А еще я танцую - Жан-Клод Мурлева

Ой, велите мне замолчать, а то я что-то впадаю в патетику. Не иначе, ваш горный воздух пьянит меня даже на расстоянии.

Вы сами, дорогой друг, попросили меня изучить вашу библиографию, и я выполнила ваше задание. И убедилась, что вы говорили правду: временные промежутки между появлением ваших книг становились чем дальше, тем длиннее. Ваш первый роман вышел в 1984 году; тогда же вы опубликовали несколько статей и приняли участие в коллективном сборнике рассказов. 1985 год – сразу два романа! В 1986-м – один, но какой! Ваш «Туманный замок» – одна из моих любимых книг, именно благодаря ей я открыла для себя вашу вселенную. Помню, с каким волнением я ее читала, особенно ту знаменитую сцену, действие которой происходит на бойне. У меня до сих пор мурашки по спине бегут!

Затем на протяжении десяти лет вы с регулярностью часового механизма выпускали по книге в год. Затем – небольшая «дырка»: между 1997-м и 2000-м – ни одной новой вещи. Что произошло в вашей жизни в эти три «пустые» года? Если бы речь шла о некоем чрезвычайном происшествии, вряд ли вы сегодня проявляли бы такое беспокойство, поскольку вскоре вернулись к нормальному рабочему ритму и выдерживали его до 2005 года, когда стали лауреатом Гонкуровской премии. Судя по датам, ваше поступательное движение затормозило как раз присуждение этой премии. Неужели лавровый венок на самом деле столь тяжел?

Но главное, что мне бросилось в глаза – так это дата, которую вы сами называете с поразительной точностью, – 28 октября 2010 года. Уверена, что вы помните не только в какой день недели, но и в какое время суток оказались в одиночестве в своем большом доме. Для человека, всю жизнь прожившего в окружении шумливых домочадцев, эта внезапная тишина должна была произвести эффект разорвавшейся бомбы, верно? И с тех пор вы практически ничего не написали. Отсюда, дорогой Пьер-Мари, вопрос: так ли уж глупо предположить, что ваш переход через пустыню совпал по времени с решительным поворотом в вашей личной жизни? Вы даже кота подозреваете в презрении к себе! А это значит, что вы переживаете тяжелый экзистенциальный кризис!

Как я вас понимаю!

Что касается меня, то мне, чтобы справиться со своим (я имею в виду кризис), пришлось надолго бросить работу. Так что я сейчас бездельничаю. Заняться мне нечем, разве что сортировкой воспоминаний о матери. Я живу в замедленном ритме и едва свожу концы с концами. Пока не получу деньги за дом, все, что я могу себе позволить, – это хор и уроки танцев. Дважды в неделю я выбираюсь из заточения и даю своему телу возможность ощутить себя живым. На настоящий момент мне этого хватает.

После той ужасной вечеринки, когда я безобразно напилась, подруга прислала мне несколько сообщений, ни на одно из которых я не ответила. Она волнуется. Наверное, сделаю над собой усилие и позвоню ей, но только для того, чтобы сказать, что ее брат меня не интересует. Очевидно, что я еще не готова к ночам любви. Вы считаете меня трусихой? Сама себе я напоминаю животное-подранка, которое забивается поглубже в нору и там зализывает свои раны. Зачем рисковать, пока они не затянулись? Кроме того, чтобы быть до конца откровенной, банки внушают мне отвращение. Идея переспать с банкиром с самого начала была обречена на провал, и собственное тело сообщило мне об этом ясным и точным сигналом.

Напротив, переписка с вами, как вы успели убедиться, наполняет меня счастьем. Особенно когда вы говорите, что она и для вас что-то значит (спасибо!). Запертые каждый в своем убежище (в вашем пахнет раклетом, в моем – плесенью), мы дарим друг другу ощущение полной свободы, и это восхитительно! Ничего другого мне пока что не нужно, не считая моих старичков.

Представьте себе, что сегодня утром, направляясь за хлебом, я встретилась с Одеттой Пардессю[4]. Честное слово ее так зовут – мне бы ни в жизнь не выдумать имя, которое подошло бы ей больше. Дело в том, что Одетта Пардессю в любое время года ходит в поношенном и не слишком чистом мужском плаще, пояс которого свисает до самой земли. У Одетты явно не все дома. Она без конца рассказывает одни и те же истории, наматывает километры по деревне и подбирает всякий хлам. Кое-кто сравнил бы ее со старьевщицей, но я вижу в ней художника. Ее дом завален сломанным барахлом, из которого она при помощи неопренового клея мастерит странные композиции. Выглядят они уродливо, но я должна признаться, что никогда в жизни не видела ничего более впечатляющего. Так вот, нынче утром она заманила меня к себе. Я помогла ей дотащить сегодняшний улов: газеты, пластиковые бутылки, жестянки из-под пива, автобусные билеты, пакеты из-под чипсов и немного окурков. Брр! Мы принялись раскладывать все это богатство на кухонном столе, и тут она вдруг заговорила о моей матери. Для меня не было новостью, что она знала ее еще девчонкой, как, впрочем, и остальных моих родственников, – дом, в котором я живу, принадлежал моим деду с бабкой, а до них – прадеду с прабабкой. Я думала, она в очередной раз заведет рассказ о том, что мне и так давно известно, но ничего подобного. Одетта сообщила мне об одном чрезвычайном происшествии, случившемся здесь пятьдесят четыре года назад. Вот почему я сегодня с самого утра немного не в себе. Пишу вам об этом в самом конце – прежде чем сказать, о чем речь (если это вам интересно), я должна произвести кое-какие изыскания в муниципальном архиве и местной библиотеке и убедиться, что Одетта ничего не напутала. Примусь за работу завтра же. Это будет настоящее расследование, как в романе!

Заканчиваю саспенсом и рецептом чудодейственной настойки, которая избавит вас от ломоты в спине: хвощ полевой, черная смородина, листья дуба и цветки ромашки аптечной; берете по 50 граммов каждого растения, перемешиваете и завариваете кипятком. Попробуйте! Обещаю, почувствуете себя заново рожденным! А если вы все-таки хоть немножко веруете, прочитайте молитву святой Аделине – покровительнице скрюченных писателей. Проверено!

Обнимаю! Смотрите, ничего себе не сломайте!

10 марта 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Дорогая удивительная Аделина!

Утром пошел снег. Настоящий густой снег – валит и валит. Кстати, вот она, еще одна причина считать, что жизнь прекрасна! Я их вам задолжал девять и буду выдавать по чуть-чуть, как из пипетки. Эта у нас третья по счету. Первая, напомню, заключалась в том, что мы с вами подружились (это ваши слова!), а вторая – в том, что вам в этой жизни еще предстоит пару сотен раз надорвать живот от смеха (кстати, я никогда не обещал, что буду смешить вас лично, – с моей стороны это было бы бахвальством!). Третья – это снег. Вы просыпаетесь утром, смотрите за окно, а там – белым-бело: белые дома, или тротуары, или деревья, или кровли заводских зданий – неважно. Итак, одна из причин верить, что жизнь прекрасна, состоит в возможности однажды утром сообщить тому или той, кто еще не встал с постели, или хотя бы самому себе, если больше некому, эту новость, умещающуюся в два коротких слова: «Снег пошел».

Вы правы, я хорошо помню, что 28 октября 2010 года был четверг. Я остался один в своем большом доме ровно в 21:15, и с тех пор ничего не изменилось. Но начну с самого начала, иначе вы ничего не поймете.

Осенью 2002 года меня пригласили на книжную ярмарку в Брив-ла-Гайярд. Я тогда только выпустил свой восьмой роман, «Отклонение», – к слову сказать, не самый лучший (если вы его не читали, то и не читайте), но, поскольку в предыдущие годы участвовал в подобных мероприятиях не так уж часто (как вы догадываетесь, хвастать было особенно нечем), народу возле моего стенда толпилось изрядно. Помню, с какой неловкостью я смотрел на соседа, сидевшего напротив невысокой стопки экземпляров своего дебютного романа. Люди его вообще не замечали. Во время автограф-сессий мне довелось пережить два вида испытаний: когда читатель валит валом и когда нет ни одного, и я не знаю, какое из них хуже. Ближе к вечеру волна чуть схлынула, ко мне подошла женщина и протянула «Туманный замок» в твердом переплете и жалком состоянии – было сразу видно, что книгу читали и перечитывали. Я поднял на нее глаза и увидел солнце.

Всю нижнюю половину ее лица занимала улыбка. Она была брюнеткой. Я люблю брюнеток с той же страстью, с какой Хичкок любил блондинок (даже моя норвежка была брюнеткой!). Женщина сказала, что это ее любимый роман (как и ваш). Я поблагодарил ее и спросил, как ее зовут. «Вера», – ответила она. Она говорила с легким иностранным акцентом, но я не мог понять, с каким именно. «Вере с ее улыбкой, в память о нашей встрече в Бриве, дружески», – написал я и поставил автограф, после чего протянул ей книгу. «В котором часу вы заканчиваете?» – спросила она. Я сказал, что не знаю, часов в семь наверное. И подумал, что она волнуется за подругу, которая может не успеть прийти за автографом. Оказалось, ничего подобного. «Приглашаю вас выпить со мной кофе, – сказала она. – Или пива, или еще чего-нибудь». В подобных случаях я обычно отвечаю, что это, к сожалению, невозможно, так как я уже приглашен в другое место. Но тут мои губы почему-то сами произнесли: «Почему бы и нет?» Она назвала мне адрес ближайшего кафе и удалилась. Я заговорил со следующим посетителем, а сам смотрел ей вслед, понимая, что со спины она не менее привлекательна, чем с лица (я неравнодушен к женским округлостям – тем, что ниже талии). В 19:15 мы сидели друг напротив друга за маленьким столиком соседнего кафе и – для затравки – говорили о литературе, в том числе о «Туманном замке». Разумеется, она вспомнила знаменитую сцену на бойне, но не только ее, а еще одну, не такую живописную – ту, в которой священник и пожилая дама едут в ночном автобусе и ведут диалог; замечу, что этот отрывок вызывает во мне наибольшую авторскую гордость. Полчаса спустя она уже знала, что у меня шестеро детей и что я развелся со своей норвежкой; я узнал, что у нее детей трое, что ей 45 лет, что она живет в Тулузе и «пока замужем, но». Мы заказали еще что-то, потом еще – я даже не помню, что именно мы пили. Я бы согласился глотать теплую воду, лишь бы подольше оставаться с ней. В 21:00 у меня зазвонил телефон. Меня ждали на ужин с издателем и коллегами-писателями. Я предложил Вере отправиться со мной – скажу, что она моя давняя знакомая, с которой мы случайно столкнулись на книжной ярмарке. Она засмеялась: «Тогда нам придется перейти на ты?» А что тут такого? Мы не испугались и сделали этот шаг. Затем мы принялись спешно выдумывать себе общее прошлое. Это было ужасно весело и действовало возбуждающе. За ужином эта игра захватывала нас все больше. Я смотрел на нее, слушал ее голос, а в голове у меня все громче звучал насмешливый шепоток: «Парень, ты влип!»