Учебка. Армейский роман. - Андрей Геращенко

В последнем кабинете председатель комиссии завизировал листок Тищенко фразой «годен к строевой службе», и с хождением по кабинетам было покончено.

После комиссии Игорь отыскал Шалко и Алексеевича, и однокурсники принялись делиться впечатлениями. Не успели они еще как следует наговориться, как вдруг прозвучала команда «Строиться! Вышел все тот же майор и приказал идти в комнаты «на нары». Оба Андрея и Игорь вместе с остальными призывниками отправились размещаться. Комната, куда попали наши студенты, была просторной — в ширину метров десять и в длину не меньше пяти. Практически все пространство помещения было занято широкими деревянными нарами, окрашенными в красно-коричневый цвет. Ребята влезли на верхний ярус, где им показалось удобнее сидеть. Призывники уже давно изрядно проголодались. Расположившись ближе к дощатому возвышению, имитирующему подушку, ребята достали целую гору провизии и приступили к ее интенсивному поглощению, за неимением иного занятия осматривая соседей и обмениваясь по этому поводу замечаниями. Через пять минут вся комната дружно работала челюстями, издавая чавканье и причмокивания, нагоняя этим еще больший аппетит на окружающих, а значит, и на себя.

После обеда часть призывников, от нечего делать, растянулась на твердых, неудобных нарах (сильно напоминающих приморские пляжные лежаки, но без дырок), а другая половина разделилась на несколько кружков. Появились карты и вскоре в воздухе начали плавать «короли», «семерки», «дамы» и весьма недамские нецензурные выражения, которые всегда сопровождают подобные игры в подобных местах. Алексеевич кое-что знал о срочной службе (его отец — майор Алексеевич, служил в одной из частей Витебска), поэтому чувствовал необходимость просветить своих менее опытных товарищей:

— Просидим мы, Игорек, на этих нарах не меньше, чем до вечера.

— А сколько в среднем здесь находятся?

— Кто сколько, по разному: может часа четыре, а может и двое суток. Один неделю сидел, дожидался — у него что-то с сердцем было, так никто брать не хотел. В конце концов, домой до осени отправили. Это прошлым летом было.

«Может и со мной так будет, придется осенью идти, целый год терять?!», — с тревогой подумал Тищенко.

К действительности его вернул громкий крик Алексеевича:

— Эй, Андрюха, член тебе в ухо, чего ты такой мрачный?

Это было адресовано Шалко.

«Алексеевич, как всегда, в своем репертуаре», — подумал Игорь и искренне улыбнулся неуничтожимому оптимизму товарища. Отличительной особенностью Алексеевича было использование всяких пошлых поговорок и массы ругательств, причем очень часто в самых неподходящих для этого местах. Тищенко вспомнил, как однажды он, Алексеевич и Денисов пришли в кафе «Журавинка». Алексеевич подошел к выставленным образцам мороженного, выждал момент, когда продавец ушла в подсобку, сунул в мороженное палец и, с видом опытного дегустатора, неторопливо его облизал, произнеся одну из своих фирменных фраз:

— Тьфу, параша какая-то, неужели кроме этого говна здесь и пожрать нечего?!

После этой фразы Алексеевич обвел взглядом посетителей и порядком удивился тому, что последние не только не поддержали его «вполне справедливое» недовольство, но и высказали явную неприязнь к фразеологии студента. Денисов и Тищенко готовы были сквозь землю провалиться от стыда. Но самым поразительным было то, что Алексеевич так и не понял, что был, мягко говоря, «не слишком вежлив». Из-за этого Денисова и Тищенко пробрал такой хохот, что у них едва не лопнули животы. Игорь был доволен, что получил Алексеевича в попутчики — все-таки веселее с ним.

Сидеть пришлось не слишком долго — вскоре всех опять выгнали из комнаты: построили в две шеренги в коридоре.

— Купцы приехали! — пронеслось по рядам.

Все с любопытством уставились в сторону «купцов» — двух офицеров ВВС. Один из них достал список и объявил:

— Сейчас я буду называть ваши фамилий. Кого назову, отвечайте «я» и стройтесь у противоположной стены.

— А откуда вы? — послышался чей-то несмелый вопрос.

— Кто там такой шустрый? А впрочем… Из Уфы мы — авиация.

Офицер достал список и принялся зачитывать фамилии:

— Волчков! Иванов! Коваленко! Гнетин! Шалко!

— Я! — Андрей переглянулся с товарищами, как-то криво улыбнулся, пожал на прощанье руки и встал у противоположной стены.

Тищенко и Алексеевич напряженно ожидали продолжения списка: никому из них не хотелось попасть в такую даль. Но в эту партию студенты не попали, и их вновь отправили на нары.

Так ушли еще несколько партий.

В четвертой назвали Алексеевича, и Тищенко остался один. Однако ненадолго — вскоре и он в составе своей команды спускался вниз по лестнице. В сутолоке построения Игорь услышал от «купцов» лишь два слова — «связь» и «Минск». Тищенко обрадовался — Алексеевич тоже попал в Минск (правда, в артиллерию) — значит, они могут оказаться в одном поезде.

На улице стоял погожий июньский день — в небе не было видно ни единого облачка. Несмотря на то, что солнце стояло высоко, жары почти не ощущалось — дул легкий ветерок, ласково шелестевший в кронах тополей, стоявших у бетонного забора военкомата. Игорю казалось, что призыв как-то нереален, что в солнечный летний день ничего не может измениться в спокойной и размеренной жизни студента. Сегодня вообще все было иначе, чем представлял себе призывник. Игорь почему-то думал, что будет плохо спать последнюю ночь дома, но спал, как убитый. День призыва тоже вставал в воображении совсем иным: дождливым, сырым и мрачным.

«Купцы» и их «товар» расположились кружками на скамейках, в больших количествах сооруженных во дворе. Едва усевшись, призывники (из той команды, куда попал Тищенко) вопросительно уставились на офицера и младшего сержанта, приехавших за ними, время от времени, оглядываясь на забор, за которым толпились провожающие. Офицер перехватил их взгляды, понимающе переглянулся с младшим сержантом, и оба заулыбались. Осмотрев ребят, офицер начал знакомство с будущими сослуживцами:

— Служить вы будете в столице Белоруссии, городе-герое Минске. Часть наша располагается в черте города, часть учебная — готовит специалистов по обслуживанию средств связи. Мое звание — капитан, фамилия — Николаев. Я командир одного из учебных взводов, а это — младший сержант Сапожнев, командир второго отделения моего взвода. Мы радиотелефонисты, а, еще у нас в роте готовят телеграфистов, радистов. Вы тоже многие к нам в роту попадете, так что, может, вместе служить придется.

— А в увольнения часто пускают?

— Увольнение заслужить надо. До присяги вообще только на территории части будете, ну а после, если не будет замечаний по службе — раза два в месяц сходить можно. Минск хороший город, большой — это вам не лес какой-нибудь, есть где отдохнуть. Повезло вам, ребята. Вы, так сказать, попали в интеллигентные войска. Другие на учениях по грязи ползают, на морозе мерзнут, а связист установил связь и в машине ее поддерживает, а в машине — сухо и тепло, да и чисто к тому же.

Капитан рассказывал так увлеченно, что Игорь заранее обрадовался, попав в связь. Офицер сразу понравился Тищенко своей приветливостью и открытостью, а если учесть, что Николаев носил точно также же очки, как и Игорь, станет понятно, почему положительный образ капитана прочно укрепился в сознании студента. Кто-то из призывников первым решился на вопрос:

— Товарищ капитан, а можно к забору сбегать, там отец должен мне продукты передать?

— Подожди. Сейчас список составим, вы мне военные билеты сдадите и потом по очереди к родным сходите. Кто из вас хорошо пишет?

Желающих не нашлось. Тогда капитан протянул листок и ручку первому попавшемуся призывнику и тот принялся писать, спрашивая у всех фамилии. Наконец, все было записано, и Николаев разрешил идти к забору. Ходили по очереди, по три-четыре человека.

Выпало идти и Тищенко. Игорь шел вдоль забора, стараясь различить в бурлящей толпе своих.

— Игорь!

Тищенко сразу узнал мамин голос и остановился. С той стороны к забору подошла Елена Андреевна. Вслед за ней пробралась и тетя Оля.

— А где Славик? — спросил Игорь.

— Заболел наш Славик, у него температура поднялась — тридцать девять. Пришлось скорую на квартиру вызывать. Укол сделали, так ему вроде легче стало — с ним сейчас Ирина сидит.

— И чего это у него вдруг?

— Я даже не знаю, его два раза стошнило.

— А вы давно под забором ждете?

— Да нет, не очень — чуть больше часа, надо было со Славиком решить, вот мы и задержались.

Елена Андреевна буквально разрывалась между детьми — с одной стороны нужно было проводить Игоря, а с другой, она ни на минуту не забывала о заболевшем Славике. Елена Андреева уже давно заметила в толпе призывников сына, который казался ей на фоне остальных каким-то особенно хрупким и маленьким.