Невыносимая шестерка Тристы - Пенелопа Дуглас

— Ты не нашего возраста, — заявляет Клэй, а затем берет планшет Меган и бросает его ей. — Мы дадим тебе знать, когда наступит время нести наши вещи на поле сегодня днем.

Я продолжаю лежать на скамейке, не двигаясь, наблюдая за ее действиями, почти забавляясь от этой маленькой игры власти.

Меган была старшеклассницей, когда мы учились в младших классах. Выпускницей. Еще она одна из наших тренеров. Принимает ли Клэй что-нибудь из этого во внимание, прежде чем атаковать? Определенно нет.

Меган мгновение колеблется, вероятно, прикидывая, стоит ли вообще пытаться сообщить о поведении Клэй. Но в конце концов понимает, как и все мы, что Клэй может быть избалованным ребенком, но она хороша в долгой игре. Лучше просто надеяться, что эта истерика закончится, вместо того чтобы вызывать дальнейшее возмездие.

Меган уходит, ее мокрый хвостик болтается у нее за спиной, но она оглядывается на меня с легкой, мягкой улыбкой на губах, прежде чем исчезнуть за дверями.

Затем я перевожу взгляд на Клэй.

— Какого черта ты улыбаешься? — спрашивает она меня. — Твоя команда поможет тебе с упражнениями. Понятно?

Я усмехаюсь, когда сажусь, хватаю полотенце и встаю, встречаясь с ее глазами в двух дюймах от моего лица.

— Я бы не позволила тебе помочь мне даже ради благотворительности.

Может, она и капитан нашей команды, но эта сучка никогда не прикрывала мне спину.

Бекс, стоя за спиной Клэй, позволяет смеху вырваться, хмурый взгляд той становится жестче, как будто она только что дала себе обещание.

Но я даже не моргаю, когда проскальзываю мимо нее и ухожу.

Знаю, что мне следует просто затаиться. Осталось всего четыре месяца.

Но по мере того, как финишная прямая с каждым днем все больше сокращается, меня это волнует все меньше и меньше. Может быть, я хочу посмотреть, осталось ли у нее что-нибудь в рукаве.

Я бросаю ей вызов.

Я действительно бросаю ей вызов.

***

Спешу по проходу школьного театра и толкаю дверь. Я бросаю рюкзак у стены, моя юбка в сине-черную клетку задевает бедра, когда я перехожу на бег трусцой.

Джереми Боксер и Адам Сорретти несут охапки дерева и ткани, и пара галлонов краски свисает с их пальцев, когда я прохожу мимо них и направляюсь к списку актеров, который уже вижу на доске объявлений.

Мое сердцебиение ускоряется. Что же там? Последние восемь часов учебы, тренировок и ожидания были пыткой, но я буду на седьмом небе от счастья всю оставшуюся жизнь, если хоть что-то пойдет по-моему в ближайшие две секунды.

Я прижимаю ладонь к доске, чтобы остановить себя, когда провожу указательным пальцем вниз по списку в поисках сначала не своего имени.

Я останавливаюсь и с надеждой смотрю, кому досталась роль Меркуцио, но знаю ответ еще до того, как увижу его.

Каллум Эймс.

Опускаю руку, борясь с желанием заплакать, когда смотрю на список и тяжело выдыхаю. Я прослеживаю линию от Меркуцио до Каллума еще три раза, чтобы убедиться, прежде чем мне даже придет в голову просмотреть лист в поисках моего имени, чтобы узнать, дали ли мне вообще какую-нибудь роль, хотя я уже не буду играть, кого хотела.

И вот я. Медсестра… Оливия Джэгер.

Я качаю головой и отворачиваюсь, задерживаясь лишь на мгновение. Да пошло оно все. Срываюсь с места, мое разочарование превращается в гнев, который, я знаю, не принесет мне никакой пользы, но на этот раз я не позволю ему сорваться с крючка. Я распахиваю дверь кабинета мисс Ламберт, нахожу его пустым, а затем иду дальше по коридору, захожу за кулисы и вижу, как она склонилась над чертежным столом, просматривая эскизы.

Обхожу стол и встаю напротив нее.

— Четыре года, — со злостью в голосе говорю я, продолжая именно с того места, на котором мы остановились в прошлый раз, когда у нас с директором театра состоялся этот разговор.

Она поднимает на меня глаза, ее короткие каштановые волосы заправлены за уши.

Я продолжаю:

— Почти четыре года создания декораций, пошива костюмов и выполнения любой другой черной работы, о которой вы меня просили, — припоминаю ей. — Я провела здесь больше времени, чем со своей семьей.

— И ты получила роль.

— Медсестры? — Я практически выплевываю это.

— Ты не хотела быть Джульеттой.

— Ромео не захотел бы Джульетту, если бы провел с ней больше одного танца, прежде чем жениться на ней!

Я кричу на учительницу, но я рядом с ней дольше, чем с кем-либо, поэтому знаю, что она позволит выплеснуть все, как мама, которая все еще любит тебя, даже когда ты облажаешься.

Хватаюсь за чертежный стол с обеих сторон и сверлю ее взглядом.

— Меркуцио — самый динамичный персонаж в пьесе. В нем есть возможность для переосмысления, я имею в виду…

И я замолкаю, понимая: нет смысла говорить то, что я говорила раньше. Возможность заново изобрести его стала бы воплощением мечты. Что, черт возьми, мог сделать Каллум Эймс, кроме как хорошо выглядеть в гульфике? И даже это спорно.

Мисс Ламберт сворачивает свои чертежи:

— Администрация не позволит девушке играть мужские роли.

— Почему нет? Они потратили сотни лет, играя женские.

Она смотрит на меня так, будто мне стоит остановиться, а затем направляется к другому рабочему столу.

Я следую за ней.

— Он скептичный, он грубый, он вспыльчивый. Он единственный, у кого есть потенциал для развития.

Учительница смеется себе под нос.

— Скептичный.

Да, скептичный. Я поняла, что это не модно в католической школе, но я думаю, что она поняла тот факт, что если это «в», то я «вне».

— Пожалуйста, — прошу я, и мне ненавистно слышать уязвимость в своем голосе.

— Нет, — отвечает она.

— Я заслужила это.

— Нет.

Я стою там, наблюдая, как мисс Ламберт закрывает ноутбук и собирает свою дорожную кружку и сумки.

Не могу играть медсестру. Меня не волнует, что эта роль небольшая. Не в этом дело.

Но я уверена в своих силах, и я потрачу на это свое время. Я знаю, чего стою.

— Вы вообще спрашивали их? — обвиняю я.

Знает ли администрация вообще о возможности, которую я хотела бы получить?

Она останавливается и смотрит вверх, выпрямляясь. Мягкий взгляд ее глаз говорит мне, что она хочет осчастливить меня, но…

Мисс Ламберт не будет бороться за меня.

— Никаких переосмыслений, — повторяет она. — Никаких переосмысленных костюмов. Никакого Меркуцио.

Она уходит, а я остаюсь там, не застывшая — просто слишком уставшая, чтобы двигаться. Мне бы хотелось, чтобы она говорила правду. Мне бы хотелось, чтобы у администрации действительно не было денег на переделку Ромео и Джульетты, и она действительно ненавидела идею женского Меркуцио.

Но в действительности проблема не в моих идеях. А во мне. Это я ворчала за кулисами всю свою школьную карьеру — платила взносы и показывала им, что, независимо от того, сколько несогласных с пирсингом на моих ушах или сколько раз моя фамилия фигурировала в разделе газеты «Нападение на полицейских»…

Я хочу быть здесь. И я буду здесь каждый день до тех пор, пока она нуждается во мне.

Я обожаю театр. Мне не терпится стать частью этого мира на сцене. Я тратила свое время — шила костюмы, создавала декорации, была ее правой рукой во время прослушиваний и репетиций и буквально являлась осью, вокруг которой вращается все остальное на вечерах выступлений.

Тебе нужно