Звезды высокого неба - Г. Береговой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полетное задание на первый космический полет подписали председатель Государственной комиссии, Сергей Павлович королев, Мстислав Всеволодович Келдыш, Николай Петрович Каманин и другие члены Государственной комиссии.
Вопрос: кто полетит, оставался пока открытым. Вернее, выбор уже был сделан, но формально командир «Востока» еще не был утвержден. Во всяком случае, вечером того же дня космонавты, подчиняясь плотному графику Карпова, примеряли скафандры и подгоняли подвесную систему парашютов. Гагарин сохранял свою неизменную, спокойную приветливость, держался ровно и просто, словно вопрос, кто же займет кресло в первом космическом корабле, мало его интересовал. Между тем, до утра 8 апреля Гагарин не мог знать точно, что это предстоит сделать ему. Только тогда по предложению Каманина он был утвержден командиром «Востока».
О том, что 9 апреля, несмотря на воскресенье, будет обычным рабочим днем, вроде бы даже и не объявлялось — настолько это казалось самоочевидным. Пружина нервного напряжения медленно взводилась, несмотря на подчеркнутую будничность всего хода работ, о которой говорил Раушенбах. И если бы этого не было, это было бы ужасно, это означало бы, что полет человека готовят не люди, а роботы, с транзисторами вместо сердец. Нет, они волновались, волновались, как колумбова команда, ведущая «Санта-Марию» к неизвестному берегу 12 октября 1492 года. Святое волнение, и высшее счастье для человека пережить его хоть один раз в жизни!
Последнее заседание Государственной комиссии проводилось вместе с космонавтами. Королев чувствовал: момент исторический. Он говорил о первом спутнике, о последних годах напряженной работы >и их итоге — первом полете человека в космическое пространство. Он говорил о полетах будущих. Они не за горами. «Даже в этом году», — сказал Сергей Павлович, взглянув на сидящего рядом с Гагариным Титова. Он говорил серьезно и весело одновременно. Он излучал бодрость, уверенность:
— Скоро мы будем иметь двух-трехместный корабль. Я думаю, присутствующие здесь космонавты, если мы их попросим, не откажутся «вывезти» и нас на космические орбиты…
Сколько правды было в этой шутке! Ведь всегда, с отроческих лет, мечтал он летать сам! С тех давних пор, когда красный пилот Александр Шляпников поднял его на стареньком фанерном бипланчике М-9 над одесскими пирсами и дюком Ришелье, с того самого 1923 года на всю жизнь влюбился он в полёт. «Строить летательные аппараты и летать на них!» — это девиз его молодости. Он летал на всех своих планерах. Он обязательно полетел бы и на ракетопланере, задуманном еще в 1931 году, полетел бы непременно, если бы время было чуточку добрее к нему. И вот теперь — ракета, способная поднять корабль с человеком… Он всегда пришпоривал годы, подгонял события своей жизни, никогда не думал, что, торопя время, — сам не молодеет от этого. В ту весну, когда в Клушине родился этот старший лейтенант, которого все сейчас разглядывают, он докладывал в Ленинграде с трибуны Первой Всесоюзной конференции по изучению стратосферы:
— …Речь может идти об одном, двух или даже трех людях, которые, очевидно, могут составить экипаж одного из первых реактивных кораблей…
Вот он сидит перед ним, командир этого первого корабля, которому он над колыбелью нагадал тогда судьбу, словно в волшебной сказке. Он понимал, что годы ушли и на этот раз он опоздал: его ракета улетит без него. Он видел все медицинские строгости, да при чем тут медицина?! Смешно даже думать, чтобы кто-нибудь разрешил ему сегодня космический полет. Но разве от всего этого знания-понимания легче? Разве душа не стремится снова и снова в эту высь, никому еще не покорившуюся?..
На следующий день в пять утра ракету, состыкованную уже с «Востоком», который до поры прятался под стеганым чехлом теплозащиты, надетым на головной обтекатель, вывозили из МИКа на старт. Королев всегда приходил на вывоз. Самим фактом своего присутствия он подчеркивал важность этого события. Электровоз тихонько толкал платформу установщика, на котором, краснея заглушками двигателей, лежала ракета, а перед установщиком, не торопясь шагал Главный конструктор и еще несколько человек с ним из числа самых усталых и невыспавшихся. Они шли до поворота, до того места, где рельсы близко подходили к асфальту шоссе и где стояли, поджидая их, машины…
И сегодня привычный ритуал не изменился. Королев в своем старом ратиновом пальто цвета маренго и темной велюровой шляпе (он не то чтобы был суеверен, но как-то не любил надевать новое на космодроме) шагал по шпалам перед ракетой. Жиденькая весенняя заря алела у восточного края пустыни: начинался последний предстартовый день.
После полудня Гагарин и Титов приезжали на встречу со стартовой командой. Двух молодых летчиков разглядывали с живым интересом. Трудно было поверить, что завтра один из них станет самым популярным человеком на земле. Эта встреча тоже была ритуалом. Королев считал, что все это не пустяки, это нужно для людей.
— Это очень важно, — доказывал Королев скептикам, — чтобы космонавт не почувствовал себя пассажиром, которого впопыхах впихнули в купе отходящего поезда…
Весь день Сергей Павлович провел на стартовой площадке. Он не вмешивался в работу стартовой команды, понимал: такие вмешательства могут только нервировать людей и, следовательно, приносить урон делу. Вопросы, возникающие в ходе подготовки, которые требовали такого вмешательства, решались быстро и относительно спокойно. Люди, давно работавшие с Королевым, уже знали: в самые напряженные часы и минуты Сергей Павлович редко прибегает к своим «воспитательным разносам», потому что в это время ему уже не до воспитания. Разумеется, он ничего не забудет и может напомнить о случившемся, причем напомнить в наиболее неблагоприятной для провинившегося ситуации…
В половине десятого вечера Королев зашел в домик космонавтов неподалеку от стартовой площадки. Гагарина и Титова перевели туда только на одну ночь, чтобы не будить их раньше, выгадывая время на дорогу. Кроме них, в домике ночевал Карпов. Королев старался быть веселым, шутил, убеждал Карпова, что очень скоро в космос будут летать по профсоюзным путевкам, но человек внимательный мог разглядеть на его лице следы давней уже усталости.
Очевидно, он не ложился в ту ночь. Он читал журнал «Москва», вернее, пробовал читать, но получалось плохо. В третьем часу ночи он опять пришел в домик космонавтов,
