Мы все были солдатами - Павел Шафаренко

— Товарищ комбриг! — слышен голос разведчика, старшего лейтенанта В. Ф. Бакая. — Похоже, что наши отходят…

Смотрю в бинокль. От окраинных домиков, отстреливаясь, по одному отходят небольшие группки десантников.

— Плохо, Павел Яковлевич! — У нас нет ни сил, ни средств, чтобы вести бой в городе за каждый дом, улицу, перекресток. Выход один — быстро выбить немцев с окраины, пока они не закрепились.

— Это так! — говорит Назаренко. — Я пойду в батальон к Прошо.

Вместе с ординарцем они уходят.

По телефону ставлю задачу командирам батальонов на общую контратаку. В. Ф. Бакай и бригадный инженер старший лейтенант Н. Г. Паршин бегут с приказом в разведывательную и саперную роты. В 11.00, после пятиминутного огневого налета, бригада контратакует врага, засевшего на окраине.

Смотрю на часы: успеют ли десантники подготовиться к атаке?.. Но и больше времени давать нельзя — гитлеровцы закрепятся, потом их не выбьешь…

Начинается огневой налет. На окраине сплошные разрывы снарядов и мин. Видны прямые попадания в дома.

Десантники выходят на исходное положение и, не останавливаясь, контратакуют. К нам доносится громкое «Ура!». Лотом слышны только короткие очереди автоматов, пулеметов, разрывы гранат. Постепенно бой удаляется и затихает.

— Наверное, ничего тяжелее отхода нет, — раздается сзади меня голос Назаренко, вернувшегося из батальона. — Как бы бой ни кончился — надо уходить. А что скажешь людям?

После моего назначения командиром бригады наши отношения с комиссаром Павлом Яковлевичем Назаренко не изменились. Как и раньше, мы работали дружно.

Руководимый им политотдел соединения стал большой организующей силой. Коммунисты личным примером добивались выполнения поставленных задач…

…Ночью на привале за поздним ужином сидящий рядом со мной начальник оперативного отделения штаба бригады капитан Г. Б. Смолин рассказывает:

«В селе Елизаветовке мотор нашей штабной полуторки закапризничал. Прикрытие, с которым мы двигались сюда, ушло за бригадой. А мы вместе с начальником штаба И. А. Самчуком остановились у одной из хат, выходящих окнами на площадь. На другой ее стороне, напротив нас, стоит в боевой готовности отставшее от своей части 85-миллиметровое зенитное орудие. Село забито обозами уже отошедших частей. Как мы узнали несколько позднее, обозы, двигаясь по лесным дорогам и просекам, ухитрились выйти к своим по уже занятой врагом территории. Сейчас обозники — пожилые колхозники-«бородачи», привлеченные для перевозки военных грузов, не зная обстановки, спокойно занимаются своим делом: кормят и поят лошадей, умываются, стирают портянки, варят на кострах похлебку. Над селом в лучах робкого сентябрьского солнца стоит светлое облако дыма.

— Тылы надо выгонять отсюда немедленно, — говорит Самчук, — ведь гитлеровцы рядом…

— А ты, Николай, еще долго будешь копаться? — обращается он к водителю.

— Да с час, наверное…

— Страшно есть хочется, — продолжает Самчук. — Может быть, Григорий Борисович, ты чего-нибудь сообразишь, пока я схожу к «бородачам»? А то я погибну не в бою с врагом, а от самого примитивного истощения в окружении друзей и товарищей…

С Иваном Аникеевичем мы дружим, и я, глядя на его плотную фигуру, смеясь, замечаю: «До истощения, Ваня, тебе еще далеко», — и направляюсь во двор хаты.

— Рубай ему голову, — взяв с меня тридцатку, щебечет хозяйка, передавая мне гуся, — а я швыденько затоплю пичь…

Когда начальник штаба вернулся, из раскрытого окна хаты уже тянуло ароматом свежезажаренного гуся. Водитель доложил, что машина готова.

В этот момент мы услышали характерные выстрелы вражеских танковых пушек и вслед за ними истошные крики: «Фашистские танки!»

С окраины села доносился лязг двигавшихся танков. И здесь мы впервые увидели так близко, что такое паника. Дико крича и неистово нахлестывая лошадей, обозники, ломая заборы и мешая друг другу, неслись из села. Многие, оставив повозки и имущество, скакали верхом, другие, садами и огородами, бросив все, обгоняя друг друга, неслись к околице.

Выхватив из кобуры пистолет, чтоб не быть раздавленным, бежит через площадь к зенитному орудию Самчук. Когда он оказался у пушки, прогремел выстрел. Выскочивший на площадь вражеский средний танк от прямого попадания снаряда резко вздыбился, а потом со страшным грохотом взорвался. Вслед за ним, видимо, по инерции появился легкий танк. Раздался второй выстрел зенитки, но наводчик промахнулся. Мгновенно оценив обстановку, гитлеровец развернулся и как мышь «нырнул» в переулок. И сразу стал слышен лязг гусениц уходящих на большой скорости танков. Я тоже подошел к зенитке.

— Бородачи бегут в одну сторону, а гитлеровские танкисты — в другую, — улыбается Иван Аникеевич, — сейчас и тех и других ни на каком транспорте не догонишь…

Все засмеялись.

— Постройте расчет орудия, — приказал Самчук командиру.

— Товарищи! Я начальник штаба 6-й воздушно-десантной бригады капитан Самчук. За стойкость и мужество, проявленные в бою, за то, что уничтожили вражеский танк, от лица службы объявляю вам благодарность!

— Служим Советскому Союзу!

— Запишите, товарищ капитан, — обращается начальник штаба ко мне, — необходимые данные для представления расчета к боевым наградам!

— А сейчас, товарищи, свертывайте орудие, поедем догонять свои части вместе. А то за танк придется перед гитлеровцами ответ держать, они невдалеке. Это была их разведка…

— А гусь? — спрашиваю потихоньку своего начальника.

Иван Аникеевич смеется:

— Пусть подождет до конца войны…

И мы идем к машине.

Уже выехав за село, Самчук говорит:

— Паника страшна своей стихийностью. Главное в этой обстановке — сохранить присутствие духа, как это сделал командир орудия…»

…15 октября. Ночь. Нескончаемый дождь. Грязь по колена. Намокшая одежда. Серые лица. После дневного боя бригада отходит. В селах, через которые пролегает наш путь, молча провожают нас взглядами старики и женщины. Бойцы и командиры помогают нести оружие уставшим. Выбившихся из сил подбирают идущие в хвосте каждой части повозки. Застрявшие машины вытаскивают проходящие подразделения. Тяжело, но во всем соблюдается порядок.

Вместе с начальником штаба капитаном И. А. Самчуком мы едем на маленьких монгольских лошадках в хвосте колонны.

— Враг у стен Москвы! Что может быть трагичней для каждого советского человека. Неужели фашисты возьмут Москву?

— Не думаю, Иван Аникеевич! Но если бы даже взяли — это не конец войны. Наполеон уже брал Москву. Но народная война только начиналась. Пришлось уходить… Бросить армию… Потерять Францию…

…22 октября. Вторая половина ночи. Дождь с мокрым снегом. Вместе с адъютантом и радистом, промокшие и грязные, подъезжаем на открытом «газике» к штабу бригады, разместившемуся в селе Заходы. У дежурного уточняем обстановку, а потом идем в подобранную для меня невдалеке от школы квартиру. В доме темно. Посыльный потихоньку стучит в окно. Загорается свет, и хозяйка открывает нам дверь.

— Здравствуйте! Извините, пожалуйста, ведь уже так поздно…

— Пожалуйста! — радушно приглашает женщина. Она с сочувствием смотрит на нас. В тусклом свете лампы в мокрых плащах, грязных сапогах, усталые от бессонных ночей мы выглядим не лучшим образом… Потом хозяйка ведет нас в комнату. В ней кровать, этажерка с книгами, платяной шкаф, стол с креслом — на нем уже стоит полевой телефон.

— Устраивайтесь! Умывальник в сенях. Сейчас будет чай — согреетесь.

Она уходит.

— Вы переобуйтесь, — заботливо говорит адъютант, — а я возьму сапоги, чтобы к утру их высушить.

…Меня пригласили в соседнюю комнату поужинать. На столе шумит самовар, стоят стаканы, нарезан хлеб. В графине домашняя настойка. У стола хлопочет маленькая седая женщина.

— Моя мама, — представляет ее хозяйка.

— Здравствуйте! — кланяюсь я и не свожу с нее глаз.

— Ольга Павловна! — говорит старушка, протягивая руку, и тепло улыбается.

— Вы так похожи на мою покойную мать… От неожиданности я даже растерялся. Тот же взгляд, та же добрая улыбка… Это удивительно!..

— Наверное, все старые матери похожи друг на друга…

Мы садимся за стол.

— Это у меня еще от свадьбы осталось, — наливая в рюмки, говорит хозяйка… — За что же мы выпьем?

— За нашу победу!

Мать и дочь невесело смотрят на меня и молча чокаются.

— Это ваш брат? — обратил я внимание на фотографию, висящую на стене.

— Муж!.. Мы вместе закончили пединститут, получили назначение в здешнюю школу. В субботу приехали из ЗАГСа, а в воскресенье он ушел на фронт… В сентябре пришла «похоронка» — «погиб смертью храбрых». — Она опускает голову.

— Извините, пожалуйста… «Похоронку» надо спрятать подальше. Ведь завтра здесь будут немцы. Они жестоко расправляются с семьями советских командиров…