грудь молодой принцессы, она не могла вымолвить ни единого слова.

Улыбнувшись в сторону барона, она продолжала стоять и безучастно рассматривать изваяния греческих муз.

— Позволите? — сказал барон, подавая ей руку.

Хризанта под руку с бароном продолжала молча идти по безлюдной галерее.

— Разрешите, принцесса, проехать с вами в Булонский лес, там так прекрасно…

— На чем вы собираетесь ехать? — спросила пришедшая в себя принцесса.

— У подъезда Лувра стоит мой экипаж, — ответил барон, внимательно рассматривая миниатюрную красавицу.

IV. В Булонском лесу

На солнечной стороне бульваров было очень жарко. Они быстро миновали их и помчались по благоухающим липовым аллеям к знаменитому Булонскому лесу.

Там веяло легкой прохладой.

Слегка распустившаяся листва лип, тополей и берез насыщала воздух необычайно тонким, нежным ароматом. Щебетанье птиц, едва заметное движение теплого зефира, ослепительно яркие солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь огромные деревья, — все это дополняло настроение первого свидания.

— Принцесса, я так счастлив видеть вас около себя, при такой поэтической обстановке, — начал барон. — Я знаю, наша природа, наша флора бледнеет в сравнении с чудной райской флорой страны Восходящего солнца, но и посреди скал Ледовитого океана, теплое сердце и порыв восторга могут заставить нас забыть окружающий холод и недостатки декоративного антуража. Знаете, принцесса, я поражен вашей грацией. Правда, и француженки очень грациозны, но между их грацией и вашей такое же расстояние, как между Францией и Японией. Не может тепличное растение сравниться с чудным тропическим цветком, согретым благодатными лучами южного солнца. Знаете, вы заставили меня впервые вспомнить читанные мною в детстве чарующие сказки о маленьких грациозных феях, о сильфидах, воплощенных мечтах нашего северного тевтонского эпоса…

Хризанта слушала излияния барона, как бы отдаваясь чудной музыке рисуемых им образов. Ей была чужда сентиментальность и она как-то терялась, слушая дифирамбы восторженного барона.

Она не знала, что ответить, и смотрела в чудную даль аллей, простирающихся до бесконечности.

— Я настолько ошеломлена всем виденным и всеми событиями, включая сюда и встречу с вами, что ничего не могу вам ответить на ваши, мною незаслуженные, хвалебные тирады, — наконец ответила она, волнуясь, — мы, японки, не понимаем вашего высокопарного языка. У нас нет поэтического прошлого и если, быть может, оно и существовало в легендах нашего народа, то современная литература нам очень мало об этом говорит. Оставим, барон, эту поэзию! Не знаю, как вам, но что касается меня, она навевает и тоску и скуку.

Принцесса шаловливо улыбнулась, показав ему два ряда зубов-жемчужин.

— Смотрите на это солнце, на эти чудные тополя, стройно врастающие в небо, смотрите, наконец, на меня, на вашу южную соседку, и забудьте о туманах вашего немецкого севера. Расскажите лучше что-нибудь веселое, — окинув барона шаловливым взором, кокетливо продолжала принцесса.

Барон растерялся.

— Вы обворожительны, принцесса, я не нахожу слов выразить свой восторг.

— Это скучно, — капризно сморщив губы, произнесла она. — Лучше скажите мне, где бы можно было сегодня вечером весело провести время. Вы понимаете меня, барон, я хочу жить, жить, наслаждаться, веселиться, побеждать без конца, — ну, словом, вы видите перед собою южную птичку, вырвавшуюся из родительской клетки и приехавшую в Париж с девизом: жить — наслаждаться.

Хризанта громко расхохоталась тем серебристым, веселым детским смехом, который так мало был знаком барону, привыкшему вращаться в чопорном и бездушном обществе.

В принцессе было так много непосредственного, наивного, шаловливого.

То был дивный цветок, но в аромате этого, едва раскрывающегося бутона, чувствовался одурманивающий, ошеломляющий юг с его таинственными и могучими чарами.

— Вы разрешите остановить экипаж? — внезапно спросил он. — Пройдемтесь по этой аллее…

Экипаж остановился.

Принцесса, не дожидаясь помощи барона, быстро соскочила с коляски и, увидев на поляне желтые цветки, побежала по траве и принялась рвать незнакомые цветы.

— Какие странные желтые цветы, — воскликнула она. — Какая мелкая ромашка. А что это за прозрачные шарики? — обратилась она к барону, указывая на одуванчики.

Барон осторожно сорвал одуванчик и поднес его Хризанте.

Однако, она едва дотронулась пальцами до стебля этого цветка, как весь шарик рассыпался на мелкие части.

— Сайонара! — воскликнула она с грустью. — Это означало — «прости».

Барон весело рассмеялся и поспешил сорвать целую горсть одуванчиков.

— Не напоминают ли вам, принцесса, эти одуванчики те воздушные, молодые сны с их чарующими видениями, которые так быстро обращаются в ничто при легком даже прикосновении действительности — нашем пробуждении? — заметил он глубокомысленно.

— Нет, барон, мне они напоминают слова, которые обращаются в ничто, как только надо перейти от них к делу. Ах, мужчины умеют так сладко петь! Однако, знаете ли, что говорила мне всегда гувернантка? Она говорила, что слова мужчин следует понимать в обратном смысле. Я и следую этому совету.