Атомный век - Михаил Белозёров

На поле рядом с монастырём стояли два вертолёта Ми-17. Их‑то и слышали они со Славкой Куоркисом, когда пили пиво. Значит, кто‑то прилетел по мою душу, решил Берзалов и не ошибся. Его встретили начальник штаба батальона подполковник Егоров, его заместитель Якушев и подполковник Степанов из штаба бригады.

Берзалов сразу же уловил их нервозный запах. В каждом из них он отличался всего лишь степенью этой нервозности. Сильнее всех «благоухал» Егоров, к его обычно спокойному запаху роз примешивался резкий, почти отталкивающий запах скипидара. Несомненно, что его душа вошла в противоречие с приказом, привезенным из штаба бригады подполковником Степановым, который тоже нервничал. Но не из‑за тревоги за жизнь старшего лейтенанта Берзалова, а из‑за того, что ему здорово намылил голову никто иной, как командир бригады Турбаевский, и теперь почему‑то карьера подполковника целиком и полностью зависела от него — старшего лейтенанта Берзалова. Однако, естественно, подполковник Степанов об этом ничего не сообщал, поэтому его запах был с хитринкой, чуть приторный, правда, не такой, как у Бура, мягче, не бурный, а стойкий.

Кто из них троих пах меньше всего — так это майор Якушев, который, будучи ни рыбой и не мясом, всю ответственность с лёгким сердцем перекладывал на Егорова. И какой бы приказ ни привёз подполковник Степанов, он согласился бы с любым, даже если бы в нём говорилось, что во имя победы надо положить всю бригаду. Посему пахло от него очень романтически — библиотечной пылью и… клопами… — мелкими, бурыми, кровавыми.

— Лейтенант, подойдите к столу, — попросил подполковник Степанов.

Берзалов сделал два шага вперёд и увидел, что на столе, наряду с другими картами, лежит та самая, которую он сегодня утром отправил в штаб бригады. Должно быть, она и стала той, последней каплей, которая переполнила чашу под названием судьба, а точнее, та самая, которая, должно быть, уточнила общую картину, творящуюся в головах начальника штаба бригады и генерал — лейтенанта Турбаевского.

— Основная твоя задача, — сказал подполковник Степанов, — разведка и ещё раз разведка. Самая настоящая глубокая разведка. У нас нет никаких данных в южном направлении. Вернее, они конечно, есть, но надо проверять и ещё раз проверять, а потом уже….

Берзалов очень удивился. Он полагал, что уж южное‑то направление как раз разведано лучше всего, потому что, считай, под боком, каких‑нибудь полторы тысячи километров, если мерить до самого Азовского моря. По военным меркам это совсем ничего. Но если это утверждает главный «оператор» штаба бригады, то так тому и быть, потому что «оператор» — это тот человек, который занимается анализом оперативной обстановки.

— А что именно? — спросил он настороженно и по тому, как кисло поморщился Егоров, понял, что спрашивать не стоило, что они сами сомневаются в достоверности сведений, но даже этой малостью делиться не хотят, по каким‑то своим соображениям.

Эту его нервозность уловил подполковник Степанов и сказал железным тоном:

— Не буду от вас скрывать, в юго — западном направлении мы посылали две труппы. Однако… — он сделал паузу, дабы его слова прозвучали более весомо, — никто из них не вернулся. По нашим сведениям… — он пригласил Берзалова жестом подойти ближе, — где‑то здесь… — он очертил карандашом круг километров в двести, прихватив Харьков и Белгород, — где‑то здесь… они пропадали. Связь, сами понимаете, плохая. Последний сигнал пришёл из окрестностей города Красный Лиман. Всё, что я вам сейчас скажу… — он почему‑то сердито посмотрел на Егорова и Якушева, — является государственной тайной. В общем, есть предположение… что американцы все же успели высадить десант в этом районе. Мы иногда ловим отсюда странные сигналы. Но… — и подполковник для наглядности поднял указательный палец, — из вашей группы никто не должен знать об этом, потому что такие сведения могут сыграть на руку нашим вероятным конкурентам.

— Теперь понятно, — сказал Берзалов, — почему великоновгородцы шли на юг.

— Вот то‑то и оно… — охотно согласился подполковник Степанов. — Кто первый выйдет на этот таинственный район, тот получит сильнейшего союзника.

— Или наоборот, — не удержался подполковник Егоров, — противника.

— Согласен, — кивнул подполковник Степанов. — Или разбудит сильного противника. — Но в любом случае, ни того, ни другого допустить нельзя. Нельзя, чтобы кто‑то получил преимущество перед нами или активизировал врага.

И ни слова о «втором ударе», как будто это было не самым важным. Берзалов стал злиться. Командиры хреновы!

Тут они немного поспорили. Подполковник Степанов считал, последствия очевидны: окончательная гибель России, а значит, кто бы там ни был в этом районе, его надо уничтожить. А подполковник Егоров считал, что американцев, если они там есть, конечно, надо использовать в своих целях, а потом уже уничтожить.

— Может, мы действительно всю Америку грохнули, и им некуда идти?! — то и дело вопрошал подполковник Егоров.

Несколько минут они выясняли отношения, как два дуэлянта, всаживая вдруг в друга аргументы «за» и «против». И ничего не решили.

— Наоборот, если мы их не смогли вчистую, то они здесь свой аванпост оставили! — утверждал подполковник Степанов. — А так на кой ляд?! Поэтому их надо грохнуть!

Даже майор Якушев не удержался, подал голос, но весьма нейтрально, мол, и так хорошо, и так неплохо, в общем, как вывезет, но на его реплики спорщики не обратили внимания и даже перешли на повышенные тона, пока Берзалов почтительно не кашлянул в кулак, не спросил насчёт задачи.

— А какова задача, кроме разведки? Я понимаю, что с моими силами вести боевые действия глупо?

— Совершенно верно, — быстро согласился подполковник Степанов. — Столкновений надо избегать любым способом. По возможности, выяснить причину гибели наземных и вертолетных групп. Ну и попутно приглядывай военные базы, где есть тяжёлое вооружение, координаты мы тебе дадим.

— Хорошо, — сказал Берзалов и уточнил: — А какого характера боестолкновения произошли у разведчиков?

Подполковник Степанов посмотрел на него так, словно он выведывал у него эту самую сокровенную военную тайну, сокровенней не бывает, и ответил нехотя, даже поморщившись при этом:

— Связи не было… Вернее, была, но очень плохая…

— Связь глушили, — уточнил майор Якушев так, словно упрекнул подполковника Степанова, и посмотрел на него задиристо, как заяц на медведя.

— Да, — и в этот раз нехотя согласился подполковник Степанов, — но кто глушил, мы не знаем. Ни одна из групп в заданное время не вышла в эфир, что само по себе настораживает.

— Понятно, — нейтральным тоном сказал Берзалов. — То есть всё равно не понятно.

Подполковник Степанов от досады крякнул: странный лейтенант попался, сам не может догадаться. Тогда подполковник Егоров объяснил:

— Мы предполагаем, что противник занял район девять, но основного десанта не дождался и… — он осторожно глянул на подполковника Степанова, словно испрашивая у него разрешения.

У подполковника Степанова на лице возникло такое выражение, словно он не хочет, но должен спасовать:

— Кто бы там ни был, он очень опасен.

Берзалову надоели эти хождения вокруг да около. В голове у него роилось не меньше сотни вопросов, которые он готов был задать горе — командирам.

— А почему противник не ушёл? — спросил он, — что он вообще делает полтора года на нашей территории?

— Вот это самый главный вопрос! — почти счастливым голосом воскликнул подполковник Егоров.

Однако подполковник Степанов не дал ему закончить мысли и со всё той же досадой на лице сообщил, тяжело вздохнув:

— Мы полагаем, что этот район техногенный…

— То есть?.. — крайне удивился Берзалов.

Что‑то их не учили таким терминам. Это слово больше напоминало о компьютерных игрушках, в которые он играл ещё до войны.

— Неизвестные технологии, — осторожно вмешался в разговор подполковник Егоров, и Берзалов понял, что он снова не договаривает. — Последняя радиограмма второй наземной группы была такая: «Окружены, ведем бой с механизмами». Больше связи не было.

Подполковник Степанов счёл нужным объяснить:

— Посылали вертолёты…

Да, я помню… — подумал Берзалов.

Три машины. Первая — разведка. Когда машина упала где‑то в районе станции Поныри, на её поиски был отправлен второй вертолёт, но и он пропал, а уж третий летел, чтобы разгадать тайну гибели первых двух, но тоже исчез. Погибло тринадцать человек. На своих ошибках не учились, чужие — не признавали. Об этом долго судачили в бригаде, строя самые нелепые версии, а вон как оказалось. А ведь правды не скажут. Или не знают, или не хотят. Скорее всего, последнее. Не хотят пугать так, чтобы я испугался и, не дай бог, не провалил задание.