К.И.С. - Александр Уралов

Только вот с чинным прощанием у нас ничего не вышло…

Проснувшись отлично выспавшимся и бодрым, я обнаружил, что лежу укрытый своей курткой на каменистом плоскогорье, а вокруг расстилается диковатый, почти марсианский пейзаж. Того и гляди, из-за скалы высунется синяя голова любопытного аборигена и прекрасная Аэлита в серебряной крылатой машине торжественно спустится с небес…

С минуту эти мысли лениво бродили в моей полусонной голове, но потом я увидел в двух шагах крупного скорпиона, деловито ковыляющего в полуметре от моей руки, и вскочил, как ошпаренный. С дрожью в сердце и руках я обследовал себя и долго опасливо тряс куртку, но ничего, кроме пыли, не вытряс.

— Вставайте, скиталец, избранник богов! — толкнул я Киса, уютно посапывающего рядом. Он свернулся бубликом настолько по-домашнему, что хотелось немедленно налить молочка в блюдечко и нежно чесать соню за ушками.

Кис долго и вкусно потягивался, не размыкая очей, затем перевернулся на другой бок, открыл один глаз, шумно вздохнул и уверенно пробормотал:

— Сказки всё это! — после чего опять задрых.

…

— То, что мы очутились не на том месте, где уснули, — начал Кис, — меня мало удивляет, ибо сей субъект (он жестом прокурора ткнул в меня лапой, — паршивец, мол, пакостник этакий!) из другого, — так называемого физического мира, — своей массой вносит непредсказуемые флуктуации в течение пространственно-временного континуума, при каковых, понимаете ли, и возникают спонтанные возмущения окружающей среды…

— А где это мы? — я невинно вклинился в драматическую паузу, видя, что кота «понесло».

Кис с неудовольствием замолчал, а затем сухо сказал, что «прерывая его стройную логическую речь, рыцарь уподобляется некоему домашнему животному, перед которым, — увы, — ни к чему метать мелкие украшения».

Пришлось проглотить эту пилюлю, поскольку перебранка не входила в мои планы…

Ярко-синее, открыточное, прямо-таки курортное небо, лохматое огромное солнце, низкие причудливые скалы, шорох теплого ветра и ни травинки вокруг!

— Может быть, это те самые горы?

— Нет.

— Почему ты так уверен в этом?

— Потому, что потому, — ответил всё ещё нахохленный Кис.

Начался однообразный путь. Более всего эта равнина походила на ледяное арктическое поле; только вместо торосов, льда и снега вокруг громоздились гранит и кремний. Идти было почти легко. Все боли прошли, и тело вновь стало ловким и окрепшим. Неплохое настроение омрачала не столько мысль о том, что идем мы черт его знает куда и, может быть, даже в противоположную от цели сторону, сколько грусть от разлуки с только что обретенными друзьями.

— Слушай, Кис, а что будет с Гауном? Повесят?

— На кой ляд его вешать? Посидит в городской тюрьме, столько, сколько присудят, а когда из него труха посыплется — пусть мотает на Фронтир, на Север.

— Спасибо, объяснил. Во-первых, если из него посыплется труха, то он от старости помрёт…

— Извини, но я употребил это выражение в несколько ином смысле. Помнишь, я учил тебя тому, что магом Гауну стать не дано — способности ниже средних, а вот нечисть на него давно лапу наложила. Черный маг из Гауна не получается, а по-простому, по-мясницки — он Дьяволу весьма пригодился. Ну, ничего! Наши, что могут, вычистят. Магия, то да сё, — в келье, сам понимаешь, чертям места нет. А когда удастся его хоть немного в чувство привести — на Фронтир, нехай живёт.

— А если он опять за своё? И вообще, «кровь убитых вопиёт о мести» и прочие дела…

— Рыцарь, рубака ты мой простой и незатейливый, думай, что говоришь. С Фронтира назад дороги нет, да и Чезаре Донатти там не живёт. Там уж Гаун пусть сам выбирает, к какой стороны Бог, а с какой — Враг его парнокопытный.

Стивенс внезапно развеселился:

— Ты что, братец, всерьёз думаешь, что процесс перевоспитания Гауна — это молитвы, пост, схима и иже с ними? Вот уж не было печали!

Слушай сюда, студиозус, старый добрый Кот Ирвинг Стивенс поведает тебе общеизвестное: никаких душещипательных бесед! Где-то Гауну глаза откроют, если их бесовщина отвела, а самое главное — помогут ту Бездну увидеть, куда он уже почти целиком въехал. Ты когда-нибудь задумывался о том, ЧТО там, внизу? Я конечно же, имею в виду не недра земные… думаю, у Гауна сердце не выдержит и отбросит он копыта, и последним его земным ощущением будет дикий ужас при мысли о том, что ни черта не успел герцог Гаун сделать, чтобы Бездну ту от себя отвратить и теперь ему в ней хор-р-о-о-ошее местечко уготовано!

— Ты же сам сказал, что у него на Фронтире всё-таки будет выбор: или — или…

— Говорил и сейчас говорю! Моё мнение, что прогнил-таки Гаун по самые уши, и к Свету ему пути уже нет. И получится из него в итоге некий мелкий бес. Знаешь, из тех в аду мучимых, кои свои мучения намерены на всех и вся переложить, вот и пакостят.

— А ты у вдовы, — помнишь, Донатти упоминал, — таких же демонов заклинал?

— Демонов, рыцарь, как грязи… Зачем мне вызывать Зло? Так, по молодости в Лимб полез. Это, понимаешь, не Бездна ещё, но и о Свете там имеют смутное представление…

Я шёл и думал о том, что уже четвёртый день с нами ничего не происходило. Откровенно скажу, я даже собирался сказать об этом магистру Стивенсу и «поставить ему запятую», — мол, некоторые находятся не в духе, а между тем дело-то явно идёт на лад. Кис с утра то капризничал, то отмалчивался и мне хотелось немного развеять его.

Внезапный хриплый рёв, раздавшийся где-то впереди, развеял мои оптимистические думы. Было в этом мощном рёве что-то такое, отчего в животе становилось нехорошо.

Осторожно пробираясь между скал мы вышли на удивительное место. С двух сторон мрачные ущелья обжимали довольно-таки плоское местечко шириной в два футбольных поля и уклоном уходящее вниз. Ущелья окаймляли его так, что обойти спуск не было никакой возможности, но после него резко разбегались в разные стороны и постепенно сходили «на нет».

Сие бы ещё куда ни шло, но по этому самому перешейку бродило, — время от времени оглашая окрестности диким ором, — здоровенное, как железнодорожный вагон, чудовище. Грязно-зеленая чешуя с тусклым отливом, огромные кривые лапы, колючий хвост и длинные, — мамочка! — три толстые шеи, соответственно с тремя безобразными головами!!!

Вам, читатель, легко сообразить, что это был, так сказать, заурядный трехголовый Змей Горыныч, но, — честное слово! — при первом же взгляде на монстра я не сразу сообразил, кто это такой. Елки зеленые, силища-то какая!.. Когти утопали в щебенке и гравии, как в обыкновенном песке, а дернувшийся хвост отшвырнул в сторону глыбу гранита величиной с холодильник.