Малкут - Глеб Тенин

Вместе они вышли в поле, геометрически безупречным квадратом усталенное палатками, и по неестестественно прямой улочке, сразу навеявшей воспоминания о казарме и неизбежном дембеле, проследовали в центр лагеря. Над центральной палаткой развевался пурпур знамени с надписью:

ПЕРВЫЙ АНГЕЛЬСКИЙ ЛЕГИОН

Слава легату Господа Императора архистратигу Михаилу!

Внутри палатки стояли деревянный стол и скамейка. Ангел присел и жестом пригласил Русинского последовать его примеру.

- Куришь? - спросил архангел Михаил, ибо это был он.

- Курю, - покаялся Русинский.

Михаил запустил руку в карман и вынул длинную сигару.

- Держи. Это ритуальный табак ацтеков. Не "Беломор", конечно, но тоже ничего.

Сигара зажглась сама собой, словно включенная таймером. Раздался тонкий будоражащий аромат. С первой же затяжкой Русинский заметил, что его прозрачная рука приобрела розоватый оттенок.

- Ну, рассказывай, - отвлеченно сказал Михаил.

- А что рассказывать? - Русинский едва удержался от желания сплюнуть. Хреново все. Гады бесчинствуют, но рай неизбежен. Все люди говорят об этом. Кстати: если научных материалистов и других ментов пускают в рай, то где же ад? - самокритично поинтересовался он.

- А ты откуда пришел? - взглянул на него архангел. - Отступать некуда. Позади - Небесный Иерусалим. Там, у вас, проходит передовая. Вопросы?

- Когда наступление?

- Скоро. Практически, уже началось. Сейчас мы формируем разведывательные когорты и преторий на местах. Нам нужны люди с опытом боевых действий. Знаешь ведь, новобранцев надо беречь. Потому что проблем с ними выше крыши. Вот, набрали одних. Пришли в армию только после третьего Призыва. Поздние пташки. Только и умеют, что летать.

Русинский откашлялся.

- Скажи, великий. Весь этот сыр-бор на Земле - только чтобы все попали сюда?

- Все так или иначе попадут сюда. Только в разными дембельскими поездами. Война - в сущности, иллюзия. Но война идет. С Иллюзией. Если она не будет идти, вселенная погибнет. Ты сейчас призван лишь для собеседования.

- Значит, я вернусь?

- Если ты видишь меня - значит, вернешься.

- А если б я видел Пустоту?

- Болтался бы здесь, как космонавт в Первичной Проруби. Ее нельзя ощущать. Ею можно только быть - к тому мы все и следуем. Это не бытие. Я не смогу обрисовать тебе это даже на боевой карте Господа. Но представить пытайся. Это разгружает. Я знаю. Был там у вас недавно, перед Кали Югой. Правил твоей колесницей, Арджуна.

У Русинского защемило сердце. Он встал, но Михаил махнул рукой:

- Да ты присядь, присядь. Еще набегаешься. Тут видишь в чем стратегия, - продолжил он, поднявшись со скамейки и присев на краешек стола. - Может быть, я повторяюсь, но тут дело не столько в войне, сколько в ее наличии. И не столько в ее наличии, сколько в войне. То есть мы один хрен победим, но необстреляные души в раю быть не могут. Древние викинги это понимали. Правда, выразили эту мысль несколько по-солдатски... Война закаляет. Война - естественное состояние мира, но не в смысле тупого убийства, как сейчас в Афгане, и вообще, а война как лучший и точнейший образ. Она дает возможность исполнить долг перед Вселенной, которая наш дом. До Пустоты еще добраться надо. Изжить врагов мечом и светом. Вопросы?

Русинский молча посмотрел на свои наливающиеся телесным цветом руки, на миг подумав, что кончики пальцев или вся эфирная кожа сейчас покроется кровью по локти, но кровь не появлялась, и Русинский скучно произнес:

- Извините. Я понимаю: несчастный мент-расстрига вдруг взлетает к такому генералу, как вы, и присутствует на личной, так сказать, задушевной беседе. Но, Бомомать вашу, я отбыл свои два года в доблестной Красной армии и теперь не вижу смысла в войне, финал которой предрешен. Победный финал, я имею в виду. Я выхожу из этой игры.

Михаил ничего не ответил. Повернувшись резко вправо, он подхватил со стола планшетку с золотым обрезом, извлек один лист и убедившись в чем-то, произнес:

- Взгляни.

V

23 марта 1986 года. 2:30 ночи.

В ординаторской Второй городской поликлиники Малкутска находились пять живых существ: реаниматолог Танатов; санитары Коля и Фома - изможденные юноши с признаками вырождения на лице; медсестра Людочка - девушка со всеми достоинствами - сидела на коленях у доктора, который с нежностью поглаживал бок черной костистой кошки, примостившейся на коленях у Леночки. Кошка спала; господа играли в покер. Людочка не играла, но принимала самое живое участие в перепитиях картежной войны.

Из магнитофона "Весна", шипя и булькая, раздавался подпольный матерный концерт А. Розенбаума. Доктор проигрывал, уже достигнув той черты, за которой исчезает последний шанс подняться в Эдем карточных победителей. Однако доктор был бодр, чем тайно озадачивал санитаров.

- Однако вы проигрываете, сударь, - сочувственно вздохнула Леночка.

- Зато ему в любви везет, - пробурчал Фома.

Доктор наклонил голову и спокойно заметил:

- Я не играю в карты. Я играю в жизнь.

Почувствовав сомение в играющих, он пояснил:

- Мы все играем в жизнь. Это все - символы. Каббала, одним словом.

Доктор положил свои карты на стол рубашками наружу и, достав шесть карт из колоды отбоя, сказал:

- О'кей. Объясняю... Это - черви. Так? - он показал карту присутствующим. - А это - пики. Что в них общего? Форма?

Колян хмыкнул:

- Это только у ментов форма одинаковая.

- Не гони, - с удовольствием, явно обрадованный возможностью блеснуть пониманием, возразил Фома. - Погоны-то разные!

- На зоне тоже форма есть, - сказал Колян.

- У кое-кого даже ментовская, - уточнил Фома.

- За ментов ответишь, - прошипел Колян и взялся за сверкнувший в его пальцах ланцет.

- Господа, я все понимаю, - счел нужным вмешаться доктор. - Вы тут просто и благородно помогаете страждущим, утратившим путь, цель и нюх, а заодно косите от Красной армии, так что напряжение чувств имеете большое. Но давайте пока оставим ченч между зоновской и армейской пластами культуры.

- Тем более, что разницы никакой, - примирительно, но в то же время торжествующе резюмировал Фома.

- Э-э, ну ты лох, в натуре, - ухмыльнулся Колян. - Ну да, с одной стороны, там хавка одинаковая, и все эти ларьки, и дубаки в погонах, и стукачи, и неволя, и рабский труд, но никто же в крытке не заставляет тебя кроссы нарезать в противогазе и со всем этим говном, типа рюкзаков? И срок для всех одинаковый. Ну ладно, на флоте три, и если попал на кичу, то еще накинут, а для рэксов - срок до пенсии, но это же детали.

- Дебилы! - крикнула Леночка. - Он вам говорит, что форма есть у всех у ментов, солдат, офицеров, даже у шахтеров, я слышала, но эта форма - общая для всех только по названию. Ну, цвет там другой, пуговицы...

Доктор соскользнул рукой с кошачьего бока и нежно провел под Леночкиной грудью. Затем, когда тишина восстановилась, он продолжил:

- Все, о чем мы можем рассуждать, касается только формы вещей и явлений. По-своему вы правы, но суть пока не в этом. Дойдем и до цвета. Сейчас давайте посмотрим на туз пик. А propos, обратите внимание: и черви, и пики нарисованы в форме наконечника для копья. То есть - в форме треугольника. Стало быть, они имеют простое числовое значение - тройку, и сколько их, символов, на карте, в данный момент неважно. Теперь: что такое цифра три? Это - троица. Самое высокое в мироздании: Отец, Мать и Сын. От них исходит все. Теперь возьмем трефы...

Доктор развернул и всем показал бубновый туз.

- Трефы - это что? Это - шаманский бубен. Четырехугольник. Значит, числовое значение - четыре. Форма - квадрат. Что такое квадрат? Самая устойчивая геометрическая фигура. А что такое правила геометрии, как говаривал старик Пифагор? Это законы, которые не отменить даже богам. Четыре стороны света, четыре стены, четыре магнитных направления, четыре ветра. Это наш космос, в котором мы все бытуем. Его создала тройка. Но как? А очень просто. Прибавьте одну сторону к треугольнику - и получится квадрат. Но это - с одной стороны. Со стороны Каббалы все иначе. Тройка над четверкой это крыша над домом. Крыша, понятно?

- Правительство. Кремль, - догадалась Лена.

- Мафия, - уточнил Колян.

- Далее, - сказал доктор. - Возьмем три и четыре отдельно. Три плюс четыре равно семь. Это символ совершенства. Но - не человеческого совершенства, прошу отметить особо. Человека еще как бы нет. И где же он? Под кроватью папы Римского? А вот он! - воскликнул врач и безошибочно вынул из колоды туз червей. - Три плюс четыре плюс три равно десять. Десятка - это и есть весь мир с богоизбранным человеком, который испытывает на себе весь этот бардак. Эту зону. И если вы хотите закосить, то прикиньтесь больными. Ну, типа, пустыми. Ясно?

Колян замотал головой. Фома закурил.

- Поясняю еще раз, - сказал доктор. - Этот треугольник падает вниз. Проходит через квадрат как нож через масло, или отражается в нем, как в воде. Возникает нижний треугольник - тень высшего, но для нас он - высший, потому что мы видим его, а высший - не видим. Верхний выходит из Абсолюта как луч прожектора, его основание - бубен. А нижняя сторона бубна становится основанием для нижнего треугольника. Это - сошествие в материальный мир. Это и есть все мы, господа. Хомо сапиенс и все твари, и все камни и растения, со всеми микроорганизмами и уголовным кодексом. Цвет высшего треугольника черный, потому что это свет, которого мы не видим, а цвет этого треугольника - красный, цвет огня. Потому этот знак - черви, червонный, и потому мы под УК живем как черви, братаны. Но черви кушают плоть, эти маленькие змеи мудрости. И копят золото. А поклоняются Луне, которая противница Солнца, которое и есть воплощение УК. Я знаю, почему в тюрьмах никого не выпускают на улицу. Это умные люди придумали. Они понимают, что этому человеку Солнца уже не надо, оно уже настигло его. И потому пусть его хранит Луна. Это гуманно, я считаю. А золото обожествили - как напоминание об УК и как приманку.