Куранты про комедианта и колдунью - Валерий Маргулис

Екатерина – Вы же сами сказывали…

Елизавета –. Сказывала. Не перебивай! Передаёт экзекутор письмо то охальное в Сенат, князю Трубецкому… А сам ему соловьём разливается про них же, тех же комедиантов… Ан чует моё сердце, что правда за осанной того экзекутора, а не за «охальной» долгогривых. Только в голос про то, попробуй, скажи моим верховодам – принепременно до воронов долгогривых дойдёт. Заклюют. А ругаться мне с этими святошами из-за безделиц неохота. Представляешь, пишет долгогривый: «Не о Боге действа ихни». А что же он хочет, лапоть тёмный, неучёный? Театр ведь ему не храм божий! (Спохватилась. Крестится.) Господи, прости меня, грешную! Вот я и думаю, может, и вправду, как ты говоришь – отказаться-то от затеи своей? Как думаешь, Катиш?

Екатерина – (В глазах чёртики.) Зачем же отказываться, тётушка? Ярославский архимандрит шлёт челобитную царице на безбожников-скоморохов? Ваше Величество незамедлительно пишет в Сенат: «Проверить!» А чтобы никаких подвохов, возглавлять комиссию изволите сами. И незамедлительно затребуйте всю ярославскую братию для ответа в столицу.

Елизавета – Ну, Катиш! Ну, светлая головушка! Дипломат! И без мужиков, главное, обошлись!

Картина 4

Дом ярославского воеводы. Хозяин со друзьями поют, а точнее говоря, орут после изрядного возлияния. Пол усеян и бутылками и людьми. На столе тот же «порядок». Не грех, если участники «веселья», каждый отвечая за две-три бутылки, занесёт этот реквизит и возьмёт на себя унести его, не прячась от зрителя. Началом действия, началом «песни» будет считаться включение более яркого света. Резко открывается дверь – на пороге воеводша.

Воеводша – (Перекрывая «хор поющих».) А ну, хватит! Хватит орать-то, я сказала! (Властно за дверь.) Славка! Славка! (Если будет дверь – захлопывает за собой.)

Все голоса, за исключением одного, смолкли. Воеводша подкрепляет свои слова оплеухой последнему «запевале». Наступила тишина. Все мужи с опаской смотрят на хозяйку дома. На пороге появляется шустрая девчонка Славка.

Воеводша – Славка, ташши ушат с холодной водой!

Славка – Ага… Сей миг. (Убегает.)

Воевода – (Еле выговаривая слова.) Господи, забери ты от меня эту бабу! Ведь как люди сладко пели! Опять пришла со своим указом?

Воеводша – Будут тебе сейчас песни, будут! Царский нарочный, вона, в горнице тебя дожидается, сейчас ты у него запоёшь!

Воевода – Э-э… будет брехать-то… (Уверенности в отсутствии гостя у него нет.) Будет…

Девчонка Славка входит с ушатом воды. Воеводша ставит ушат перед мужем, расстёгивает на нём всё, что возможно, и начинает «освежать» сопротивляющуюся глыбу.

(Чтобы не лить на сцене воду, а лишь создать иллюзию – и журчание воды, и фурчание воеводы гротесково-преувеличиным звуком – передать в записи радио.)

Работа эта, видимо, воеводше хорошо знакома. Отцы города, только что браво распевавшие, приутихли. Крестясь, разошлись подальше от воеводской четы.

Артамон – (Один из певших, а чуть раньше пивших.) Анфиса Лексевна, да как же так вы говорите, «государев нарочный»? Недавно ж были от государыни, из сената… там… (Стараясь разобраться.) и уважили мы их… как могли. Хорошо уважили…

Воеводша – Кабы я, Артамон, больше тебя знала!

Воевода – Господи, помилуй. На кой лях мне это воеводство… (Плачется.) Все гребут, дерут… а я один в ответе…

За дверью слышны голоса.

Голос сенатского подпоручика Дашкова

– Потом, потом сбитень, бабы. Нет времени.

Голос бабий – (Нарочито громкий.) Захворал вчера с вечера барин наш…

Дашков врывается в комнату. За ним две бабы. Одна с подносом полного закусками, другая с самоваром. Натуральность посуды не обязательна, лучше аляповато-преувеличенные размеры.

Воеводша – (Повторяет.) «Захворал вчера с вечера барин-то наш»… мы его водочкой погреть решили, да, видать, перестарались, он и мается, сердешный. Ну, да, мужик он дюжий… Мы вот его сей же час… Вы уж откушайте пока, что Бог послал. Петровна, что ж ты?..

Очень важно решить, как реагируют на гостя из столицы гости воеводы. Каждому актёру давать предначертания поведения нет необходимости. Куда интереснее, если каждый «гость» это решит самостоятельно, а ещё интереснее, если на каждом спектакле будут актёрские экспромты. Можно только поставить сверхзадачу – молча доказать приезжему своей статью, непогрешимость и значимость. Кому-то удаётся поднять голову, а кому-то только зад… Дашкову такие «болезни» видеть не впервой.

Дашков – Гляжу, бабы, на ваших мужиков сегодня на всех хвороба напала… Выручайте.

Воеводша – Прикажи, батюшка…

Дашков – Вот что, бабы… Должен быть у вас в Ярославле молодой заводчик – Волков Фёдор, что теперь театр держит. Знаете?

Такого лёгкого вопроса никто не ожидал, и потому ответить на него стало боязно.

Дашков – Ну, что молчите? Знаете аль нет?

Все – (Разноголосица.) Как не знать, батюшка… Его у нас, чать, весь город знает…

Дашков – Во как! Так мне надо б с ним свидеться. Потолковать. Далеко живёт? Кто сведёт?

Тишина.

Петровна – (К воеводше, шёпотом.) Пойтить бы, предупредить Федяя… (К Дашкову.) А чё ж те, голубок, итить? Он, чать, и сам могёт к вашему благородию пожаловать…

Дашков – Тогда, значит, передать там через кого, чтоб, мол, сей же час явился, дело у меня к нему неотложное. От самой государыни…

Все – Государыни?!..

Все, кто мог встать, в том числе и воевода, подтянулись и перекрестились.

Воеводша – А ну, Славка, слыхала? Давай, ноги! (Передавая Славке ушат и провожая до дверей, тихо.) Скажи Федяю, пусть хоронется…

Дашков – Ну, хорошо… Чтобы время даром не терять… Нужно послать человека и к архимандриту вашему.

Все – К архимандриту? (В надежде, что крест их вразумит, крестятся.)

Дашков – Нужно сказать, что, мол, приехал государев посол по его письму к государыне.

Все – (Крестясь.) Государыне?!..

Дашков – И пусть скажет, когда сможет сам принять аль сюда пожаловать изволит.

Воеводша – Ага… Сей же час и распоряжусь… Стал быть, к их высокопреподобию?.. А ну, Петровна, слыхала? Давай, ноги! (К Дашкову.) Перекусить, глотнуть чего изволите, ваше высокобродь?

Авансцена

Подхватив юбки, бежит, как по талому снегу, девчонка Славка, будто разносит вокруг себя брызги, не хуже лошадей. Хорошо бы скоморохам создать пантомимой прохожих, «лошадей» и всадников, кучеров и возниц, уличную суматоху. «Лошадь» у скоморохов обычно «сооружается» из двух человек, покрытых одной попоной. Навстречу Славке скользит краснощёкая баба.

Краснощёкая – Штой это ты, Славка, бегишь, как на пожар?

Славка – (Выпаливает.) Господи, беда! Заарештують, знать, Федяя-кумедианта нашего!

Краснощёкая – (Раскрыв глаза и рот.) Аль указ воеводский какой?

Славка – Воеводский! Наш барин Федяя в красный угол сажает! Тут из столицы от самой государыни кульер приехамши. И чуть через порог – подавай, говорит, сюда вашего Федьку! Мне, говорит, велено с него допрос взять… Вот, бегу Федяю сказать – пусть хоронится.

Краснощёкая – (Многократно крестясь.) Господи милосердный! Вот те и тьяньтер! Это сёстрины его работа, это она, сукина дочь, кляузы на братьёв пишет… Ну, Матрёна. Ну, сука! Бережись… Давай, Славка, ты, значит, к Федяни, а я до этой падлюки!

Славка исчезает, а навстречу краснощёкой переваливает не менее колоритная фигурища. Это может быть и одна из скоморохов.

Колоритная – (К краснощёкой.) Кума, а кума! Свадьба где? Бежишь так…

Краснощёкая – (Останавливаясь.) Ой, кума, что я тебе расскажу… Кумедиянтов-то наших, поди, в Сибирь упекут. Федяя уж заарештувать велено… Из столицы, из Питербурха аж царёвен кульер к Михайлу, воеводе нашему, нагрянул…

Конец ознакомительного фрагмента.