Оборона Порт-Артура: «Сухопутные не признают моряков, моряки сухопутных, да еще и между собою вражда…» - Андрей Гущин

Генерал-лейтенант А.М. Стессель считал, что «роковым образом влияло на успешность обороны, так это полное бездействие флота и отсутствие дисциплины в высших флотских начальниках»{124}. У сухопутных генералов были все основания для подобного рода оценок. Не секрет, что японцы высадились мирно в районе Бицзыво, практически на глазах 1-й Тихоокеанской эскадры, которая и не пыталась препятствовать десантированию армии противника. Или, к примеру, бои 12-13 мая, происходившие на подступах к Порт-Артуру, когда 5-й Восточно-Сибирский полк отступил с позиции на Цзиньчжоуском перешейке только после того, как японские миноносцы и канонерские лодки стали безнаказанно уничтожать целые стрелковые роты на левом фланге. Условия самой позиции и имевшиеся в резерве сухопутные стрелковые части при поддержке их флотом могли надолго отсрочить полную блокаду крепости. Генерал-лейтенант А.М. Стессель в своих воспоминаниях свидетельствовал, что если бы адмирал М.Ф. Лощинский исполнил свой долг более добросовестно и не ограничился бы высылкой в залив Талиенвань только одной канонерской лодки «Бобр» и двух миноносцев, то японцы надолго бы задержались на подступах к крепости{125}. Фланги позиции не укреплялись, так как сухопутные начальники считали, что флот сможет их поддержать высылкой отряда миноносцев и канонерок. Планы сухопутного и морского командования согласовывались на предмет совместных действий, но в нужную минуту адмирал отказал в высылке судов. Адмирал В.К. Витгефт отмечал в рапорте наместнику, что до войны он указывал сухопутному начальству на вероятную опасность для флангов Цзиньчжоуской позиции быть обстрелянными канонерками соперника{126}. В.К. Витгефт считал, что сухопутное начальство должно было в мирное время устроить на Цзиньчжоуской позиции долговременную батарею с орудиями крупного калибра и таким образом обезопасить фланги позиции{127}. Военно-историческая комиссия выяснила, что в 5 ч 40 мин из штаба 4-й дивизии послано было приказание: канонерке «Бобр» немедленно идти из Дальнего к Талиенваню. Однако «Бобр» вошел в бухту Хунуэза и открыл огонь только около 10 ч{128}. Около 11 ч, когда начался отлив, «Бобр» уже прекратил стрельбу и ушел обратно в г. Дальний. Таким образом, русская канонерка стреляла немногим более часа, выпустив за это время всего 171 снаряд{129}. Как по продолжительности стрельбы, так и по числу выпущенных снарядов видно, что «Бобр» оказал сравнительно небольшую поддержку защитникам позиции{130}. Согласно же рапорту командира канонерской лодки «Бобр» на имя командующего эскадрой Тихого океана контр-адмирала В.К. Витгефта лодка прекратила огонь и, «исполнив задачу»{131}, отправилась в Дальний за дальнейшими инструкциями. Потерь русские моряки во время боя у Цзиньчжоу не понесли, а последующее развитие событий в рапорте командира «Бобра» выглядит как уже знакомое нам по историческим трудам описание оставления позиций генералом Фоком{132}. Японцы в своей опубликованной официальной хронике событий признавали, что 3-я дивизия, наступавшая на левый фланг позиций 5-го полка, после появления двух русских миноносцев и канонерской лодки, открывших «огонь по нашему левому флангу и в тыл», «очутилась в очень опасном положении»{133}. Японский флот поддержал атаку сухопутных соединений на Цзиньчжоуском перешейке. Канонерские лодки «Акачи», «Чиокай» и миноносцы спешили на выручку атакующим войскам по непротраленному фарватеру (то есть неочищенному от мин. — А. Г.){134}. Причем, находясь в огневом контакте с русской полевой артиллерией, японский военный флот, согласно описанию японского генерального штаба, понес ощутимые потери; так, на канонерской лодке «Чиокай» убыль составила половину офицерского состава{135}. В свою очередь, нераспорядительность командования русского флота и расстрел флангов 5-го полка японскими канонерками вынудили генерала А.В. Фока, командира 4-й дивизии, в которую входил полк, оборонявший Цзиньчжоу, согласовав свои действия с комендантом Порт-Артура, не высылать резервы и отойти в крепость. Позиция, которую считали неприступной, была взята японцами благодаря своевременной поддержке сухопутных японских отрядов судами эскадры адмирала Того. При этом сам адмирал В.К. Витгефт искренне считал, что русский флот выполнил все, что мог, в бою за Цзиньчжоу. В рапорте наместнику на Дальнем Востоке Е.И. Алексееву он сообщил о том, как 31 мая ездил «благодарить команды “Бобра”, “Бурного” и “Бойкого” за поход в Талиенвань и их успех»{136}. В рапорте от 21 июня 1904 г. на имя наместника адмирал В.К. Витгефт пояснял невозможность выйти для поддержки атакованных русских флангов при Цзиньчжоу тем, «что канонерки не дойдут, их не допустят крейсирующие в виду японские крейсера и броненосцы», а наши крейсера и броненосцы не могли выйти, по его мнению, из-за «непротраленного прохода, рейда и неполной воды»{137}.

Чтобы разобраться в ведомственном конфликте, нам необходимо обратиться к предыстории появления в составе Российской империи Квантунской области. По Симоносекскому договору (1895), Порт-Артур отошел к Японии, но под давлением России, Германии и Франции Квантунская область и крепость были возвращены обратно Китаю. 15 марта 1898 г. в Пекине состоялось подписание уполномоченными России и Китая особого соглашения, в силу которого часть Ляодунского полуострова с Порт-Артуром и Талиенванем и с прилегающими островами уступались России в арендное пользование на 25 лет. Если мы обратим внимание на тех, кому подчинялся Порт-Артур до войны 1904-1905 гг., то станет ясно, что приоритет в его освоении и использовании его географического положения должен был оставаться за флотом. Действительно, первым начальником Квантунской области был назначен контр-адмирал Ф.В. Дубасов, а впоследствии 30 августа 1903 г. Квантунская область вместе с Приамурским генерал-губернаторством вошла в состав наместничества на Дальнем Востоке, во главе которого был поставлен главный начальник Квантунской области адмирал Е.И. Алексеев. Именно поэтому наместнику непосредственно подчинялись командующий войсками области генерал-лейтенант В.С. Волков, строитель крепости генерал-майор П.Е. Базилевский, комендант крепости генерал-лейтенант А.М. Стессель. Содержание классической сухопутной крепости, затерянной в Китае, было бы пустой тратой денежных средств, но в условиях дефицита морских военных баз в распоряжении Российской империи в начале XX в. на Востоке незамерзающий Порт-Артур явился находкой для военного флота. На него смотрели как на опору флота, чем и следует объяснить почти полное отсутствие здесь сухопутных укреплений — на длительную оборону он не был рассчитан. К началу Русско-японской войны на береговом фронте протяженностью 20 с лишним километров{138} построили только 9 долговременных батарей, то есть укрепленных, имеющих относительно надежные закрытия для прислуги, пороховые погреба, и 12 временных, а также закончили в так называемом черновом варианте только 4 форта. Чтобы отбить внезапную атаку с сухопутного фронта, должно было хватить и этих средств обороны при 42 тысячах сухопутного гарнизона. Угрозу же длительной осады флот, базировавшийся в крепости, должен был не допустить, установив господство на море, что сделало бы невозможной высадку десанта противника. Крепость для флота или флот для крепости? Крепость сама по себе не представляла ценности; в свою очередь, флот в лице 1-й Тихоокеанской эскадры должен был выполнять самостоятельные функции как защитник интересов империи на Дальнем Востоке. Нерационально с позиции финансовых затрат звучало требование защиты флота крепостным гарнизоном: даже крейсер, не говоря уже о тяжелых эскадренных броненосцах, стоил дороже всех сухопутных укреплений вместе взятых[5].

Моряки в своих воспоминаниях указывали на то, что Порт-Артур продержался так долго во многом благодаря огромным усилиям флота{139}. В частности, Ф.Ф. Рейнгард отмечал, что орудия флота усилили батареи сухопутных фортов крепости. Конечно, передача орудий с кораблей сыграла определенную роль в деле усиления ее недостаточного вооружения. Снятие орудий началось еще в феврале — марте, а с апреля приняло массовый характер. Всего к 1 мая было передано крепости 188 орудий различных калибров (от 37- до 152-мм) и до 20 прожекторов{140}. И более того, были сформированы отдельные морские батареи, которыми командовали морские офицеры, и обслуживались орудия на таких батареях нижними чинами из состава экипажей 1-й Тихоокеанской эскадры. Упомянутый мною командир крейсера «Боярин» после суда как раз командовал маленькой морской батарейкой у подножия Электрического утеса{141}. Среди сухопутного гарнизона крепости по поводу того, с каким удовольствием флот отдавал свои орудия на сушу, ходил стишок на мотив «Pas de quatre», занесенный подполковником С.А. Рашевским в дневник 30 мая 1904 г.: