История Советского Союза: Том 2. От Отечественной войны до положения второй мировой державы. Сталин и Хрущев. 1941 — 1964 гг. - Джузеппе Боффа

Немецкое нападение развертывалось на всем протяжении границы от Балтийского моря до Карпат и осуществлялось тремя группами армий: «Север», «Центр» и «Юг». Заданные им три главных стратегических направления были нацелены на Ленинград, Москву и Киев (с последующим выходом в индустриальный район Донбасса и Восточную Украину). Замысел нацистского командования состоял в том, чтобы за одну кампанию рассечь на части, окружить и уничтожить Советские Вооруженные Силы, причем на возможно более близких к границе рубежах. Наступление должно было завершиться оккупацией всей европейской части страны вплоть до линии от Архангельска до Волги, вдоль всего ее течения до самого устья. В соответствии со схемой, уже применявшейся при вторжении в западноевропейских странах, главной ударной силой служили четыре мощные бронетанковые группировки. Две из них были включены в состав группы армий «Центр», призванной быть главным наступательным фронтом, и по одной — в состав групп армий «Север» и «Юг»[2].

Советские войска, находившиеся в приграничных районах, представляли собой немалую силу: 170 дивизий, из которых 149 — в четырех особых округах, протянувшихся от Балтийского моря до Черного; но большая часть дивизий была неукомплектована. В целом это составляло 2,9 млн. человек (из 5 млн. уже мобилизованных) против 5,5 млн. у немцев и их союзников. Дислокация войск страдала многими недостатками. Лишь 48 дивизий находились на расстоянии 10—50 км от границы, остальные были удалены от нее на 80—300 км. Наиболее крупное сосредоточение войск находилось к югу от Припяти. Выдвинутые вперед части были слишком уязвимы для охватных маневров: так, целых две армии находились в Белостокском выступе, по флангам которого немцы нанесли чудовищной силы удары, охватив его клещами (нечто подобное происходило и к югу, в Западной Украине)[3]. Сосредоточив свои дивизии на /24/ направлениях главных ударов, германский генеральный штаб создал здесь подавляющее превосходство сил. Уступающий по численности и распределению войск фронт советской обороны был разорван молниеносными прорывами бронированных немецких клиньев. К полудню 22 июня 1200 советских самолетов были уже уничтожены, большей частью на земле, в результате бомбардировок. Нападающие, таким образом, за считанные часы обеспечили себе и абсолютное господство в воздухе[4].

Сегодня мы располагаем авторитетной советской мемуарной литературой о войне[5]. Многие из ее участников возвращаются в своих воспоминаниях к ее первым дням. В целом их описания воссоздают одну и ту же трагическую картину. Нерешительный сигнал тревоги, переданный из Москвы в ночь с 21 на 22 июня, достиг войск с большим опозданием, когда немецкое вторжение уже началось. Мосты через пограничные реки, вроде Буга, были захвачены атакующими частями в целости и невредимости. Вся тяжесть первого удара пришлась на немногочисленные подразделения пограничников, которые сражались с большим мужеством (самый прославленный пример — сопротивление Брестской крепости, маленький гарнизон которой, даже оказавшись в полной изоляции, многие недели противостоял немецкой осаде[6]). Но бронетанковые и мотомеханизированные передовые части германской армии в первый же день прорвались в глубь советской территории, порой на расстояние до нескольких десятков километров, расстраивая и парализуя все попытки организовать оборону. С самого начала атакующим удалось нарушить и без того страдавшую недостатками систему связи Красной Армии. Это было достигнуто с помощью бомбардировок, парашютных десантов и диверсионных групп, заранее просочившихся на советскую территорию (не следует забывать, что приграничные районы лишь незадолго до этого вошли в состав СССР и местное население, особенно в Прибалтийских республиках, было настроено далеко не просоветски[7]).

Во всех свидетельствах говорится о драматической ситуации первых дней, когда нарушилась связь даже между Москвой и штабами военных округов, а командование округов в свою очередь не в состоянии было ни поддерживать связь с отдельными частями, ни обеспечить ее между собой. На поиски тех или иных частей посылались штабные офицеры[8]. Советские войска вслепую двигались навстречу наступающему противнику разрозненным фронтом и без воздушного прикрытия, что делало их уязвимыми для ударов вражеской авиации, которая могла атаковать их даже на бреющем полете. Кругом пылали охваченные пожаром города и села. Дороги были забиты беженцами и беспорядочно отступающими частями.

Эта хаотическая обстановка усугублялась вначале ошибочными распоряжениями из Москвы. Следует иметь в виду, что именно из-за нарушения связи никто в столице не имел точного представления о положении на местах. Этого, однако, еще недостаточно, /25/ чтобы объяснить оторванность от жизни первых директив советского командования. Командующие на местах находились в крайне затруднительном положении. Многие из них, даже не получив требуемого уставом разрешения, по своей инициативе вынуждены были открыть запечатанные конверты с секретными планами на случай мобилизации. Но указанные в них диспозиции были уже решительно устаревшими по отношению к реальному развитию событий[9]. 22 июня в 7.15 из Москвы был дан приказ атаковать и уничтожить войска, вступившие на советскую территорию, однако все еще остававшееся недоверие к поступающей информации заставило авторов приказа добавить указание войскам ни в коем случае не пересекать государственную границу. То были совершенно абстрактные контрмеры, которые никто не мог выполнить[10]. Еще менее реалистичной была директива № 3, изданная вечером того же дня, в 21.15, и подписанная уже не Сталиным, а только Тимошенко, Маленковым и Жуковым[11]. В ней советским войскам ставилась задача перейти в контрнаступление, окружить и уничтожить вражеские армии, с тем чтобы потом занять их исходные базы на польской территории[12]. Эта директива еще больше усилила замешательство в штабах, которые не в силах были осуществить содержавшиеся в ней указания и тем не менее пытались сделать это. В течение трех-четырех дней предпринимались попытки остановить наступление немцев с помощью беспорядочных контратак. Попытки эти были оплачены дорогой ценой, но не дали ожидаемых результатов и задержали организацию эффективной обороны. Острие вражеских ударов тем временем проникало все дальше[13].

На севере в результате глубоких прорывов на стыках армий Северо-Западного фронта[I] гитлеровская армия заняла Каунас и Вильнюс уже на второй день войны. Затем захватила Даугавпилс и форсировала Западную Двину, в начале июля взяла Ригу, оккупировала всю территорию Прибалтийских республик, пересекла реку Великая у Пскова и продвинулась дальше, создав угрозу Ленинграду.

Самым тяжелым, однако, было положение, сложившееся в центре, где немцы 28 июня заняли Минск и, взяв в клещи основные силы двух советских армий, окружили их. Танковые колонны немцев продолжили движение на восток и достигли Березины. Здесь впервые отступающие советские части успели взорвать мосты, но немцам /26/ все равно удалось форсировать реку и развернуть наступление к Днепру.

Относительно менее катастрофичным выглядело развитие событий на юго-западном участке советско-германского фронта, ибо здесь более слабой была группировка наступающих немецких армий и более сильной — советских. Контратаки здесь были более эффективными. С их помощью удалось приостановить германское наступление: между Луцком и Дубно произошло первое танковое сражение этой войны. Но, подтянув подкрепление, немцы прорвались к Житомиру, что создало угрозу Киеву. На Южном фронте в начале июля немцы вместе с румынами перешли в наступление; главным силам советских войск грозило окружение. Одновременно к северу от Ленинграда к активным действиям перешли финны.

На протяжении многих дней отступление советских войск происходило беспорядочно. Первые приказы об отходе были отданы поздно, 25 июня, когда действительность в изобилии представила доказательства того, насколько нереалистичной была идея перехода в контрнаступление. Но положения это существенно не изменило. Обойденные с тыла отдельные части пытались пробиться собственными силами. Подобно зловещей эпидемии, рассказывает маршал Рокоссовский, распространился психоз окружения[14]. Стремительное продвижение немецких моторизованных колонн рождало ужас перед танками. Поскольку тылы не были заранее подготовлены, даже те части, которые успешно сопротивлялись, вскоре ощутили перебои в снабжении: горючим, боеприпасами, запасными частями. Они также вынуждены были отходить, бросая тяжелое вооружение, предварительно выведенное из строя[15]. Не было возможности эвакуировать склады. Эти огромные материальные потери в сочетании с еще более тяжелыми людскими потерями еще долго будут сказываться на военных усилиях СССР.