Книга домыслов - Эрика Свайлер

Хотя клетка теперь как бы принадлежала мальчику, он там не спал. Под слоем опилок и сена прятался люк. Когда портьеры-занавеси опускались, ребенок поворачивал щеколду и спускался на дно повозки, на которой стояла клетка. Там уже лежало шерстяное одеяло. Оттуда ребенок пробирался в фургон Пибоди. Чистая сменная одежда ожидала там непревзойденного мальчика-дикаря. Пибоди, пока он одевался, сидел в дальнем конце фургона, посасывал свою трубку, писал и рисовал при свете масляной лампы, изредка бросая исподлобья взгляд на ребенка.

– Замечательно, мальчик мой! – говорил мужчина. – У тебя явно есть талант. Пожалуй, ты самый лучший мальчик-дикарь из всех, что у меня побывали. Ты заметил, как та миссис упала в обморок? У нее юбки взметнулись выше головы.

Его живот трясся от смеха. Пибоди похлопывал мальчика по спине, и ребенок понимал, что он нравится взрослому. Он принялся припоминать слова, известные ему с тех времен, когда его еще не оставили в лесу. Мальчик. Лошадь. Хлеб. Вода. А еще он вспомнил, что смеяться – это хорошо. Слушая Пибоди, он постепенно стал понимать, о чем тот говорит.

С мальчиком мужчина разговаривал куда более тихим голосом, чем с остальными. Ребенок не догадывался, что всего через несколько недель Гермелиус Пибоди начал относиться к нему почти как к родному сыну.

Сначала мужчина решил, что ребенок не должен спать в клетке, если ночи не по сезону холодны. Возможно, его трогала худоба малыша. А еще он подумал, что теплое место для сна – неплохая инвестиция. Это успокоило его душу. Мальчик спал на набитом соломой матрасике, том самом матрасике, на котором когда-то спал его сын Захария. Сын много лет назад отправился на поиски своей судьбы. Пибоди им гордился, однако скучал без Захарии. Глядя на спящего мальчика, мужчина думал, что недавнее приобретение может заполнить образовавшуюся в его сердце брешь. Когда мальчик проснулся, его ждала стопка одежды, в прошлом принадлежавшей Захарии. Бриджи до колен и длинные сорочки совсем не походили на какие-нибудь обноски.

По вечерам мальчик сидел на полу фургона Пибоди, слушал, запоминая имена и названия. Нат. Мелина. Сюзанна. Бенно. Мейксел. Пибоди мало учил мальчика тому, как надо вести себя в обществе, так как считал светский лоск вещью никчемной. Вместо этого мужчина рассказывал ребенку о хитростях ремесла циркача, о том, как угадывать реакцию публики. Сначала мальчик ничего не хотел знать о людях, которые глядели на него через прутья решетки. Ему достаточно было уже того, что клетка ограждает его от их посягательств, но любопытство постепенно прорастало в его душе, особенно когда Пибоди показывал ему выступления других артистов – акробата, девушки-змеи и силача.

– Видишь, – говорил Пибоди. – Бенно смотрит леди в глаза. Он ищет у нее сопереживания. А теперь он притворяется, что вот-вот упадет…

Акробат стоял на одной руке, опасно изогнувшись. Женщина ойкнула.

– Он не в большей опасности, чем ты или я. Он повторяет этот трюк с дрожащей рукой с тех пор, как я подобрал его в Бостоне. Бенно очаровывает и пугает зрителей, мальчик мой. Зрители любят, когда их пугают. Именно за свой страх они готовы платить.

Мальчик начал понимать, что те, кто на него смотрит, – чужаки, а циркачи, он и Пибоди – это мы.

В последующие недели Пибоди учил мальчика-дикаря искусству читать людей. Перед каждым представлением он сидел вместе с ребенком в клетке, и сквозь неплотно сдвинутые портьеры они вместе разглядывали толпу.

– Вон та, – шептал Пибоди. – Она вцепилась в руку своего спутника. Эта женщина уже и так напугана. Шикни на нее, и бедняжка грохнется в обморок.

Мужчина захихикал, надувая при этом щеки так, что они нависали над его седеющей бородой.

– А вот тот здоровяк кажется мне тем еще задирой.

Взгляд мальчика переместился на могучего, словно вол, мужика.

– Уверен, что он попытается победить нашего силача, борясь с ним на руках.

Он пробормотал что-то насчет второго набора гирь.

Мальчик начал думать о людях как о животных. У каждого был свой особенный характер. Пибоди был медведем – большим, сильным, и его речь была подобна реву зверя, но он всегда готов тебя защитить. Силач Нат, широкоплечий и молчаливый, был тяжеловозом. Бенно, с которым мальчик принимал пищу, отличался игривостью козла. Плохо зашитый шрам в уголке рта, который при разговоре кривил губы Бенно вниз, всякий раз приковывал завороженный взгляд ребенка. Провидица была для него загадкой: она одновременно напоминала и птичку, и хищника. Несмотря на преклонный возраст, мадам Рыжкова двигалась быстро, порывисто. Она смотрела на людей так, словно они были ее законной добычей. В глазах старушки горел голодный огонь. От звучания ее голоса поднимались волосы на голове.

Выехав из городка Ролсон, они стали на ночь лагерем. Пибоди подошел к мальчику.

– Ты все делал по-честному. Теперь настал мой черед поступить с тобой по совести. Нельзя же всю жизнь называть тебя мальчиком.

Мужчина слегка прикоснулся к спине ребенка и увлек его от клетки к проходу между стоящими полукругом фургонами, к костру, на котором члены труппы жарили кроликов и пекли рыбу. Из-за загара посторонние вполне могли бы принять их за цыган, играющих в кости. Сюзанна, девушка-змея, прислонилась спиной к стволу тополя, противоестественным образом вывернув суставы своих конечностей. Нат сидел на земле, скрестив ноги по-турецки. Карликовая лошадка лежала у него на коленях, а силач гладил ее гриву своей темной от загара рукой. Пару недель назад мальчик, возможно, испугался бы, увидев перед собой столько людей, но теперь он ощущал лишь любопытство.

Обхватив мальчика за плечи, Пибоди высоко поднял его над землей, а затем поставил на пенек возле огня.

– Друзья и злокозненные смутьяны! – При звуках его серебристого голоса все замерли. – Сегодня нам предстоит исполнить трудную, но почетную миссию. Чудо появилось среди нас, и это чудо – наш новый мальчик-дикарь.

Члены труппы сгрудились возле костра. Приоткрылись двери фургонов. Из своего дома на колесах появилась Мелина, девушка-жонглер с удивительно пронзительным взглядом. Мейксел, светловолосый цирковой наездник невысокого роста, вышел из-за деревьев, весь в соломе, оторвавшись от чищенья ламы. Дверь фургона мадам Рыжковой со скрипом открылась.

– Этот паренек доказал свою ценность, и мы благодаря ему станем чуть богаче. Мы просто обязаны дать ему имя, чтобы по прошествии должного времени, мои самые преданные друзья, он стал хозяином своей жизни.

Огонь вспыхнул. Искры взметнулись вверх, к звездам.

– Силач! – обратился к Нату хозяин цирка.