О ком грустит Пьеро - Патриция Хорст

Но Тимоти вернулся. Теплым вечером он появился на пороге их дома, неловко прижимая к груди слабо шевелящийся сверток, из которого доносились странные жалобные звуки.

— Ты купил собаку? — равнодушно спросила Кэтрин, нехотя отрываясь от занимательной книги. — Это, конечно, очень мило, но ты мог бы посоветоваться сначала со мной.

— Иди сюда, — срывающимся голосом позвал Тимоти и, когда она подошла, протянул ей сверток. — Это наш сын, Эрнест Элберн.

— Что? — У Кэтрин перехватило дыхание, а сердце на мгновение замерло. — Что за глупые шутки?

— Это наш сын, — медленно повторил Тимоти и развернул одеяльце. — Я усыновил мальчика…

Она прислонилась к стене, глядя расширившимися глазами на розовощекого младенца, уютно посапывающего и причмокивающего во сне пухлыми губками. Все еще не веря, Кэтрин несмело протянула руку и дотронулась до крохотной мягкой ладошки.

— Господи, Тимоти! — воскликнула она, бледнея. — Но это… Как тебе удалось? Чей это ребенок?

— Наш, — ответил он. — Вот здесь все необходимые документы. Его мать отказалась от своих прав. Так что все чисто и волноваться не о чем. Ты… Ты не рада?

— Дай мне его. — Кэтрин взяла мальчика и прижала к себе, ощущая его тепло. — Как его зовут?

— Эрнест, Эрни. — Тимоти с улыбкой наблюдал за ее посветлевшим лицом. — Он красавец, правда?

— Да… Но… Почему ты меня не предупредил? Я ведь даже не знаю, как обращаться с новорожденными, — растерянно сказала Кэтрин. — И чем мы будем его кормить?

— Не волнуйся, все предусмотрено. — Тимоти быстро вышел из гостиной и вернулся через несколько минут с молодой смуглой женщиной. — Познакомься, дорогая, это Сандра, наша няня.

В ту ночь Кэтрин так и не смогла уснуть: она просидела до утра у кроватки, где лежал ее малыш, разглядывая при тусклом свете ночника маленький носик, реснички, губки. Это казалось чудом, сказкой, словно волшебница-фея спустилась с белоснежного облачка и подарила ей сына.

— Эрни, — шептала Кэтрин с нежностью. — Мой Эрни…

3

Дэвид надел белую рубашку и с отвращением принялся завязывать галстук. Носить костюм в такую жару — страшная глупость, но появиться в роскошном особняке Элис в джинсах — значит навсегда закрыть себе туда дорогу. Придется терпеть, ничего не поделаешь.

Эту неделю он провел в странном возбуждении. С одной стороны, ему хотелось немедленно предпринять какие-то действия. Но он понимал, что любое неосторожное слово перечеркнет все его планы. Хотя и планов-то никаких не было. Дэвид совершенно не представлял, как следует поступить.

И возникла еще одна проблема: ему очень понравилась приемная мать Эрни. Это было глупо, невозможно, недопустимо. Кэтрин Хэшстроп, дочь владельца внушительного состояния, красавица, недоступная, как принцесса из детской книжки, — и Дэвид Колбери, никому не известный архитектор из Канады. Смешно даже подумать, что у них может быть что-то общее.

Но тогда почему она так мило и откровенно разговаривала с ним? Он ей приглянулся? Богатая дама желает приятно провести пару ночей в объятиях атлетически сложенного блондина? Совершенно невозможно понять, о чем думают эти люди. Возможно, она просто решила посмеяться над бедным провинциалом: у них здесь, наверное, не так уж много развлечений.

Дэвид покачал головой. Нет, Кэтрин не похожа на обычную искательницу приключений, которая может позволить себе купить умелого любовника и, попользовавшись им, выбросить за дверь, как наскучившую игрушку. Но в чем же тогда причина ее расположения?

Дэвид никогда не считал себя красавцем, но часто замечал, что женщины смотрят на него призывно и обещающе. Ему не составляло труда познакомиться, увлечь девушку. Значит, была в нем какая-то притягательная сила. Но можно ли воспользоваться ею в данной ситуации?

Каждый день он навещал Мэри в больнице и, по словам медсестер, был единственным посетителем. Мэри все больше худела, и страшно было представить, что еще немного — и от нее ничего не останется на этом свете. Кроме сына. Вчера вечером она, приподнявшись над подушкой, прошептала просительно:

— Я так хочу увидеть его, Дэвид!

— Но это невозможно… — Он с сожалением покачал головой и погладил Мэри по истончившимся, напоминавшим теперь легкую паутину, волосам.

— Если бы ты сфотографировал его, — сказала она, вздохнув, и добавила. — Я не могу умереть, не увидев его, понимаешь?

— Хорошо, я что-нибудь придумаю.

Еще одна проблема. Но отказать этой женщине, которую когда-то так любил, Дэвид не сумел. Что же делать? Прошла уже неделя, а он так ничего и не добился. Напрашиваться в гости к Кэтрин он не хотел, это выглядело бы подозрительно и странно. Значит, надо добиться, чтобы она сама пригласила его.

Он надел пиджак и вышел из отеля. Сегодня он решил добраться до Элис пешком или на такси, потому что его подержанный «форд» на стоянке у особняка выглядел совершенно неуместно. Он вспомнил, каким взглядом окинул его охранник: так смотрят на неумелого вора, пытающегося нахально проникнуть в здание банка.

Улица встретила Дэвида жаром раскаленного за день асфальта. В безоблачном ярко-синем небе сияло алое предзакатное солнце. Он неторопливо шел по тротуару, разглядывая витрины дорогих магазинов, думая о том, как следует держать себя с Кэтрин. Если она действительно даст знак, что не против установления между ними более близких отношений, то, как ему быть? Довольно трудно устоять перед красивой женщиной, обладающей к тому же такими чувственными губами…

— Мистер Колбери? — Элис в коротком красном платье с глубоким декольте, открывающим полную грудь, пожала Дэвиду руку. — Очень рада вас видеть, проходите.

— Благодарю вас, — негромко ответил он, оглядывая собирающихся на лужайке у небольшого фонтана гостей.

— Кэтрин уже здесь, — с лукавой усмешкой прошептала Элис. — Подождите немного, я позову ее.

Она скрылась в особняке, оставив Дэвида в некотором недоумении: что это, заговор? Или скучающая миссис Рочестер решила заняться сводничеством? Он по-прежнему чувствовал себя неловко среди всей этой роскоши и людей, которые, казалось, нарочно не замечали его присутствия.

Элис нашла подругу в гостиной, где та, сидя в кресле, лениво перелистывала страницы модного журнала.

— Твой таинственный архитектор уже пришел, — сказала она. — Послушай, зачем ты надела в такую жару черное платье? У тебя что, траур?

— Ох, перестань, пожалуйста. — Кэтрин вяло взмахнула рукой с поблескивающими темно-красным лаком ногтями. — У меня что-то разболелась голова и совсем не хочется выходить на солнце…