Пять граммов бессмертия (сборник) - Аркадий Неминов

– Это было извержение или землетрясение? – спросил Спец.

– А кто ж его знает, паря! – подал голос Саввич. – В энтих краях такого отродясь не бывало. Еще мой дед…

– Ладно, хватит брехать! – оборвала разговорчивого деда старуха. – Не видишь, человеку отдохнуть надоть. Может, он чудом от смерти лютой спасся! – и, обращаясь к Спецу, продолжила: – Мы с Саввичем тебя, касатик, еле углядели, когда стенка-то трещину дала, и часть ее обвалилась. Видим: лежишь, болезный, весь в пыли и прахе, ножки-рученьки раскинул. С-под завалу еле выволочь тебя горемычного успели, когда началась энта заваруха! Сами едва ноги унесли! Знаю, знаю, касатик, что спросить меня хочешь. Все тебе поведаю, как на духу, дай только срок!

Накопилось у Спеца к старухе вопросов, накопилось! Наконец, когда бабка привела его в избушку, накормила и напоила, она поведала ему о том, что никак, по ее уверениям, не могла рассказать до его путешествия за кладом. Иначе бы «сродственник» просто не согласился.

А не рассказала она ему самую малость: Спец должен был испытать свою судьбу, ни много ни мало! Такова была воля старца! Когда Петрович ушел в тоннель, проклятый проход тут же стал закрываться, и блоха сама едва успела оттуда выпрыгнуть. Хотя она и была колдуньей, чары старца ей были не по зубам. Оставалось смириться и ждать, насколько удачливым и счастливым будет потомок в десятом колене!

Она предполагала, что из горы должен быть как минимум еще один выход, но где он находится и сможет ли сам Петрович им воспользоваться – старуха не знала. Она также понимала, что он может вообще не вернуться! Кто знает, какие еще испытания подготовил ему древний колдун. На всякий случай она, снова приняв свой прежний вид, пригласила Саввича, и они продежурили целые сутки у подножия горы. Дальше Петрович все уже знал.

– А теперь, касатик, твоя очередь, – нетерпеливо проговорила старуха. – Ну, нашел ларец-то али обронил в руинах? – бабка перестала дышать.

– Нашел, бабушка, нашел! – и Спец вытащил капсулу.

На старуху было страшно смотреть: так исказилась ее и без того уродливая физиономия. Трясущимися руками она проворно схватила ее и стала вертеть так и сяк, пытаясь понять, как она открывается.

– Неужто энто и есть наш родовой секрет? Надоть его Саввичу показать. Он мастак на разные технические премудрости. Как думаешь, касатик?

После недолгих мучений капсула с помощью Саввича была с большой осторожностью вскрыта. Они втроем сидели за бабкиным столом. Спец и Саввич, который, как выяснилось, был племянником старухи, с нетерпением ожидали ее приговора. А она, шевеля губами, читала свернутый в трубочку древний пожелтевший пергамент, испещренный непонятными знаками. Наконец, старуха оторвала затуманенный взгляд от пергамента, встала из-за стола и молча вышла из горницы.

Спец вопросительно посмотрел на Саввича, тот только плечами пожал. Через некоторое время открылась скрипучая дверь, и в горницу с охапкой каких-то трав деловито вошла старуха. Она бросила охапку рядом с печкой, и воздух сразу же наполнился дурманящим, терпким, почти полынным ароматом.

– Что это ты, матушка, полынь-то притащила?

Старуха, не обращая внимания на вопрос Саввича, уверенно подошла к кадке и принялась сосредоточенно копошиться у мощного корневища. Петрович, обращаясь к Щукарю, вполголоса произнес:

– Не иначе, будет варить зелье по рецепту старца! – и, подмигнув старухиному племяннику, продолжил: – Скоро и ты станешь бессмертным!

Саввич только вздохнул и, с видом заговорщика поманив за собой Петровича, вышел из избы. Спец поспешил за ним. Во дворе Саввич, сворачивая неизменную цигарку и щурясь, произнес:

– Ты, мил человек, говори, да не заговаривайся! То – великая тайна! И знать ее не положено никому! Даже мне! Ты думаешь, почему мы с Лукерьей здеся одни живем? И в округе, почитай, верст на сто никого нету? Не знаешь?!

Он немного помолчал:

– Так и быть, расскажу, хоть Лушка и не велела. Теперь уж все одно! – он обреченно махнул рукой, выплюнул цигарку и поправил свой треух. – Случилось это, – начал свой рассказ Саввич, – лет тридцать назад. Деревенька наша в ту пору была хоть и небольшая, но справная. Дворов, почитай, штук сорок. Скотина, сады да огороды – все как полагается. И вот как-то собрал нас Тимофей Кузьмич – это наша шишка местная, районная, в общем – и говорит: «Вы, мол, сельчане, собирайте свои манатки да и дуйте отсель куда подальше! Будет здеся строиться гидротехническое сооружение. Так, мол, решили там, наверху, и вас, дураков, не спросили! Короче, зальет здеся всю округу и будет вместо вашей чахлой деревушки море разливанное – водохранилище, то есть! Выделят вам подъемные, даже помогут вещички да живность перевезти, а кто не захочет – силой, мол, увезем! Даем десять дней на сборы!» Делать нечего, стали потихоньку все вокруг собираться, а наша Лукерья – дай ей Бог здоровья – ни в какую! Не поеду, и все! Здеся, мол, все мои предки похоронены, и я останусь! Я тогда, ясное дело, моложе был. Правда, уже не жил со своей Матреной, слава Богу, и – прямиком к Лукерье.

«Тетка Лукерья, что творишь? Ни тебя, ни меня не спросят – увезут силком и все тут!»

А тут Луша мне и говорит: «Ты, племяш, меня держись! Ничего не бойся, а завтра приходи до свету ко мне, я тебе, как родичу кровному, кой-чего поведаю!»

И рассказала, что тайна у нас есть! Нельзя, мол, нам никак отсель уходить, иначе сгинет все, что завещано предком нашим – колдуном великим, который покоится в горке за рекой и следит за нами из своего подземелья.

Собрали мы пожитки нехитрые, да и ушли в пещерку, что в горушке была. На следующий день Луша меня привела обратно, а уж никого и нет! Совсем никого – ни людей, ни живности, ни дворов, ничего, окромя двух наших избенок!

У меня глаза на лоб полезли! Как так? Избы-то где? Ведь не увезли же, в самом деле, сельчане их с собой! А тут даже следа от них нет, как будто и не было никогда, даже травка не примята! Один только колодец и стоит, что я когда-то по молодости смастерил. Упал я тогда на колени, чую, разумом сейчас тронусь, а Лукерья мне и говорит:

«То чудо – от старца идет, он – наш ангел-хранитель, а оставил он нас, чтобы мы волю его исполнили!»

Больше она мне ничего не сказала. Сообщила только, что ждет человека одного, который поможет ей в этом. А мне наказала, чтобы я каждый божий день обходил берег и, увидев того человека, был готов помочь ему во всем, что ни попросит! – Щукарь помолчал в раздумье. – Вот и дождались! Да только, я кумекаю, кончилась наша спокойная житуха… что-то будет!

– Эй, соколики! – наконец донеслось из горницы. Когда родственники вошли в избу, они ахнули – их встречала знакомая Спецу красавица, но уже с длинной русой косой, в русском, расшитом бисером сарафане и в кокошнике (старуха была в своем репертуаре)!

В руках красавица держала поднос. На нем, вместо полагающихся для встречи дорогих гостей хлеба-соли, стояла глиняная чашка, исходящая паром, а запах бы такой, что – м-м-м! – словами не передать! Девица церемонно поклонилась, и Петрович с Саввичем невольно ответили тем же.

– Присаживайтесь к столу, мои дорогие родственники, – пригласила красавица. – Я хочу, – проговорила она более торжественным тоном, – уведомить вас, что чудо, наконец, свершилось! Чудодейственный состав, завещанный нам нашим общим предком, получен! Я очень долго ждала этого и даже ради важности момента предстала перед вами в этом обличье. Но главное, что мы втроем на пороге величайшего события мирового значения, – девица стала вдруг говорить как-то выспренно. – Мы – единственные в мире – можем испытать блаженство вечной жизни!

Она прикрыла глаза и вдруг продолжила резко:

– Но это накладывает на нас и громадную ответственность! Прежде всего, это неразглашение нашей тайны, даже самые близкие ничего не должны знать! – при этом она выразительно посмотрела на Спеца. – Нам не следует отличаться в поведении от остальных людей, которые будут стареть и умирать, но о нашей тайне они даже догадываться не должны! Иначе это может стоить жизни и нам, и тому, кто узнает эту тайну! – она сделала паузу. – Здесь сказано, – она кивнула на свиток, – «Да умрет тот, кто предаст огласке тайну сию, и умрет тот, кто постигнет ее от предателя!»

Спец живо представил картину: умирающая древняя старуха – его жена – протягивает к нему, по-прежнему сорокалетнему, руки и, шамкая беззубым ртом, хрипит только одно слово: «Почему?». Его передернуло. Он решительно встал и открыл уже, было, рот, чтобы выразить свое негативное к этому отношение, как девица, опередив его, мягко произнесла:

– Не надо слов, я и так все понимаю. На это очень трудно решиться. Но не торопись! Подумай, сколько прекрасных дел ты бы мог совершить, сколько построить домов, скольких сыновей ты бы мог вырастить и посадить аж целый лес деревьев! И все это – благодаря нашему великому предку! – Она низко в пол поклонилась свитку на столе.