Невыносимая шестерка Тристы - Пенелопа Дуглас

— Скажется на чем? Липкий, неприятный весенний жар Флориды на моих обнаженных бедрах?

Бал дебютанток состоится в мае. Влажность воздуха будет настоящим кошмаром несмотря на то, что он пройдет в банкетном зале с кондиционерами. Будто она что-то понимает

— Боишься, что я могу быть права? — усмехается она.

Я закатываю глаза. «Брось». Все, чего я боюсь, — это впустую потратить время.

Но я стою здесь, снова позволяя волосам упасть на спину, и смотрю на нее. Не знаю почему, но все-таки снимаю туфли и ставлю ступню на ее колено.

Тогда докажи.

Откинув голову назад, она смотрит на меня немигающим взглядом медово-карих глаз.

— Я не могу нагнуться в этом платье, — поясняю я.

Сжимая юбку в руках, я начинаю тянуть ее вверх, мимо колен, вверх по бедрам, туда, где подвязка фиксирует чулки.

Еще мгновение она не отрывает взгляд от моих глаз, а затем протягивает руку и расстегивает зажимы.

Кончики ее пальцев касаются внутренней стороны моего бедра, и моя кожа покрывается мурашками, по ней пробегает озноб. Я резко вдыхаю, и она бросает взгляд на меня, такая же неподвижная, как и я.

— Я не могу потратить на это весь день, — упрекаю я, стараясь скрыть свою реакцию.

Ее грудь медленно поднимается и опускается, она снимает чулок с моей ноги и ступни, затем проделывает то же самое и с другой ногой, обе мои туфли лежат на полу вместе с капроновыми чулками.

Она подходит к ближайшей полке, осматривает туфли, хватает пару и указывает на стул возле зеркала.

Я схожу с возвышения и сажусь, удовлетворяя ее просьбу, а она опускается на пол и ищет мою правую ногу под платьем.

Вновь приподнимаю юбку, когда она надевает туфли, и почти забавляюсь тем, что она отказывается смотреть. Я знаю, что она хочет этого. Ноги — одна из лучших частей моего тела. Она и раньше на них смотрела.

Удивительно, что она стерпела мое назначение на место капитана команды по лакроссу в этом году, особенно когда она, вероятно, лучший игрок, и я не облегчила ей жизнь.

Но так оно и есть. Стремление, сосредоточенность, усердная работа… мало что значат, если тебе повезло, как мне. Святые не смешиваются с болотным мусором, и, хотя Рива Кумер может быть тренером, настоящий лидер — я. Все следуют за мной.

Я смотрю на нее, когда она застегивает туфли, и обнаруживаю крошечную родинку на лице, между ухом и скулой, обнажающую золото ее кожи. Я никогда раньше этого не замечала.

Она снова опускает мою ногу, и я глубоко вздыхаю, встаю и вновь направляюсь к возвышению. Платье трется о чувствительную кожу моих голых ног, и кажется, будто каждый дюйм моего тела оживает и ощущает себя.

Почти похоже на то, как я лежу обнаженная в постели, соприкасаясь лишь с простынью.

Поднимая юбку, я смотрю в зеркало, золотые туфли с тонкими, украшенными драгоценными камнями ремешками заставляют мою кожу сиять, и я борюсь с желанием улыбнуться, потому что туфли чувствуются и выглядят намного лучше, чем другие.

Однако.

— Они не подходят к платью, — заключаю я.

Но я не удивлена, что у нее так плохо получается, учитывая то дерьмо, которое она носит.

Я убираю руки за спину, пытаясь развязать корсет.

— Ты права, — соглашается она. — Сейчас тебе нужно новое платье.

Я чуть не фыркнула. Что ж, в этом наши взгляды сходятся.

Неспособная дотянуться до шнуровки, потому что корсет слишком тугой и сковывает движения, я развернулась, положив руки на бедра.

— Расшнуруй меня.

Она подходит, развязывает бант и ослабляет корсет, чтобы я могла спустить его вниз и снять со своего тела.

— Передай Лавинии, чтобы она позвонила мне, когда внесет изменения, — распоряжаюсь я, — и скажи, чтобы она уменьшила размер.

— Оно сидит на тебе идеально.

— До четвертого, пожалуйста, — отрезаю я, поднимая платье с пола. — И чтобы убрала этот цветок, — я хватаюсь за центр лифа. — Мы переделываем свадебные платья 1982 года, или что?

Но она не обращает внимания на мои слова. Только отходит назад и смотрит на меня, а когда поворачивается и проверяет мое отражение в зеркале, я слежу за ее взглядом.

Простая юбка-кольцо облегает меня, тонкая и без бантов, оборок и кружева, в то время как белое бюстье без бретелек слишком плотно прилегает к моей груди и закрывает мой живот, оставляя дюйм кожи между ним и моей юбкой.

Если бы не было очевидно, что это нижнее белье, образ мог бы быть довольно горячим.

— Я могла бы сделать его для тебя, — говорит она. — Но лучше.

Она подходит, кладет руку мне на живот, а я игнорирую двойное сальто, которое сделало мое сердце.

— Может, сюда немного прозрачной ткани с какой-нибудь вышивкой, — объясняет она, — соединить их вместе и добавить несколько слоев для объема. Подтянуть лиф легкими и тонкими золотыми и розовыми акцентами, чтобы дополнить туфли.

Я представляю эту картину в своей голове, пока мы смотрим на мое отражение в зеркале.

По какой-то причине даже не сомневаюсь, что она справится с этим, если я позволю ей, и мне это даже понравится.

Если я позволю ей.

Она снова переводит взгляд на меня, стоя прямо передо мной, и осматривает мой наряд.

— Мы можем оставить этот оттенок белого. Цвет действительно идеальный, — она встречается со мной взглядом и внимательно наблюдает. — Ты даже не увидишь пятен от спермы, когда он пьяный кончит на тебя на заднем сиденье машины после бала, — говорит она.

Неизменный узел в моем животе сжимается все сильнее, и я пристально смотрю на нее. Прошу прощения?

— Потому что в твоем мире леди не говорят о таких вещах, — улыбка появляется в уголках ее рта, когда она медленно приближается и шепчет: — Ты просто идешь домой в слезах и делаешь с пульсирующей насадкой для душа то, что Бог не предназначил для милых маленьких южанок, верно?

Кровь стынет в венах, и я стискиваю зубы, тепло ее дыхания в дюйме от меня падает на мои губы, когда я сжимаю кулаки.

— Попробуй сегодня вечером, — говорит она, смотря на мои губы. — Возможно, тебе понравится.

Она выхватывает у меня платье, а я втягиваю воздух, наблюдая, как она не упускает ни секунды, отступая с возвышения и покидая комнату.

Боже, ненавижу ее. Я наблюдаю, как она уходит, но из моего рта не вырывается никакого остроумного ответа. Она исчезает, а я продолжаю стоять и чувствовать себя глупо.

Пьяный кончит… Она серьезно? У меня даже нет съемной насадки для душа.

Я вновь поднимаю глаза к зеркалу; волнение, которое я хочу ощутить от бала, выпускного или чего-то грядущего, исчезает и превращается лишь в сильное сердцебиение, вызывающее у меня тошноту. И похоже, что она это знает. Словно понимает: что-то не так.

Лив Джэгер стала чертовой проблемой с момента нашей первой встречи, но иногда я даже не могу определить, что именно меня в ней так сильно раздражает. Она остается на своем месте, не так ли?

Но я люблю издеваться над ней. Люблю это как ничто другое.

Сорвав нижнее белье и отбросив его в сторону, я копаюсь в сумке в поисках валиума и достаю две таблетки. Запрокинув голову, кладу их в рот и, не запивая, проглатываю, прежде чем быстро одеться.

Я должна убраться отсюда.

Вытаскиваю из сумки серую толстовку с капюшоном, натягиваю ее, беру свои вещи и крадусь в холл. Моя мама стоит на тротуаре и все еще довольно активно