Паутина Белого Паука - Синчан

Редкие резкие звуки заставляли Еву вздрагивать и вжиматься в угол дивана, на котором они с Ильей сидели, одинаково поджав ноги. Дважды ее одолевала паранойя, и она бегала проверять надежность замка на входной двери, что, в конце концов, Илью и достало:

— Что ты с ума сходишь?

Вернувшаяся из коридора Ева замерла, осознав свое глупое, если не сказать идиотское поведение. Пока вампиров не пригласишь, они и в открытое окно не войдут, но если приглашение прозвучало, их и стальная дверь не удержит.

Немедленно заулыбавшись брату, Ева покачала головой и, проигнорировав его подозрительный взгляд, с живейшим вниманием уставилась в экран телевизора. Что за фильм они смотрели, у девушки напрочь вылетело из головы. Все ее мысли занимала мольба, оказаться достаточно скучной для вампиров, чтобы о ней забыли и не вспоминали.

— Никто за тобой не гонится, — проворчал Илия. — Успокойся.

— Надеюсь, — буркнула Ева и поежилась, стоило случайно задеть рукой подвеску со вцепившимся в грудь пауком.

Надеяться.

Это все, что ей оставалось.

7 глава

Кино закончилось раньше, чем Еве того хотелось. Пощелкав каналы, Илья убедился в отсутствии чего-либо интересного, и, рассудив, что раз уж ему на работу с утра, то надо как бы и поспать перед этим.

С его уходом Еву вновь начал одолевать страх. Телевизор пришлось выключить по требованию раздраженного Исаии, так что девушка осталась одна, в темноте и тишине, наедине со своими тяжелыми мыслями.

Она легла, закутавшись в покрывало, проворочалась долгие полчаса, безуспешно стараясь заснуть, снова села. Зябко передернула плечами, покосилась на открытое окно, скрытое тонкой занавеской, тихо обругала себя за мнительность, но все равно подошла и выглянула наружу.

Окно зала выходило на парковку. В столь поздний час прохожих в этой части двора уже не встречалось, но там, за переделами света от фонаря, одиноко стоял мужчина в синей футболке и бледных линялых джинсах. Короткие слегка вьющиеся волосы казались черными, но Ева уже знала, что они просто темно-темно красные, как красное дерево, как запекшаяся кровь. Там, четырьмя этажами ниже, на парковке, стоял, как ни в чем не бывало, вампир Измаил и смотрел прямо на Еву.

С испуганным всхлипом девушка отшатнулась, в панике запуталась в занавеске и, едва удержавшись от позорного вопля, растянулась на полу. Не вставая, она отползла подальше от окна, спряталась за диван и замерла, давясь короткими вдохами, казавшимися ей оглушительными.

Господи, ну почему!? Почему он снова пришел за ней? Что она им всем сделала такого?!

Сколько так, дрожа, просидела за диваном, Ева не считала. Пять минут или десять, но страх, взбудораженный Измаилом, все же осел, остынув, позволив разуму пробиться и напомнить, что вампир не переступит порог дома, в который его не приглашали.

Ева поднялась, снова подошла к окну, снова выглянула с затаенной опаской. Вампир стоял все там же и глядел все так же на нее.

Губы его задвигались, произнеся одну короткую, беззвучную фразу.

«Пригласи меня».

— Нет, — прошептала Ева, покачав головой. Что угодно, но не это. В прошлый раз он ее не тронул, но что сделает теперь? Ева не собиралась проверять.

«Пригласи меня», — воззвал к ней Измаил вновь. Беззвучно, но отчего же она так уверена в его словах?

«Пригласи меня, Ева!» — словно длинный гвоздь пронзил ей висок, острыми иголками прошило все тело, затуманив зрение, сковав волю.

Будто во сне Ева побрела в коридор. Ее ноги сами принесли ее туда, и руки сами повернули замок, открыв дверь тому, кто ее уже ждал на пороге.

— Пригласи меня, моя девочка, — ласково произнес Измаил глубоким, бархатным голосом. В его глазах, обращенных к ней, таилась сила, тяжелая и плотная как бескрайняя вода, от которой никуда не деться.

Губы Евы разомкнулись, горло издало слабый хрип, но не более. Она не скажет этого. Не имеет права так подставлять братьев.

Что бы вампир с ней ни сделал, она не должна приглашать его. Не должна. Не должна. Не должна. Недолжнанедолжнанедолжнанедолжнанедолжнанедолжнанедолжнанедолжнанедолжна…

Измаил нахмурился, сощурив глаза, словно от яркого света. Он смотрел на Еву в легком недоумении и, убедившись, что девушка по-прежнему не желает исполнять его волю, протянул ей бледную, изящную кисть:

— Пригласи меня, Ева.

— Ты можешь… — не своим голосом послушно начала Ева, но тут же жестко прикусила себе язык. Острая боль вздернула все тело, позволив ей хотя бы ненадолго выйти из-под контроля вампира. Ева сморгнула слезы и зло уставилась на Измаила.

Где-то под злостью все еще сидел страх — если не сказать ужас — перед этим существом. Ладно, она сама, вампиры до нее уже добрались, но как же Илья с Исаией? Как ей защитить их? Как?

— Ева.

И словно щелкнул невидимый выключатель, девушку оставило всякое напряжение. Вялая и покорная, она смотрела на вампира, ожидая последней просьбы. Последней, потому что больше сопротивляться она не сможет.

Раненый язык уже беззвучно воспроизводил слова приглашения.

Ева глядела на Измаила и думала о братьях. И, думая о них, она вышла за порог квартиры. Чертовому вампиру придется довольствоваться лишь ею.

Измаил улыбнулся ее поступку. По-птичьи склонив голову к плечу, он будто силился понять хитросплетения ее мыслей.

И тут случилось то, чего девушка так боялась: из своей комнаты вышел Исаия.

— Ева, вернись в дом, — потребовал он, быстро оценив ситуацию. Ева хотела закричать, чтобы он не смел выходить, что по ту сторону порога он будет в безопасности, но губы лишь вяло шевельнулись.

— Кто он, моя девочка? — спросил Измаил мягко, но у Евы желудок свело от страха. Вампир слишком, слишком пристально смотрел на Исаию.

— Исаия, мой брат, — произнесла девушка не по своей воле.

— «Брат», — в голосе вампира появилась эмоция, но эмоция эта была злой. Простое слово он произнес с презрительным удивлением, будто нечто мерзкое, во что можно вляпаться и испачкать хорошую обувь.

Но Исаия будто и не видел, кто — что — перед ним. Босиком он вышел в коридор и взял сестру за предплечье, желая увести в дом.

Мелькнула смазанная тень, и с руки исчезли пальцы брата, а сам Исаия влетел в стену у двери, со страшным звуком разбив об нее затылок. Тряпичной куклой он осел на полу, оставив на белой побелке кровавый след.

Ева дернулась к нему, но ноги не двигались. Глядя на брата, девушка беззвучно кричала, слезы бежали по ее щекам горячим потоком, она снова и снова силилась преодолеть контроль вампира и броситься на помощь Исаие.

В истерике Ева не видела, как к ней обернулся Измаил. Она и не догадывалась, что прямо сейчас, в эти самые секунды, решалась судьба Исаии.

Измаил всегда их убивал — этих «братьев». Они выводили его из себя, вызывали ядовитую ревность и полное отторжение. Они были лишними. Ненужным довеском. Бельмом на глазу.

— П-по-жа-а-луйс-ста-а… — выдавила из непослушного тела Ева. И язык, и губы едва откликались, и потому одно слово вышло слабым и почти невнятным. Но Измаил ее понял. Он всегда ее понимал, кем бы она ни родилась, где бы ни выросла, какой бы ни стала. Трусливая и мечтательная, или злая и искалеченная, равнодушная или страстная, расчетливая или легкомысленная — какой бы он ее ни встречал, он влюблялся в нее заново и снова, и хотел лишь одного: чтобы она осталась с ним навсегда.

— Н-не-тро-о-га-ай-е-го, — какой силой духа надо было обладать, чтобы, вопреки его контролю, Ева могла заставлять себя говорить? Удивительное дитя.

Измаил гадал, простит ли его Ева, если он добьет то недоразумение, что пыталось претендовать на нее, когда из недр квартиры появился Илья. О втором брате он спрашивать не стал. Едва Илья оказался за пределами квартиры, Измаил схватил его за горло и вбил в стену — один раз, второй, третий — пока на белой поверхности не появилось новое алое пятно. Глаза Илии закатились еще на втором.

Ева выла. Выла в собственном разуме, рвалась наброситься на вампира, зубами вырвать ему глотку и выдавить ногтями глаза. Картинка была столь яркой, столь реалистичной, что она почти чувствовала плоть на зубах и кровь на кончиках пальцев.

Все еще удерживая в руке бессознательного Илью, Измаил повернулся к ней.

— Ты злишься, — отметил он с удивленной радостью. Те, другие, что были до нее, плакали и убегали. Разжав пальцы, он позволил телу парня опасть мешком картошки. — Все те, до тебя, были неправильными, — объяснил Измаил и, подойдя к Еве, с нежностью провел тыльной стороной ладони по ее мокрой щеке. — Они боялись и плакали, и хотели сбежать. А ты? Ты, Ева, чего сейчас хочешь?

Он решил, что если эта девочка окажешься достойной Агари, то сделает для нее исключение. Он не запрет ее, не лишит кровной родни из людей, он даже постарается не пугать ее и стать… человечнее. Возможно.