Гримерка Буратино - Дум Андрей

— Обидно — даа! Меня ж никто не трогал, помнишь этого начкара Мазниченко? Я ж его обламывал, да ещё как. А этот…

— Да, красиво он нас сделал, я даже не ожидал от него. Потом сержанта позвали к лейтенанту, а ефрейтор пошёл прессовать «духа».

— Садись, сержант. Ты, как я понял, хочешь домой через дисбат поехать? — лейтенант встретил Рублёва не ласково, когда тот зашёл в узкое, как пенал, купе начкара. — Я могу это тебе организовать. По знакомству, через особый отдел. Сержант, хрил древесный… — Веня перешёл на такой командно-народный, что Рублёв даже дышать забыл. — Да, красиво он меня сделал! Пришёл он в себя уже в коридоре, куда его начкар выставил. Потом так рьяно взялся за службу, что «деды» летали, как «молодые». Веня в это время стал готовить документы на передачу зэков, личные дела для «кума» зоны отложил в сторонку, а сам стал заполнять форму?6. Он обдумывал: писать или нет о пьянке старослужащих и неуставных отношениях к рядовому Холодову, который был одногодком Вени, а его прессовали все кому не лень, даже с его призыва. — Нет, не буду, я же ещё крайним и окажусь. А ещё припишут, чего не было, и особист, капитан Чебанько, тогда возьмётся за меня всерьёз. Три дня назад, в ходе приватного разговора, особист «попросил», как говорили солдаты «стучать» на сослуживцев. — Сам ты дятел, Чебанько! Вслух сказал Веня и тут же испугался своих слов. Испуг усилила темнота, ударившая по глазам. — Что за? Поезд начал резко тормозить. Веню, вдавило в стенку, в купе потемнело, а за стеклом лейтенант увидал туман. Поезд ещё не остановился, а Веня был уже в общем коридоре спецвагона.

— Что вы как бараны в окна вылупились, смотреть на зэка! Рублёв, ко мне! Сержант бегом бросился к начкару. — Осмотрись и доложишь, тебе три минуты, время пошло. Рублёв бросился выполнять приказ. Веня из кобуры вытащил пистолет и дослал патрон в патронник, поставил на предохранитель, сунул обратно. — Бережёного, бог бережёт! Видевший всё это Холодов, побледнел.

— Не очкуй, Гена. Прорвёмся! Холодова это не вдохновило. Веня обошёл его, прошагал в тамбур, открыл дверь вагона. Поезд стоял. — Какой туман странный, у земли «кисель» а сверху солнце пытается проникнуть. Прибежал Рублёв.

— Товарищ лейтенант, разрешите доложить?

— Разрешаю. Доклад сержанта был короткий. По глазам солдат прошлась темнота, зэки спали и только после резкого торможения стали просыпаться, у двоих шла из носа кровь.

— А ещё они просят «хозяйского» чая.

— Будет им кофей в постелю. Позже. Тут из сумрака выскочил человек. Помощник машиниста. Лейтенант и сержант даже не успели испугаться, а на них хлынул поток информации. В общем Вене пришлось спрашивать и переспрашивать, тараторящего как пулемёт, Федю Донскова о текущем вопросе: — Куды бечь! Бо связи со станцией Ясная нету, с Торговой тоже нету. И у них полчаса до следующего за ними скорого «Адлер — Пермь». А до Ясной рукой подать. С километр осталось. Федя шмыгнул носом.

— Скажи машинисту, пусть медленно трогает. О, и туман расходится! Федя убежал, поезд тронулся. А потом туман резко, как рукой сдёрнуло, исчез.

— Мамочки, мы где? Вытаращил глаза Рублёв. Веня не понял, Ясную он не посещал. Сержант начал объяснять. — Там холмы, какие то, там речки этой не было (это он морской залив за речку принял), машины какие-то странные и дома другие, древние. Солнце высоко! И зеленоватый Рублёв замолчал до самой остановки поезда.

Состав медленно, оставив справа водокачку, подъехал к вокзалу, яркому как пасхальное яичко, на котором была вывеска — «Станцiя Ясная». Поезд остановился. Спецвагон оказался между зданием вокзала и «Транспортной». Стоявшие в тамбуре лейтенант и сержант, изумленно разглядывали всё, что находилось вокруг. Брусчатку перрона, чисто выметенную, привокзальную площадь и казачьи курени за ней. Лейтенант, держась правой рукой за расстёгнутую кобуру, спустился на перрон. Через площадь проехала похожая на буханку хлеба машина с надписью на дверце «Почта ЕК»; вторая — похожая на американский джип — приостановилась, а потом поехала догонять первую. Прибежали испуганные машинисты, и Веня пропустил их в спецвагон. А потом из вокзала вышел служащий в дореволюционной форме. Стоял и таращился на поезд. И на площадь выскочили два конных, глянули на поезд и ускакали.

— Это же казаки! Белые! — пискнул машинист. Веня забрался назад в тамбур и закрыл дверь. Потом они заполошно советовались:

— Что делать? И кто виноват, что они так влипли.

— Командир, давай дёргать отсюда!

— Куда дёргать? И кто нам поможет. После этого зэки стали требовать чай, потом солдаты — завтрак. И не пришедший ни к какому решению, Веня, стал «официантом», два с половиной часа пролетели незаметно и в хлопотах. Потом зэкам стало жарко и они стали роптать, солдаты стали звереть, казаки появились и стали накапливаться на площади. Веня, плюнув на устав, достал автомат из оружейного сейфа, вышел на перрон и крикнул несуразную фразу: «Позовите советское руководство». И из автомата выпустил очередь в воздух. Казаки его, понимаешь, нервировали, и зэки тоже. Когда лейтенант вернулся в вагон, там всё было чинно и благородно. Казаков с площади как рукой сдуло. Веня успокоился и стал ждать. Помощи или чуда.

Глава 6

Николаич поехал первым, я, приноровившись к «Ниссану», сам, ехал за ним, отстав метров на сто. На привокзальной площади притормозил. — О, у вагона стоит, какой-то военный в советской полевой форме. Озирается. Кобуру лапает. Не знает, что делать. Ну, извини, солдатик, у меня свои проблемы, почтовые. Хм, а состав можно тут не хило толкануть! И по газам. Доехал до дома, пересказал Борисову, что видел у вокзала. Николаич пожаловался на рыдающих лялек.

— Борн они мне всю машину залили! А я только один способ знаю, как их успокоить. Посочувствовал Борисову. Новообретённый джип загнал во двор, сунувшемуся за мной Николаичу, показал «Стоп», скрестив руки на груди.

— Ты чё, не пускаешь? — Борисов серчал и удивлялся.

— Ванечка, он, что нас к себе не пускает. Борн, мля! Я стоял у «ЗиРа» и смотрел на зарёванных и осунувшихся лялек. — О, уже — Ванечка и млякает!

— Борисов, а зачем им в станице две почты? — задал простой вопрос. Борисов вопрос не понял, зато Эльза стала сразу в стойку:

— Борн, я не позволю грабить почту! Категорически!

— Борн, ты чего это фамильярничаешь? — встал на сторону Эльзы Николаич. А мне нужен был союзник, что бы работой отвлечь лялек от их горя, ну и провернуть мародёрку, что тут скрывать. Совесть моя глухо молчала. Борисова отозвал в сторонку переговорить. Сначала он и слышать меня не хотел, потом врубился.

— И «Микру» надо забрать. Это уже нам вдвоём припомнилось. Вернулись к машине. Эльза с подозрением на «шовинистический мужской заговор» стала нас образумливать. Но Борисов зашёл, как говорится, с другой стороны:

— Эльза, ты хочешь жить на почте? Девочки, а вы? Девочки не хотели. Эльза стала колебаться. — Я, Эльза, лично тут жить буду. А, ты, там кукуй! Можешь, прямо сейчас, ножками. Шантаж, самый наглый, но объединяющий. Эльза представив перспективу для себя нерадостную, сдалась. Не сразу конечно, но сдалась. Поехали на «ЗиРе» на «мародёрку», по дороге выслушивая от Эльзы всё, что она о нас — мужиках — думает. Борисову досталось больше. — Когда она его, Ванечкой, теперь назовёт? Но эта наша размолвка отвлекла лялек. Не доехав ещё до почты, почти всё, что будем брать, обговорили. Во дворе почты подъехали к двери склада. Набили грузовой отсек «ЗиРа», потом багажник и заднее сиденье «Микры». Взял себе только жидкую ружейную смазку, бронежилет и видеодвойку «Toshiba» из кабинета начальника почты. И тут же получил в мозг догадку: «Это меня ФГУП „Почта России“ забросила на сто лет назад! Минус двадцать лет жизни, как компенсация техиздержек. Зашибись, однако, как мокрым мешком из-за угла припечатали! Эх…» И коллегам указал на столь незначительный ущерб моего личного хищения.

— Ты посмотри, какой нахал, сам сманил, а теперь в кусты! Борн, ты же — зачинщик этого разбоя.

— Эльза, при разбое должны быть жертвы.

— Борисов, жертвы сейчас будут, ты будешь первым! — Эльза метала молнии.

— А машину с хабаром, ты поведёшь? — Борисов ухмылялся.

— Ладно, Борисов, я тебе это припомню!

— Что — это? Эльза махнула рукой на Николаевича.

— А быстро вы, Эльза Густавовна, плохому учитесь, — Эльзу тоже подколол.

— Борн, ты сейчас будешь второй жертвой! Так, мальчики, кончаем, живее! Борисов захохотал. — Борисов, ты всё к одному сводишь. Борн, закрывай почту. Я и закрыл, и даже опломбировал служебный вход. Первыми поехали Зося и Лиэль на «Микре», виляя по всей дороге, мы следом.

По дороге, в кустах, увидел много роялей. Э, где-то в пределах дюжины. — А что, хомячим по-быстрому, хотя бы, потому что лето. И вообще, на кой ляд мне этот Doom, квесты всякие, идите туда, найдёте, то ваше будет. Не надо нам такого. Такого «горя» на курорте. Вначале должно быть всё хо-ро-шо. И, и, пусть у главных тут голова болит от нашего попадалова. А неплохо всё-таки, что водители и сопровождающие на почте имеют разрешение на оружие… — Фу, Борн, не умничай! Фразу молвили, и у меня был провал в памяти. — И о каком сленге я дум-думал, ась?