Чертовски весело - Марина Серова

Ну вот. Сиди теперь, успокаивай бывших жен своих начальников. Вообще-то пускай расскажет мне чего-нибудь, чем больше знаешь, тем лучше.

К тому же Григорьев наверняка успел дойти до банка. Так что нечего мне запоздало рыпаться оберегать его.

Юлия Львовна мало-помалу успокоилась. Достала платок и продолжала. Видимо, давно хотела выговориться кому-нибудь, если передо мной – молодой рыжей девчонкой с сомнительными манерами и предельно короткой юбкой – изливается:

– Два года как мы развелись. Пять лет назад он только-только настоящим бизнесом начал заниматься – банковским делом. Саша весь в работу был погружен. Тогда у них с банком еще проблемы были какие-то. Домой он ночью приходил и сразу спать заваливался. А я не работала… Весь день дома…

Я уже начала скучать. Ничего, оказывается, интересного нет в этой истории. Я и так наперед все знаю – изнывающая от безделья и тоски Новичкова Юлия Львовна завела романчик с каким-нибудь мальчиком на автозаправке и тешилась до тех пор, пока Александр Владимирович, сев однажды утром в собственную машину, чтобы ехать погружаться в банковские дела, не обнаружил на заднем сиденье использованный презерватив.

Что-то в этом роде.

– Он был такой необычный, – всхлипывала Юлия Львовна, – такой… Профессия у него необычная такая…

– Какая? – машинально спросила я.

– Ну… – Юлия Львовна замялась, – необычная профессия. И сам он… необычный. А взгляд у него какой! Такой…

– Необычный взгляд, – подсказала я.

– Да, необычный. Самое замечательное в нем, это взгляд его.

Я с трудом сдержала зевок. Очень мне интересно слушать про необычный взгляд любовника бывшей жены моего шефа.

– Я его так любила, так любила. А потом Саша узнал, что я с кем-то встречаюсь… и вот… Мы развелись, а с кем я ему изменяла, он так и не узнал. А я его так любила, так любила Валюсика моего.

Значит, полюбовника Валентином звали. О-очень интересно. Интригующая история. Юля-Валя, Юля-Валя…

– Так чего же вы теперь за Александром Владимировичем таскаетесь-то? – не выдержав, перебила ее я.

– Люблю я его! – всхлипнула Юлия Львовна.

– Кого? – не поняла я. – Валюсика?

– Да нет… – с трудом выговорила несчастная женщина. – Валюсика я больше не люблю, я Сашеньку теперь люблю. А признаться… признаться ему боюсь. Он меня прогонит!..

И правильно, между прочим, сделает. То Валюсик, то Сашенька… И рыдает еще сидит…

Тут Юлия Львовна сообразила, наконец, что перед ней – не лучшая подруга, а соперница; уняла катившиеся градом слезы и поджала губы.

С минуту она в упор смотрела на меня. Потом молча поднялась и стремительно направилась к выходу из кафе. На этот раз я не стала ее удерживать.

Вот так-так. Значит, она тут ни при чем вовсе. Значит, другую ниточку искать надо.

Я закурила. Постойте-постойте, если это и в самом деле Генрих Юсин на меня покушение устроил, так, может быть, он не только из чувства мести меня замочить хочет? Может быть, кому-то не нужно, чтобы я Григорьева телохранила? Может быть, Генрих замешан в этой истории с украденными документами?

Но, так или иначе, надо сначала проверить, действительно ли это он покушался на мою жизнь.

Вот как рабочий день закончится, так и схожу. Навещу старого приятеля.

Если это ты, Генрих, – держись. Второй раз одной оплеухой не отделаешься.

– Что?.. Опять?.. – переспросила я, застыв на пороге григорьевского кабинета.

– Опять! – простонал Александр Владимирович. – Документы пропали.

Оп-паньки!

Дела. Это как же они? А самое главное – когда?

– Как? – спросила я. – Когда?

– Да откуда я знаю?! – с надрывом произнес Григорьев. – Из кафе вышел – бумаги были со мной. А в кабинете… как будто проснулся… Нет бумаг. В руках у меня ничего нет. А я в руках их нес.

Та-ак. Значит, Валюсик. Саша-Валя. Отвлекающий маневр, значит. А я-то дура уши развесила – и того любила, и другого любила.

А как реалистично играла! Натурально как! Вот актриса-то! Интересно, она на самом деле его бывшая жена или самозванка?

Все, Женечка, теряешь квалификацию. Приехали.

– Вы свою жену, Александр Владимирович, бывшую жену, давно видели? – спросила я.

– А? Юльку-то? Недавно возле банка встретил… – нервно поглаживая себя обеими руками по щекам, ответил Григорьев. – А чего Юлька-то? Она при чем?

Я рассказала.

– Да дура она! – махнул досадливо рукой Александр Владимирович. – Никак она с этим не связана, я уверен. Не способна она ни на какие действия. Тем более – на такие. Она давно за мной таскается. Я уже внимание обращать перестал. Даже не узнал ее тогда, по вашему описанию, в голову как-то не пришло. А вы ее, значит, за шпионку приняли. Здорово…

– Где она живет?

Григорьев молча пожал плечами.

Не важно ему, видите ли, где она живет. А я и адрес ее не узнала. Ищи теперь… А вдруг она, правда, отвлекала меня, пока?.. Хоть Александр Владимирович и говорит, что такая дура ни в чем подобном замешана быть не может…

Несколько минут мы молчали. Григорьев вздыхал.

– А с кем она путалась? – зачем-то задала я дурацкий вопрос.

– Да черт ее знает… – Григорьев даже не обратил внимание на мою бестактность. – Я не разбирался тогда. Выгнал и все. Мне работать надо было, а тут такое… блядство.

Я моргнула от неожиданности. Не думала, что деликатнейший Александр Владимирович такие слова употребляет.

Деликатнейший Александр Владимирович сидел понурившись. Он два пальца в рот сунул и грыз ногти. Наверное, эта привычка у них – семейная.

– Что я теперь Задовскому скажу? – промычал он. – Он же собрание соберет. Я вылечу отсюда, – он сплюнул в корзину для бумаг и добавил: – На хрен.

Меня он не обвинял. А чего ему меня обвинять – денег-то он мне еще не платил.

– Александр Владимирович, Валерий Петрович к вам, – просунула голову в дверь секретарша.

Григорьев сполз немного вниз в кресле. А мне показалось, что он под стол спрятаться хочет.

Этот рабочий день моего шефа закончился раньше, чем я думала, – в шесть часов вечера он закончился. Я отвезла его домой, он обещал запереться на все замки и никуда не выходить.

Вышла во двор. Дела у меня еще сегодня были. Визиты надо было кое-какие сделать.

А этот Валерий Петрович все-таки не такой уж и мудак.

– Да как же вы, Александр Владимирович?! – надрывался он в кабинете Григорьева. – Я думал, вся эта белиберда уже закончилась. Думал, теперь вы телохранителя наняли, да какого хорошего. – Тут он с отеческой укоризной взглянул на меня. – Думал, теперь все наладится… все будет… А вы опять!

– Так и я думал, Валерий Петрович, – оправдывался Григорьев, – я уж и не знаю, что думать… Как болезнь какая-то…

Я сидела, как убитая. Никогда такого унижения не испытывала. Задовский Григорьева, как первоклашку, распекал. И меня заодно – как первоклашку. И был прав, кстати.

– А вы, Евгения э-э… Максимовна, вроде профессиональный телохранитель. Мне даже говорили о вас – лучший в своем роде телохранитель. И вы…

И я.

А что – у меня двенадцать рук, что ли? Я не Вишна с Кришной. Я Женя Охотникова. Ох, стыдно.

– Ладно, – Задовский тяжело вздохнул, – я дам вам, Александр Владимирович, еще один шанс. – И мне, значит. – Не буду пока на собрание выносить. – Задовский покусал себе губы, как бы наказав себя за незаслуженное нами милосердие. – Посмотрим… Ох, посм… Вы смотрите, Александр Владимирович, вы с вашей болезнью весь банк по миру пустите…

Григорьев быстро-быстро закивал головой. Как будто у него кость в горле застряла.

Задовский еще погрозил пальцем и мне, и Григорьеву, развел руками и удалился.

Нет, ничего он мужик.

Так-с, поглядим. Вечер. Тепло. Травка зеленеет, солнышко блестит. В такое время, насколько я помню, Генрих со своими братками на дачу выезжал обычно. Любит он, поганец, водочки на природе попить и на травке, которая зеленеет, с девушками поваляться.

Вот и поваляемся.

Я пересекла двор григорьевского дома. Никогда я еще здесь пешком не ходила. А вот мы сейчас срежем через подворотню, а то по проезжей части обходить долго. Через два двора обходить.

Я свернула в подворотню. По-моему, если сейчас пройти насквозь, то прямо на автобусную остановку и выйду – там с улицы выход виден. Через деревянные ворота, они, вроде, всегда открытые.

Подворотня была не прямая. Примерно на середине она поворачивала – девяносто градусов угол – круто поворачивала.

Никого, полутьма. Мне пришлось почти вплотную подойти к воротам, чтобы увидеть, что они заперты.

Та-ак. Я застыла на месте, прислушиваясь. Случайность? Или нет?

Сзади заворчала машина. Кто-то медленно въезжал в подворотню.