Куранты про комедианта и колдунью - Валерий Маргулис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Принцип всего маскарада – очерёдность текстов и музыкальных «номеров». Тексты декламируют актёры-образы в соответствующих костюмах, от имени своего образа – «Невежество», «Обман», «Мздоимство», «Мотовство»… Например, «Бахус»: Иной с похмельным лбом и с рожею румяной Шатается и сам, как будто Бахус пьяной; И вместо, чтоб в делах полезных успевать, Он водку водкою изволит заливать: Такой бывает муж посмешищем народным, И будет наконец отечеству негодным.
Очень уж создатели верили в воспитательную силу сатирического изъявления гнусности пороков. Сам сценарий карнавала-маскарада каким-то чудом сохранился, и нет смысла мне его переписывать. Массовость участников-исполнителей необходимо поддержать количеством «смотрителей», которые, как пишут очевидцы, занимали места не только на балконах, но и на крышах, и на деревьях. Частично эту массовку любопытных, даже при достаточном количестве актёров в труппе, можно и нарисовать, а ещё лучше, устроить, вписывая в живых зрителей откровенный кукольный театр восторженных зрителей. Неотрывного «глазения» быть не могло, особенно для молодых, которые всегда найдут миг для поцелуя или какой другой балагурины. Хочу напомнить, что быть ряженным в дни Масленицы, для «улицы» более естественно, чем повседневная наскучившая одежда. Часто встречающиеся «ряжения» – это костюмы животных и птиц: медведи, собаки, лисы, аисты…
На авансцену выбегают скоморохи. (Распределение текста в репетициях.)
Скоморохи:
Что ни лес, ни трава расстилается,Под ногами лежат расстояньица,Неоглядны российские стороны,Ох, и буйны русские головы!А земля-то духом объятая,А Россия людьми-то богатая!Что ни лес, ни трава расстилается,Праздник Масленицы ПРОДОЛЖАЕТСЯ!
(Сегодня удалью, «пафосом» скомороха пользуется на арене цирка рыжий.)
Скоморохи:
1 – Народ-простолюдин скомороха завсегда жаловал!
2 – Пляской, песней, шуткой, фокусами, всё, чем промышлял наш брат-скоморох, холопу ли, смерду ли на сердце ложилось.
3 – Без скомороха свадьба – не свадьба! Всяк спляшет, да не всяк скоморох.
4 – Скоморохова жена завсегда весела!
1 – Только вот за глумы наши, чаще про поповскую жизнь, попу скоморох был не товарищ.
2 – «Бог дал попа, а чёрт скомороха».
3 – Такую прибаутку, оно можно было и про мимо ушей пронесть, а как пройдёшь мимо, коли тебя собаками травят?
4 – «Богомерзкое дело – скоморохова хульная потеха».
1 – «Бесовские игрища».
2 – Сказывают, в былое время за те глумы предтечу нашего и на кол сажали.
3 – «Сатанинские дети, одним словом».
4 – И каково же было диво для москвичей, когда на улицах города появились огласки… – «Афишки», говоря сегодняшним языком.
1 – Это ж, почитай, вся Москва «Скоморошней» обернётся?! Недоумевал москвич.
2 – Всё как наизнанку… Только анадысь, намедни полицай разгонял, а как нагряду, огласки, вона – царской милостью тебя уж и зовут.
3 – Отродясь такого ещё свет не видывал!
Скоморох – (Из зрительного зала) А чё «не видывал»? Чё «не видывал»? Большим, чтой-то, чудом мне не показался ваш маскарад…
Скоморох – (На сцене, тональностью рыжего) – Ты в каком веке живёшь?
Из зала – В XXI…
– У тебя электричество в доме есть?
Из зала – Иногда бывает…
– А фантазия?
– Это завсегда, сколько угодно!
– Представь, что ты живёшь двести пятьдесят лет назад, при лучине…
– (Партнёры подсказывают) – Без телевизора!
– Да, что там двести пятьдесят, сто лет назад стояли многочасовые очереди увидеть в кино Чарли Чаплина.
– А покажи сегодня того же Чаплина… Что услышим?
Скоморох – (Из зала) «Эка невидаль…»
– Если всё понял, прибивайся к нашему берегу.
– Да, что там говорить про сам маскарад… Уже пробы-репетиции, стало быть – собирали толпы на улицах Москвы!
– От охочих отбою не было.
– Около четырёх тысяч человек в скоморохах побывало!
– Раздолье!
– Воля!
– Всё можно!
– Все равны!
– Всех мздоимцев ославить можно!
– Буквально: «Луч света в тёмном царстве!»
– Три дня карнавал затихал только на ночь.
– И участники, и смотрители до конца своих дней рассказывали внукам о сказке, в которой они побывали.
– Никогда! Ни до, ни после Россия такого размаха не знала!
– Четыре тысячи участников в стотысячной Москве!
– Через двенадцать лет, на гребне воспоминаний о «Торжествующей Минерве», решено было в июне 1775 года ознаменовать свершившуюся мечту Петра Первого – присоединение Крыма и выход России в Чёрное море – апофеозным праздником!
– Денег было отпущено куда как больше, ан не остался тот праздник в памяти Россиян, как та зимняя Масленица 63 года.
– Так, да не так…
– «Не было с нами Фёдора Григорьевича», – сказала императрица Екатерина…
– Про Фёдора Григорьевича Волкова, про пращура нашего и пойдёт сказ сегодня.
– Вы, поди, уж поняли, что начали мы «куранты» наши с конца…
– Про «куранты», пожалуй, сказать бы. Поди, мало кто помнит, как приживались они на Руси.
– А это первая российская газета, рукописная ещё, что при царе Алексее Михалче, сказы вещать стала.
– Про россиян и заграницу истиной ведала. И звалась та газета «Курантами».
– От неё и часы наши московские «курантами» зовутся, что вещают, мол, нам истину.
– Авось и мы не осрамимся, нареча сказ наш «Курантами»…
– Вещая вам про комедианта Фёдора и колдунью Екатерину!
– Пусть вас не удивляет, что начали мы сагу нашу буквально с последних дней жизни героя нашего…
– Да, да. Его фейерверк фантазии, осветивший тягомотные дни Белокаменной, стоил Фёдору Григорьевичу… жизни…
– Конечно, все мы не вечны, но не хотелось заканчивать нашу добрую сказку трагическим финалом.
– И потому, забегая вперёд, вспомним сейчас:
– В эту зимнюю стужу везде нужен был глаз главного распорядителя, не дававшего отдыха ни себе, ни лошади.
– Разгорячённый, он, сняв шубу, положил её за седло, а потом и вовсе отдал озябшему парнишке.
– В суете не почувствовал, а в результате – обширное воспаление лёгких…
– Императрица, в заботе о своём… ну, скажем так, помощнике… увидев его мокрого на морозе, наказала не шутить здоровьем, а вечером заглянуть к ней, обещая поделиться настоичкой чеснока на водочке. Хорошо, мол, помогает.
– В этот вечер ему было недосуг, а на завтра… уже и поздно…
– О чесноке на водочке. С шутками. Был их последний разговор, после которого он ушёл уже в небытие.
– В тридцать три года… В возрасте Христа…
(Чувствую, чувствую, длинён «пролог». Репетиция подскажет, где длинноты.)
Картина 1
Ерославль 1750 год
В этот зимний вечер в большой горнице, в доме заводчика Полушкина Фёдор Васильевича, отчима Фёдора, накрывали праздничный стол. Спиной к печи сидит «кряж» – хозяин дома. Не шелохнётся, но всё видит. Одет по-европейски, стало быть, без бороды. Напевает, а точнее говоря, гудит сам себе. И вдруг:
Полушкин – Куды же ты, дура-баба, студень тянешь? Давай, вертай!.. Ну, чо стала? Нет башки, право Богу, нет башки!
Баба – А чаво?
Полушкин – Чаво?! Чаво… Народу-то и не слыхать…
Баба – Да уж, поди, скоро будуть…
Полушкин – Народ-то будеть, а студня уж и не будеть… Да ташши ты, баба, в сени его!
Дочь Матрёна – (Войдя с полными руками яств.) Может, я, батюшка, провожу вас до постели, а придуть наши лицедеи – вы и пожалуете.
Полушкин – Ну, чё, Матрёна, болташь? Аль кажен дён братов твоих привечает, чуть не весь Ерославь? Воевода! Хозяин города сулит пожаловать, а я «здрасти вам» – на перине… Яйца кур учат! Ей бо…
Вошли ещё бабы. Суетятся вокруг стола.
Полушкин – (Ворча, достаёт из кармана часы.) Матрён, а Матрён, сбегай, дочка, погляди – скоро ль они? Да не заглядывай по многу, мигом – и назад.
Матрёна – (Радостно.) Ага! (Накинув шаль, радостно выбегает на улицу.)
Суета баб, накрывающих стол, переходит в суетливо-динамичный танец, в хоровод. К женщинам могут присоединиться скоморохи-музыканты.
Полушкин – (После окончания хоровода опять вынимает часы. В сердцах гремит.) Ну, сукина дочь! За смертью, ей бо, за смертью бы ей ходить.
Жена Полушкина, Матрёна Яковлевна, мать Фёдора – (В суете.) Аль много она забав тех видала? Девка чать.
Полушкин – Аль она ту забаву на пробах не видела? Ну, шалавна дочь, абы с дома прочь. Ну, нихрена работать не любит…
С улицы доносятся крики. Нарастает шум.
Первая баба – (Крестясь.) Поди, опять басурманово племя людям козни строит…
