Мы все были солдатами - Павел Шафаренко

— Если бы на войне, я бы вас, дедушка, в плен взял, а то расскажете противнику, мол видели нас, а если бы сопротивлялись, то, может, и пристрелил бы…

— А хто ж ваш ворог? — Деникин чи Махно, а може, хвашист?

— Да нет, дедушка, «противник» у нас называется — «синие», а враг, наверное, он и есть фашист…

— Та що ж це вы, товарыщ боець!.. Та хиба ж я пиду доказувать якимсь там «сыним», або хвашистам на своих червоноармийцив… Та я скорише сгыну с цього свиту, чым таке чорне дило зроблю… Идить соби и не турбуйтесь.

— Ну спасибо, дедушка, — говорю ему с облегчением, крепко жму руку и, не оглядываясь, бегу на пункт сбора…

— А мне, — вступает в разговор молодой десантник Петя Кушкин, — на этом ученье опять не повезло… С Подкопаем мы договорились держаться вместе. А в самолете, после команды «Пошел!», я немного задержался. Что-то боязно стало. Спасибо Попов-Печор поддал сзади. Пока раскрылся парашют, то да се, стал смотреть где Подкопай и не увидел его. Стропы у парашюта немного подзапутались, и меня отнесло прямо на болото. Приземлился один, весь в тине и болотной жиже — еле выбрался. Откуда-то доносится артиллерийская стрельба. Стал я искать ориентир — высоту 136,0. Справа вроде бы она, и совсем с другой стороны вроде бы тоже она… На карте высота обозначена, а тут, на незнакомой местности, да еще после прыжка в болото — ищи ее эту высоту…

Решил подать сигнал — засвистел «под соловья». Житель я городской и живого соловья отродясь не слышал. Ребята, правда, показывали, да разве запомнишь…

Вот я свищу и жду — никто не откликается. Какая-то пичужка услышала и сразу улетела.

«Чего же ждать, — думаю, — надо идти на ориентир, а то все соберутся, а меня нет и опять Петя Кушкин в отстающих».

Где можно — бегу в рост, а где место открытое — перебежками. Вдруг слышу, кто-то бежит мне навстречу. Притаился я, чтоб, значит, сохранить внезапность. Смотрю, весь взмыленный несется Подкопай. От радости я чуть не задохнулся, а он уже проскочил мимо, того и гляди — уйдет.

— Ваня! — закричал я не своим голосом. — Куда же ты?

Остановился он, смотрит на меня, видать, не узнает, а потом засмеялся и спрашивает:

— А ты куда?

— На пункт сбора, — говорю, — и показываю рукой направление.

— Эх, — говорит, — Петя, пора бы тебе уже стать настоящим разведчиком — два месяца служишь. — И побежали мы с ним обратно…

Все засмеялись.

— А ученье интересное было, — продолжает Петя, — наверное, и на войне так может быть?

— Вот видишь, — улыбается Подкопай, — а говоришь «не повезло».

…Уже две недели стоит под Киевом в резерве фронта 6-я воздушно-десантная бригада. Утро. На опушке рощи после ночных занятий отдыхает рота десантников. Оружие в козлах. Люди разговаривают, курят, слышен смех.

Вместе с командиром роты мы сидим несколько в стороне. Разговор идет об особенностях перехода от ночного боя к дневному.

— Главное, — говорю я, — это не только решить поставленную задачу, но и создать условия для успешных действий в светлое время…

Подъезжает с завтраком кухня. С ней прибыл и старшина. Среди бойцов веселое оживление. Он подходит с докладом к командиру роты, потом командует:

— Приготовиться к завтраку!

Все встают, достают котелки.

— Повзводно! — «поет» старшина, — третий взвод, первый, второй — в две шеренги, становись! Смирно!

Докладывает командиру роты.

— Вольно!

Из-за рощи появляется тележка с домашним скарбом. Впрягшись в длинные ручки, тянет ее пожилой колхозник. Ему, толкая тележку сзади, помогает молодая девушка. Рядом с подвязанной рукой идет еще не старая женщина, видимо, ее мать. У всех усталый вид. Возле роты тележка останавливается.

— Товарищи бойцы! — обращается к нам колхозница, — чи не дастэ водыци попыть?

— Дадим, — отвечает командир роты, — садитесь с нами, вместе позавтракаем!

Рота полукругом устроилась вокруг семейства.

— С Новоселиц мы, — рассказывает колхозник, — це за Киевом… Через наше село дуже багато людей прошло — и нашего брата и военных. Бежит народ от нимця и уси в один голос — лютуе «Гитлер»! Невинных людей расстрелюе та вишае. Худобу, зерно, барахло домашне — все забирае. Молодежь, як скотину, грузять в товарняк та гонють в Ниметчину.

Продолжает колхозница:

— Ну, и страшно стало оставаться з ворогом. Як фронт пидийшов до нас, бросылы мы все. Идемо в Дударково до родычей, да бачите, покы йшлы, хлопчика Ивана поховалы…

На ее глазах появляются слезы…

— Нимець з самолету вбыв, та и мене раныв.

— Скорей бы на фронт! — раздается голос десантника, — рассчитаться с фашистами.

— Думаемо переждать, — говорит колхозник, — поки Червона Армия одгоне нимця вид Киева…

— Дойдемо до своих, — говорит девушка, — повернусь до миста, запышусь на курсы санинструкторив, а потим на фронт. Хоть що-небудь зроблю за нашего Ивана…

И вновь катится тележка по полевой дороге. Когортой богатырей стоит рота в развернутом строю. Суровы лица бойцов. Силой веет от них. И кажется, что десантники прикрывают собой идущих по пыльной дороге людей с тележкой, села, поля и рощи до самого горизонта…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В ПЕРВЫХ БОЯХ

Юго-Западный фронт. Ночью над Киевом зарево пожаров. Луна. Темно-синее южное небо. Яркие звезды. На переднем крае редкий минометный и пулеметный огонь. Вверх часто поднимаются вражеские ракеты. Вместе с бригадный разведчиком старшим лейтенантом В. Ф. Бакаем и молоденьким командиром взвода, выделенным для связи от второго батальона, мы идем на передовую.

— Как воевалось, лейтенант?

— Познакомились, товарищ майор! Дали им как следует, — хотя и нам, конечно, досталось!..

Мы обгоняем подносчиков боеприпасов и термосов с пищей. Сняв пилотки, проходим мимо отрытой братской могилы — возле нее длинный ряд погибших. В зыбком свете луны видны воронки, убитые гитлеровцы в оставленных траншеях, а перед ними кое-где и наши десантники…

— Батальонный медпункт, — поясняет лейтенант, — когда мы поравнялись с замаскированной ветками палаткой. Невдалеке от нее просматриваются силуэты раненых.

— Осторожней, Веревкин! — слышен знакомый голос врача санитарной роты Галевской.

Наверное, идет эвакуация. Мы останавливаемся.

— Здравствуйте, Нина Николаевна!

— Здравствуйте! — как-то очень устало говорит она.

В памяти возникло яркое, сияющее утро 15 июня. Вместе с комбригом В. Г. Жолудевым мы идем к самолету. По дороге заходим на контрольный медпункт.

— Познакомьтесь, Нина Николаевна! Это наш начальник штаба, — представляет меня Виктор Григорьевич. — Осмотрите его повнимательней. У него — первый прыжок…

Подходит Галевская.

— Сумеете эвакуировать раненых своим транспортом, или нужна помощь?

— Сумеем!

И после небольшой паузы продолжает:

— Совсем немного времени прошло, а как все изменилось. С начала войны я была как в тяжелом сне — что будет с нами? Но сегодня, в первом бою насмотревшись на убитых и умирающих, послушав, что говорят раненые, я поняла, что прежняя жизнь вернется, наверное, не скоро, но обязательно вернется…

Мы идем дальше. У небольшой, заросшей кустарником высотки лейтенант останавливается:

— Наблюдательный пункт батальона!..

— Поговори с десантниками! — напутствую я В. Ф. Бакая, идущего в роты, — они расскажут тебе многое из того, что надо знать нам в боях с фашистами…

— Командир второго батальона! — представляется подошедший капитан А. С. Галанов.

— Хотя и не очень хорошо видно, давайте, Александр Семенович, уточним ваше решение на завтра…

По узкому, наспех отрытому ходу сообщения мы выходим на наблюдательный пункт. Галанов ориентирует по местности, показывает основной ориентир, наш передний край и противника, границы батальона, боевой порядок, исходное положение для наступления и заданный рубеж.

— Когда же вы уточните задачи подразделениям на местности? Разведаете цели для подавления? Приказ ведь получили затемно…

— Наблюдение будем вести всю ночь. На рассвете уточним задачи и цели…

— Ну что ж, — другого здесь не придумаешь…

Из темноты появляется комиссар батальона старший политрук Г. С. Спивак.

— Как настроение у десантников?

— Настроение бодрое — первый бой и первый успех. Но потери большие. Сколько товарищей и друзей мы потеряли. Мне кажется, что за сегодняшний день я стал старше на много лет… Не знаю, может быть, позднее мы будем воспринимать это несколько иначе?..

— И я думаю о погибших, — говорит Галанов, — ценой своей крови и жизни остановивших врага…

Стало тихо. Не сговариваясь, мы почтили память погибших минутой молчания. Через четыре дня А. С. Галанов был тяжело ранен, а Г. С. Спивак убит.